Пиранези - Сюзанна Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предметный Указатель
Запись от Восьмого дня Восьмого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Обыкновенно я дополняю Указатель к Дневникам примерно раз в две недели. Это лучше, чем дополнять его сразу. По прошествии времени легче отличить существенное от мимолетного.
Сегодня утром я взял Дневник, Указатель и сел, скрестив ноги, на Плитах Второго северного Зала. Очень много всего произошло с тех пор, как я последний раз этим занимался. Я добавил рубрику:
Пророк, появление: д. 10, с. 148–152
Потом я добавил рубрику:
Пророчества о явлении 16: д. 10, с. 151–152
Затем я прочел, что Пророк сообщил о личности Мертвых, и добавил рубрику:
Мертвые, некоторые предположительные имена: д. 10, с. 149, 152
Я начал вносить отдельные имена. Под буквой «И» я написал:
Итальянец, молодой, смазливый: д. 10, с. 149
Я наполовину вписал имя Стэна Овендена (на букву О), когда внезапно заметил рубрику выше:
Овенден, Стэнли, ученик Лоренса Арн-Сейлса: д. 21, с. 154. См. также Исчезновение Маурицио Джуссани: д. 21, с. 186–187
Я был ошеломлен. Вот он. Стэнли Овенден. Уже в Указателе. Однако имя, когда Пророк его произнес, не показалось мне знакомым.
Я перечитал рубрику.
И замер. Я понимал, что вижу нечто очень странное. Однако странное было настолько странным, настолько не укладывалось в голове, что я не мог это осмыслить. Я видел странность, но не мог о ней думать.
Д. 21.
Дневник № 21. Почему я так написал? Чего ради? Это полнейшая бессмыслица. Сейчас я пишу в Дневнике № 10 (как уже упоминал). Нет никакого Дневника № 21. Возможно, и не будет. Что это может означать?
Я проглядел остальную страницу. Почти все рубрики относились к Обитателю Дома Другому. Их было очень много, что неудивительно, поскольку он единственный человек, кроме меня — а также, разумеется, Пророка и 16, но о них мне почти ничего не известно. Посмотрел я и более старые рубрики. Они были такие же странные, как та, что относилась к Стэнли Овендену. Пытаясь в них вчитаться, я ощутил то же нежелание воспринимать увиденное глазами; однако я принудил себя думать о том, что вижу перед собой.
Оркни[11], планы на лето 2002: д. 3, с. 11–15, 20–28
Оркни, археологические раскопки: д. 3, с. 30–39, 47–51
Оркни, Несс Бродгара[12]: д. 3, с. 40–47
Ошибка наблюдения: д. 5, с. 134–135
О’Кифф, Джорджия[13], выставка: д. 11, с. 91–95
Особый путь в психиатрии, см. Р. Д. Лэйнг[14]
Особый путь в философии: д. 17, с. 19–32; см. также Дж. У. Данн[15] (сериализм), Оуэн Барфилд[16], Рудольф Штайнер[17]
Особый путь мысли, отношение к нему в различных системах знаний и верований: д. 18, с. 42–47
Обобществление авторского творчества, см. фанфикшен
Особый путь в искусстве и его отражение в «Постороннем» Колина Уилсона:[18] д. 20, с. 46–51
Особый путь в математике:[19] д. 21, с. 40–44; см. также Сриниваса Рамануджан[20]
Особый путь в живописи:[21] д. 21, с. 79–86
Здесь тоже упоминались несуществующие Дневники! Номера 11, 17, 18 и 20. Дневники 3 и 5, разумеется, существовали, так что с этими рубриками все было в порядке. Только… только… Чем больше я на них смотрел, тем больше подозревал, что они относятся не к моим Дневникам 3 и 5, а к каким-то другим. Рубрики были написаны незнакомой мне ручкой — с более жидкой пастой и более тонким кончиком, чем у моих. Да и почерк, хотя безусловно мой, слегка отличался от нынешнего. Он был круглее, размашистей — почерк более молодого человека.
Я пошел в северо-восточный угол и вскарабкался на Статую Ангела, застрявшего в Розовом Кусте. Достал коричневую кожаную сумку. Вытащил все мои Дневники. Их было девять. Всего девять. Я не обнаружил еще двадцать Дневников, про которые отчего-то начисто позабыл.
Я дотошно осмотрел Дневники, обращая особое внимание на обложки и нумерацию. Дневники у меня черные, я нумерую их белой гелевой ручкой в нижней части корешка. К своему изумлению, я обнаружил, что у первых трех Дневников номера раньше были другие. На их корешках стояло 21, 22 и 23, потом кто-то соскоблил начальную двойку, так что получилось 1, 2, 3. Отскрести ее до конца не удалось (гелевая паста плохо стирается), так что угадывались призрачные очертания цифры.
Некоторое время я сидел, пытаясь это осмыслить, но так ни до чего и не додумался.
Если Дневник № 1 (мой Дневник № 1) был изначально Дневником № 21, то в нем должны быть две записи о Стэнли Овендене. Я взял Дневник и открыл на странице 154. Тут и впрямь была запись, датированная 22 января 2012 г. и озаглавленная: «Биография Стэнли Овендена».
Стэнли Овенден. Родился в 1958 г. в Ноттингеме, Англия. Отец, Эдвард Фрэнсис Овенден, владел кондитерской. Имя и профессия матери неизвестны. Изучал математику в Бирмингемском университете. В 1981 г. поступил в аспирантуру. Тогда же побывал на лекции Арн-Сейлса из знаменитого цикла «Забытое, лиминальное, трансгрессивное и сверхчувственное»[22]. Вскоре после этого Овенден бросил математику и начал работать над диссертацией по антропологии в Манчестерском университете (научный руководитель — Арн-Сейлс).
Здесь запись заканчивалась, так что я открыл страницу 186. Запись на ней была озаглавлена: «Исчезновение Маурицио Джуссани».
Летом 1987 г. Лоренс Арн-Сейлс снимал деревенский дом под названием «Казале дель Пино» в двадцати километрах от Перуджи. С ним отправились любимые ученики (ближайший круг): Овенден, Баннерман, Хьюз, Кеттерли и Д’Агостино.
Почти сразу внутри группы начались трения. Арн-Сейлс крайне болезненно реагировал на любые замечания или вопросы, в которых видел недостаточную преданность его «великому эксперименту». Он тут же обрушивался на собеседника, припоминая все его недостатки и как человека, и как ученого. Соответственно, ученики по большей части дипломатично молчали, однако Стэн Овенден, который всегда отличался некоторой социальной глухотой, по-прежнему высказывал сомнения касательно их общей работы. Когда Тали Хьюз попыталась защитить Овендена от нападок Арн-Сейлса, ей тоже крепко досталось. Атмосфера в «Казале дель Пино»[23]
