3 главных вопроса. Семейное счастье - Андрей Курпатов

Но если женщина сама такую позицию принимает, сама не делит в своей голове секс и дело и в вопросах дела хочет продолжать чувствовать себя женщиной, то это ее собственный личный выбор. И если она его делает, то потом не надо говорить, что он там какой-то тиран, и сокрушаться трагически. Он не тиран, он в такой ситуации мужчина, потому что женщина сама как партнер самоустранилась.

Однако же, если женщина умеет и готова брать на себя ответственность, принимает не формальное, а фактическое и, главное, – продуктивное участие в решении деловых вопросов семьи, она уже автоматически перестает быть «второй». Она становится равной среди равных. Но это разделение – секса и семейной жизни – должно быть произведено. И произойти это должно внутри ее головы: тут мы мужчина и женщина и, соответственно, сексом занимаемся, а тут у нас деловые вопросы, у нас корпорация и должны быть результаты – финансовые, статусные, эмоциональные, моральные и психологические.

Это надо делать внутри собственных голов! И делать целенаправленно, понимая, что происходит и зачем. Тогда и в постели все будет замечательно, и жизнь из череды виртуальных унижений (в которые женщина нередко сама вкатывается, снимая с себя всякую ответственность за то, что происходит в ее браке) превращается в работу команды, которая работает на результат, борется не друг с другом, а с разрушающей все энтропией окружающей среды.

Так называемое «зло»

Один из моих любимейших ученых – Конрад Лоренц. Большую часть своей жизни он прожил в Вене, работал и преподавал в Венском университете, а свою Нобелевскую премию получил за изучение психологии животных. Впрочем, хоть и изучал Лоренц животных, но все время – с прицелом на человека. Ряд его открытий вызывает настоящий восторг. В их числе в первую очередь те, что связаны с открытиями в области такого психического феномена, как агрессия.

««Зол» ли лев, убивающий ради собственного пропитания антилопу?» – задается вопросом ученый. И что это в сравнении, например, с супружеским убийством, каковых в России–матушке чуть не каждое третье? Ведь по большому счету лев просто реализует свое пищевое поведение – он хищник, он не злится, он не ненавидит, он просто кушает. А супруги, которые ненавидят друг друга до такой степени, что действительно могут друг друга убить… Это другая история.

Да, есть большая разница между агрессией, которая является частью некой естественной потребности, и агрессией – как «выношенным злом».

Вообще говоря, картина агрессии – ее природы и свойств, если смотреть на это дело изнутри, а не поверхностно, – представляется очень сложной. Вот, например, вы забиваете в стену гвоздь. Агрессия в этом акте несомненно присутствует, но это не зло, а просто часть некого дела. А вот другой пример: один человек убивает другого в рамках «допустимой самообороны». Но он это делает от ужаса, пытаясь сохранить свою жизнь. А вот расчетливое «заказное» убийство… А вот одна корпорация пожирает другую… Тут ведь тоже агрессия. А вот уже работник птицефермы или животноводческого предприятия, умерщвляющий какую-нибудь курочку, свиночку или барашка… А вот убийство из личной неприязни, из ревности, в рамках архаичного закона кровной мести…

Все очень сложно: агрессия – штука темная в прямом и переносном смысле этого слова. И Лоренц, чтобы разобраться во всем этом безобразии, предложил прежде всего разделить межвидовую и внутривидовую агрессию. То есть, с одной стороны, некие агрессивные действия в отношении представителей другого вида (лев и антилопа, человек и комар), а с другой – те же агрессивные действия, но в отношении сородича.

На первый взгляд может показаться, что природа (если она, конечно, в своем уме) не могла придумать внутривидовой агрессии, потому как это какая-то ерунда страшная – зачем с таким трудом плодиться, чтобы потом изничтожать тех, кто наплодился. Но это поверхностный взгляд. На самом деле у внутривидовой агрессии много важных функций. Возьмем для примера самую простую.

Допустим, что некий вид не знает, что такое внутривидовая агрессия, и для него существует категорическое табу на уничтожение себе подобных. Что из этого выйдет? А выйдет следующее – животные будут размножаться и не будут расселяться. Ну и действительно, зачем съезжать от родственников, если тебе с ними и так – счастье–счастье? Нет, съезд не состоится. И вот в рамках определенной ограниченной жилплощади (ареала обитания) образуется гигантская масса жильцов.

Все друг друга любят, всё вроде бы хорошо. Но существует две опасности. Первая: стихийное бедствие – раз, и весь ареал затопило, сожгло, заморозило. А звери-то наши не расселялись, других ареалов обитания не заняли, и, соответственно, всему виду – каюк, до свидания. Вторая опасность: недостаток пищи – все съели там, где находились, а новые просторы не освоили ну и поумирали с голоду. Разумеется, природа не может допустить ничего подобного, а потому и заложила в нас то, что называется внутривидовой агрессией. Теперь мы сии плоды и пожинаем…

Под действием внутривидовой агрессии мы ссоримся и разъезжаемся кто куда. Вроде бы плохо это, но таким образом мы, во–первых, осваиваем новые ареалы обитания, а потому нам уже не угрожает в такой мере, как раньше, риск преставиться всем видом разом в результате какого-нибудь стихийного бедствия. А во–вторых, еды хватит на всех – мы с этой поляны ушли, нашли себе другую, теперь у нашего вида целых две поляны, а от двух коров, как известно, молока в два раза больше. Вот вам и очевидные выгоды внутривидовой агрессии.

Но то, что хорошо для вида, не так хорошо для группы (то есть малой части этого вида). Вот птички, к примеру, вроде бы твари Божьи, а свой выводок вскормили, да из гнезда попросили – выметайтесь, мол, подобру–поздорову. Если потом какому-нибудь отпрыску вздумается в это гнездо вернуться, его ожидает яростный отпор разгневанных родителей. И поубивать могут – заклюют, и ничего-то у них не дрогнет. Ужас, конечно, и деспотизм, но такова природа – надо расселяться, надо образовывать новые «поселения». Внутривидовая агрессия…

И, как это часто бывает, то, что хорошо для зверя, для человека – смерть. Потому что внутривидовую агрессию никто не отменял, но так у нас сложилось, что единственная оправдавшая себя форма сосуществования двух людей разного пола – это брак, то есть относительно постоянное совместное житье. И вот вам внутривидовая агрессия – и на тебе с локтя, и коленом, и ногой под дых. Весело, ничего не скажешь.

Примечание: «Добрый–добрый доктор!»

Справедливости ради надо отметить, что первым в научном мире природную связь любви и агрессии установил не Лоренц, а еще «добрый» доктор Фрейд. Природа, по Фрейду, заперла человека между двумя инстинктами – сексуальным и агрессивным (Эрос и Танатос). Борьба этих инстинктов – и есть человеческое существование. Так сказал Фрейд, и скандал из этого пассажа, надо вам сказать, вышел огромный! Никто Фрейду не хотел верить, так что даже последние ученики доктора, заслышав такие тексты, разбежались, а сам он заработал себе славу «великого метафизика» и столь же «великого пессимиста».

При этом Фрейд, конечно, был прав, но только по сути, а не по форме. У агрессии есть вполне понятные механизмы, ясная внутренняя механика. И любви агрессия не противоположна. Просто есть два центра в мозгу, и каждый включается от своего инициирующего агента. И иногда так получается, что один и тот же агент (например, человек) может разными своими «частями» активизировать работу и того и другого центров. В результате возникает такая ситуация, что по вопросу эротическому у нас все замечательно срастается, но и агрессия – также провоцируется и выходит на свет божий.

Фрейд же утверждал, что все поведение человека является результатом напряжения между желанием любить и желанием убивать. И это не совсем правильно. Хотя зачастую агрессию, которую у нас по каким-то причинам вызывает любимый человек (например, потому что он нас бросает), из-за любви к нему мы не в силах проявить. Она как бы запирается внутри, и люди что делают?.. Совершают попытку суицида, то есть направляют агрессию на самих себя. Хотелось бы им, конечно, убить того, кто их бросил или не ответил взаимностью, но любовь или привязанность мешают, и агрессия идет не на такого «обидчика», а внутрь. Бедный, бедный Вертер…

Впрочем, в отличие от Фрейда, Лоренц может быть признан перворазрядным оптимистом. Что удалось установить исследователю? Он наблюдал за поведением рыб и пернатых, крыс и волков, овец и мартышек и всюду находил один и тот же механизм «разрядки» внутривидовой агрессии. Всякий раз, когда в супружеской паре животных зарождается агрессия, происходит загадочное явление: супруги не понарошку «наезжают» друг на друга (проявляют внутривидовую агрессию), но в самый ответственный кульминационный момент один из них вдруг «сливает» всю свою агрессию на «третье лицо». В буквальном смысле этого слова – отворачивается от партнера и изливает агрессию в сторону, на окружающих.

Этот феномен получил название «переориентации агрессии». Однако его можно использовать как во зло, так и во благо. Все вы хорошо знаете, что можно разозлиться на супруга, а потом отвесить подзатыльник ребенку – это «переориентация агрессии». Там зарядились, тут выстрелили. Не самый удачный вариант… Но в природе все имеет свой смысл. Когда животное «сливает» свою агрессию на «третье лицо», этим оно защищает «лицо первое». Нужно ли защищать супруга от действий отпрыска, если, конечно, сыночек не стал еще преступником–рецидивистом? Вряд ли. Но разве его не от чего защищать? От бедности и болезней, от хандры и усталости, от собственных наших недостатков, в конце концов! Вот они – «третьи лица», на которых мы можем «сливать» что угодно и в каких угодно количествах!