Война HAARP-2 - Василий Головачев

– Собирались сегодня в Кострому.

– Чего в Кострому?

– Вообще-то едем в Русиново, к Дуниным родичам, но решили заехать и в Кострому.

– А на родину не хошь заехать?

Афанасий с Дуней переглянулись. Она кивнула.

– Заедем, если надо.

– Меня отпустили на пару дней в Судиславль, просил хозяйство проверить, кое-что забрать хочу, в баньку к Мишке напрошусь, да и вообще распоряжения дам по дальнейшему уходу.

– Значит, возвращаться к прежнему образу жизни ты не планируешь.

– Планирую, но позже, так захватишь с собой?

– В любое время, когда скажешь.

– Да чего мне собираться, кожушок накинул и в путь. Когда вы хотели выезжать?

– Часов в десять.

– В Чкаловский не по пути?

– Заедем, бешеной собаке сто вёрст не крюк.

– Узнаю родственные речи, – хрюкнул дед с удовлетворением. – Запоминай адрес: улица Зелёная, одиннадцать. Подъедешь – позвони, моя хоромина на территории заведения, мы выйдем.

– Мы?

– Да охранника ко мне приставили, – с досадой сказал Геннадий Терентьевич, – иначе не отпускают. Уместимся? Молодой парнишка.

Дуня кивнула.

– Хорошо, не переживай, люди заботятся о великом изобретателе, ты же главный по нашим тарелочкам.

Пахомов выключил телефон, развёл руками:

– Честное слово, я не хотел…

Дуня прижала пальчик к его губам.

– Я ничего не имею против твоего дедули, он хороший человек, мы его все уважаем. Собираемся?

– Да! – сказал Афанасий, целуя любимую.

В принципе долго собираться не пришлось. Дуня заранее приготовила личные вещи, осталось только присоединить одежду и обувь по погоде да позаботиться о питье и бутербродах на дорогу.

Снесли сумки в «Ниссан». В начале одиннадцатого выехали из Королёва, в половине первого были в Чкаловском, наблюдая, как на военном аэродроме слева садятся самолёты. Подъехали к дому номер одиннадцать, а точнее, к огороженной высоким забором территории с комплексом зданий, которые принадлежали Министерству обороны и назывались, как знал Афанасий, «закрытым объектом номер шестьдесят семь», или «Технотроном». Здесь же располагалась и лаборатория, в которой работал теперь дед.

Он вышел ровно в час, одетый в чёрную зимнюю парку с капюшоном. Рядом с ним шагал скромно одетый молодой человек с чубчиком, загорелый, симпатичный, на лице которого застыло стеснительное выражение. У него был нос пуговкой, крутой лоб и прозрачно-серые глаза. С виду телохранитель Геннадия Терентьевича не производил впечатление крутого спеца, но Афанасий заметил, как он идёт, упруго и раскованно, как несёт сумку и держит тело, и понял, что перед ним боец высокого класса.

– Вот, знакомьтесь, – подошёл к машине изобретатель неймса, обнял вышедшего внука. – Степан.

Парень кивнул, бросив на Афанасия оценивающий взгляд; в этом взгляде было столько профессионального опыта, внимания и сосредоточенности, что Афанасий абсолютно укрепился в правильности своего восприятия.

– Афанасий. – Рука парня оказалась сухой и твёрдой, как деревяшка. – А это Дуня.

Девушка, раскрасневшись, – она тоже вылезла из кабины, – разулыбалась.

– Ну и хорошо, – приобнял её Геннадий Терентьевич, – выглядишь божественно! Поехали, что ли?

Таким образом они и оказались на родине, поменяв планы, но нисколько не пожалев о потере времени, так как и Афанасий, и Дуня не отпускали память о детстве, проведенном на окраине Судиславля.

Впрочем, уже позже Афанасий пожалел-таки о посещении дедова дома, хотя и по другой причине. А пока они с радостными воспоминаниями устроились в доме – приехали к пяти часам вечера, ещё засветло – и пошли в гости к дяде Мише, родному дядьке Дуни, встретившему их с радостно-удивлёнными объятиями, потому как он вовсе не ждал племянницу, да ещё и с мужем. А узнав, что приехал и Геннадий Терентьевич, дядя Миша и вовсе растрогался.

– Мою дивизию! Он же мне как брат родной, пойду потискаю! Санька Вавин баньку затопил с обеда, как знал, что вы приедете, так ты забеги к нему.

Дуня и Афанасий переглянулись.

– Пойдём прямо сейчас? – предложил он.

– Нет, вечером, – не согласилась она. – Дай мне оглядеться, по двору пройтись, я же здесь всю жизнь прожила, сердце сжимается.

– Хорошо, тогда я пойду к деду, тоже похожу по двору, вдохну запахи прошлых удовольствий. Если что – звони, а я подойду часам к семи.

Дуня поцеловала сговорчивого мужа, и он ушёл в прекрасном настроении, совершенно забыв о том, что живёт в непредсказуемом мире.

Сначала завернул к Вавиным, поздоровался с Александром Васильевичем, обнял Шурочку, вкусно пахнущую свежим хлебом; недавно Вавины построили на своей территории махонькую пекарню. Отпускать его не хотели, пришлось вкратце рассказать им о своём житье-бытье в Королёве. Пообещав к семи прийти в баньку, он добрался-таки до своего старого дома и встретил телохранителя деда.

– Стёпа, как дела?

– Нормально, устроился, – доложил молодой человек, прогуливаясь вдоль забора. – Дом у вас приятный, буду спать в малой спальне… если не помешаю.

– Не помешаешь. Где служил?

– Да где я только не служил, – уклончиво ответил телохранитель деда. – Кавказ, Белоруссия, Прибалтика.

– Украина?

– Новороссия.

– Разведка? ДРГ?

Степан стеснительно улыбнулся, и Афанасий понял, что парень, скорее всего, был бойцом диверсионно-разведывательной группы, выполнявшей особые задания руководства ГРУ за рубежом.

– Тебе сколько стукнуло?

– Двадцать девять.

– Тю, так мы практически одногодки! А выглядишь ты как студент-ботаник.

– Это плохо?

– Это хорошо. Никто не будет брать тебя в расчёт. Ну, осматривайся. – Афанасий прошёл в дом.

Уже смеркалось, когда он выбрался во двор и нашёл деда вместе с дядей Дуни в любимом сарае.

Геннадий Терентьевич копался в своих шкафчиках, перекладывал какие-то инструменты, детали, самоделки, дядя Миша тараторил, рассказывая последние местные новости.

– Семёныч тележку самоходящую сотворил, хвастает – скоро на ней на Марс полетит. Людка, дочка Вовки Чемериса, замуж собралась.

– Так она ж вроде уже была замужем?

– Так что? В четвёртый раз собирается, нравится ей свадьбы играть.

– За кого? – невнятно спросил Геннадий Терентьевич, чихая.

– За какого-то минижера из Костромы, видный такой, пузатый только.

– Может, менеджера? – весело поправил Михаила Афанасий.

– Да бог его ведает, может, и менеджера, – махнул рукой сухонький белобрысый Ходченков. – Сейчас таких профессий понавыдумывали, что не выговоришь.

– Мерчандайзер.

– Во-во, дайзер, туды его в качель. А правда, Афоня, что в Москве машины без водителя ездят?

– Пока ещё нет, – засмеялся Афанасий. – Хотя уже близок час, когда поедут автомат-такси. Нынешние новые авто снабжаются особой компьютеризированной системой «кар‑2‑кар», анализирующей обстановку на дорогах и предупреждающей столкновения. Машина сама тормозит, поворачивает, останавливается, паркуется, если надо, связывается с другими авто по вай-фай. А в «Мерседесы» вообще встраиваются автопилоты. Система называется «Стиринг Ассист»[8], она позволяет компьютеру миновать пробки по заданному маршруту и работает на скоростях до ста сорока километров в час. Так что недалеко уже до полной автоматизации движения.

– А в твоей машине этот «ассис» есть?

– Нету, «Скарабею» моему четыре года, тогда ещё компы были попроще. Дед, когда в баню пойдёшь?

– После ужина.

– У нас поужинаете, – заспешил дядя Миша.

– Нет, Вавины обидятся, они нас пригласили, причём всех, и вас тоже. Шурочка уже оккупировала кухню, готовит что-то вкусное.

– Ладно, я только за.

Афанасий вышел в огород, заметил аккуратно проведенные грядки – остался ряд капусты, столкнулся со Степаном, задумчиво разглядывающим забор вокруг участка Геннадия Терентьевича, дом и пристройки. Забор был старый, дощатый, потемневший от времени и непогоды, и выглядел жалко. Любую его доску можно было легко вышибить толчком ладони.

Они переглянулись.

– Не крепость, – показал свою специфическую улыбку телохранитель.

– Это уж точно, – согласился Афанасий, бросив критический взгляд на щели в заборе; внезапный порыв холодного ветра – в почти полном безветрии, погода стояла октябрьская, чисто осенняя, промозглая, сырая, но ветра не было – заставил его поджаться.

Но он постарался выглядеть уверенно-оптимистичным.

– Здесь все так живут – открыто. Но если что заметишь…

– Обязательно, товарищ полковник.

Афанасий, повернувшийся, чтобы уйти, не удержался от любопытства: