Пиранези - Сюзанна Кларк

я владею, охватывают пятилетний промежуток. Где мои Дневники за предшествующую жизнь? И что я делал в те годы?

Вчера я думал, что никогда больше не захочу читать записи в своих Дневниках. Я воображал, как бросаю все десять Дневников и Указатель в бушующий Прилив. Воображал, насколько легче мне от этого станет. Сегодня я понимаю, что есть смысл внимательно изучить мои Дневники — даже безумные записи. Может быть, их особенно. Во-первых, я всегда хотел больше знать о людях в Мире, и Дневники, при всей своей невразумительности, могут содержать подлинные сведения о них, пусть даже изложенные очень странно. Во-вторых, мне нужно больше узнать о моем безумии, понять, что его вызывает и как уберечься от него в будущем.

Быть может, изучая прошлое на страницах Дневника, я сумею во всем этом разобраться. Пока же важно иметь в виду, что чтение Дневника само по себе выводит меня из душевного равновесия, вызывает мучительные чувства и жуткие мысли. Надо проявлять осторожность и читать маленькими порциями.

И Пророк, и Другой утверждали, что сам Дом вызывает безумие и забывчивость. Оба они — ученые и люди острого ума. Если два непререкаемых авторитета говорят одно, мне следует согласиться с их выводами. Дом — причина того, что я так много всего забыл.

Веришь ли ты Дому? — спросил я себя.

Да, — ответил я себе.

И раз Дом стирает твои воспоминания, значит у него есть на то причины.

Но я их не понимаю.

Не важно. Ты — Возлюбленное Дитя Дома. Утешься этим.

И я утешился.

Сильвия Д’Агостино

Запись от Двадцатого дня Восьмого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Мне очень интересно узнать о людях, которых упомянул Пророк, так что я решил начать свои изыскания с Сильвии Д’Агостино и бедного Джеймса Риттера. Однако я не стал сразу искать их в Дневнике. В соответствии с моим планом лучше заботиться о себе, я отложил чтение Дневника на полторы недели. Это время я провел за обычными, успокаивающими занятиями: ловил рыбу, готовил суп, стирал одежду, сочинял музыку для флейты, которую сделал из лебединой кости. Наконец сегодня утром я принес Дневники и Указатель в Пятый северный Зал. Здесь стоит Статуя Гориллы, и я надеюсь, что она придаст мне сил.

Я сел, скрестив ноги, на Плиты напротив Гориллы. Открыл букву «Д» в указателе. И действительно нашел рубрику:

Д’Агостино, Сильвия, ученица Арн-Сейлса: д. 22, с. 6–9

Я открыл страницу 6 Дневника № 22 (моего Дневника № 2).

Биография Сильвии Д’Агостино

Родилась в 1958 г. в Лите, Шотландия. Отец — Эдуардо Д’Агостино, поэт.

На фотографии женщина чуть андрогинной внешности, привлекательная, даже красивая, с темными бровями, темными глазами, выразительным носом и сильным подбородком. У нее были густые темные волосы, которые она обычно стягивала на затылке. Согласно Ангарад Скотт[25], Д’Агостино не стремилась соответствовать обычным представлениям о женственности и не особо заботилась, что на ней надето.

В ранней юности Д’Агостино как-то сказала подруге, что хочет изучать в университете смерть, звезды и математику. Однако Манчестерский университет не предлагал такого курса, поэтому она ограничилась математикой. В университете она столкнулась с Лоренсом Арн-Сейлсом и его лекциями; эта встреча определила всю ее дальнейшую жизнь.

То, что Арн-Сейлс говорил о проблесках иных миров и единении с сознанием древних, отвечало ее космическим чаяниям, устремлению к «смерти и звездам». Защитив диплом по математике, она перевелась на кафедру антропологии и продолжила учебу под руководством Арн-Сейлса.

Д’Агостино стала самой верной его ученицей и последовательницей. Он отвел ей комнату у себя в доме в Уэлли-Рейндж[26], где Д’Агостино исполняла обязанности бесплатной экономки и секретарши. У нее был автомобиль (Арн-Сейлс не умел водить машину), и Д’Агостино возила его по любым делам, в том числе субботними ночами на Кэнал-стрит[27], где он снимал молодых людей на ночь.

В 1984-м она защитила диссертацию, однако не стала искать научную или преподавательскую должность, а перебивалась низкоквалифицированной работой, чтобы по-прежнему целиком посвящать себя Арн-Сейлсу.

Д’Агостино была единственным ребенком в семье и очень любила родителей, особенно отца. В середине 80-х Арн-Сейлс велел ей порвать с родителями. По словам Ангарад Скотт, это была проверка ее верности. Д’Агостино выполнила требование и больше с ними не виделась.

Ангарад Скотт называет Д’Агостино поэтом, художником и кинорежиссером и приводит список журналов, в которых публиковались ее стихи: «Арктур», «Вдребезги» и «Кузнечик». (Мне пока не удалось разыскать ни одного экземпляра этих журналов.) Редактор «Кузнечика», Том Тичуэлл, дружил с Эдуардо Д’Агостино. Он (Тичуэл) поддерживал контакт с Сильвией и рассказывал о ней родителям.

Сохранились два ее фильма: «Луна-Лес» и «Замок». «Луна-Лес» — необычная атмосферная картина, высоко оцененная критиками и поклонниками за пределами узкого круга лиц, интересующихся Арн-Сейлсом. Двадцатипятиминутная лента снята на вересковых пустошах и в лесу под Манчестером на восьмимиллиметровую цветную пленку, но кажется почти монохромной: черные деревья, белый снег, серое небо и так далее — с редкими всплесками кроваво-красного. В фильме древний иерофант держит в страхе небольшую общину последователей: жестоко обращается с мужчинами и насилует женщин. Одна женщина пытается дать ему отпор. Чтобы наказать ее и продемонстрировать свою власть, иерофант творит заклинание. Женщина идет через ручей и наступает на отражение луны, а выйти из него уже не может — отражение ее держит. Подходит иерофант и бьет ее, беспомощную. Она по-прежнему не в силах двигаться. Оставшись одна, она просит березовый лес ей помочь. Березы хватают иерофанта и колют ветвями. Он не может двинуться и со временем умирает. Женщина освобождается из лунного отражения. В «Луне-Лесе» очень мало говорят, а то, что говорят, невозможно понять. Иерофант и женщина общаются на собственном языке, не имеющем ничего общего с нашим. Подлинный язык «Луны-Леса» — простые и четкие визуальные образы: луна, темнота, вода, деревья.

Второй сохранившийся фильм Д’Агостино еще более странный. Он не имеет названия, но обычно его именуют «Замок». Он снят на полудюймовую видеокассету, и качество очень плохое. Камера движется по огромным помещениям, надо полагать, в разных замках и дворцах (это не может быть одно здание, оно было бы непомерно велико). Стены уставлены статуями, на полу повсюду лужи воды. Те, кто в такое верит, утверждают, что это съемки одного из иных миров Арн-Сейлса, возможно того, который он описал в своей книге «Лабиринт» (2000). Другие пытались установить места съемок и таким образом доказать, что фильм снят в нашем мире, однако до