Палермские убийцы - Леонардо Шаша

23

Не без оснований (франц.).

24

«Сицилийские официальные ведомости» (о позиции и о стиле которых можно прочесть остроумнейшие замечания в труде Раффаэле Де Чезаре «Конец одного царствования») не скрывали своего ликования: «По-видимому, заговор распространился на весь Остров, объединив пробурбонское и мадзинистское движения».

25

Партия действия выступала в 1859–1860 гг. под лозунгом «Италия и Виктор-Эммануил», крайним крылом этой партии была оппозиция, так называемые «непримиримые республиканцы». Автономистская партия Сицилии требовала независимости Острова.

26

19 июля 1862 г. Гарибальди высадился на Сицилии, чтобы подготовить экспедицию против папского Рима. Переправившийся затем на континент отряд Гарибальди, к которому примкнули многие сицилийцы, был 27 августа 1862 г. разбит у горы Аспромонте пьемонтскими войсками, преградившими ему путь на Рим.

27

Мюрат Иоахим (1767–1815) — наполеоновский маршал; был в 1808–1814 гг. неаполитанским королем. Потомки Мюрата неоднократно пытатались восстановить в Королевстве обеих Сицилий свою династию.

28

Небрежность, беспечность (франц.).

29

Спаньоло был убит в наши дни мафией, не без участия полиции.

30

Тринитарии — один из католических монашеских орденов.

31

Леон — крупная провинция в Испании.

32

Соледад — (исп.) «одиночество».

33

«Музыка молчащая, одиночество звучащее» — строка из стихотворения испанского поэта Антонио Мачадо (1875–1939).

34

Богоматерь Соледад, Пресвятая Дева Соледад, Мария Соледад (исп.).

35

Этот роман Верги (1881) повествует о бедственной участи рыбацкой семьи, которой приходится смириться с разорением, насилием, беззаконием.

36

Статут — конституция Объединенного итальянского королевства.

37

Перечисляются различные чужеземные династии, сменявшие друг друга в Королевстве обеих Сицилий, начиная со средних веков.

38

Революция января 1848 г. в Неаполитанском королевстве заставила короля Фердинанда II дать конституцию, по которой законодательная власть вручалась парламенту, состоящему из двух палат. После поражения революции в Неаполе в мае 1848 г. сицилийский парламент объявил независимость Острова, низложил Фердинанда II и избрал королем герцога Генуэзского. Но в сентябре 1848 г. армия Фердинанда II овладела Мессиной, а в апреле 1849 г. вступила в Палермо, и на Сицилии был восстановлен абсолютизм.

39

Бывший король неаполитанский Франческо II нашел убежище в Ватикане и при поддержке папы через своего министра Уллоа продолжал попытки реставрации бурбонской династии в Королевстве обеих Сицилий. Информация Раэли, поступавшая из первых рук — непосредственно от члена этого Комитета, который под руководством Уллоа заменял министерство по делам Сицилии,— была к тому же тщательно документирована. К первому донесению, например, прилагались инструкции, подписанные самим Уллоа, его письма, шифровальный код; к другим донесениям — письма, полученные шпионом из Рима. Однако уверения его в том, что он посвятил свою жизнь службе итальянскому королю, отнюдь не сочетались с бескорыстием в денежных делах. Деньги ему были нужны, он их просил, домогался. Нетрудно представить себе его положение, он был из тех младших сыновей квазиродовитой и состоятельной семьи, что жили на скромное содержание, завещанное отцом либо выделенное старшим братом,— содержание, которое они, побуждаемые обидами и злостью, не говоря уже о темпераменте, тут же растрачивали, не вылезая потом целый год из долгов. Это были, как правило, никчемные люди, если только они не избирали военную или духовную карьеру. Типичный персонаж в этом отношении — Микеле Пальмьери Миччике, коему посчастливилось встретиться со Стендалем, вследствие чего он удостоился подробного жизнеописания и тщательного психоанализа (смотри работы Пьера Мартино, Доминика Фернандеса, Массимо Колезанти, Клода Амбруаза и объемистую книгу Никола Чиннелы «Микеле Пальмьери Миччике», изданную в этом году издателем Селлерио в Палермо). Правда, Пальмьери написал два тома очень живых мемуаров и, кажется, никогда не опускался до сочинения докладов в полицию, ибо обладал идеей чести, которой старался оставаться верным, хоть и не всегда полностью в этом успевал.

40

Страху Раэли натерпелся изрядно еще и потому, что в Риме у него оставалась жена (римские «друзья» часто упоминают о ней в своих письмах к нему; она была почти заложницей). «Подумайте, — пишет он к Челестино Бьянки, — ведь в Риме приходится иметь дело со священниками и людьми, закоснелыми в подозрительности и коварстве»; предостережение, которое мы сегодня можем обратить к кое-кому из политических деятелей.

41

По нашему мнению, Карнемолла выполнил, по крайней мере в основных моментах, миссию, вверенную ему Комитетом. Оставим в стороне проблему, к тому же неразрешимую, о его обращении в бурбонскую «веру», хотя можно допустить, что когда автономистские надежды почти рухнули, этот «ярый автономист» мог с досады броситься в лоно бурбонской партии как крайней противоположности идее объединения страны. Мы полагаем, он не предал дела сторонников бурбонского дома по нижеследующей причине. В то время как Гарибальди завоевывал Сицилию, Карнемолла, по справедливому свидетельству Раэли, находился в Риме по личным делам: назначенный протоиереем Шикли в 1845 г. (согласно другому сицилийскому летописцу — в 1846 г.), в 1859 г. он был смещен. Поскольку Карнемолла оспаривал свое смещение, а решать это должен был папский престол, он поехал в Рим, чтобы на месте следить за ходом своей жалобы. Через год с лишним, когда дело было решено в его пользу, он возвратился в Шикли. Легко предположить, что такого решения (поистине благосклонного, если летописец из Шикли, который, будучи каноником, в этих делах разбирался, говорит, что назначение Карнемоллы протоиереем было со стороны епископа Сиракузского превышением власти) он добился ценой перемены своих политических взглядов. Таким образом, ему было бы невыгодно сразу же лишиться дружбы и покровительства, обретенных им с таким трудом во время своего длительного пребывания в Риме. Его предательство, из-за которого пострадали бы многие церковники и даже один кардинал, было бы немедленно наказано. Бездеятельность разочаровала бы, и тогда, будучи протоиереем в среде строптивого бурбонского духовенства и находясь в подчинении у полностью легитимистской и реакционной иерархии, он не мог бы вести ту легкую жизнь, какую вел до семидесяти шести лет. На его могиле можно прочесть следующую надпись: «Здесь покоятся останки настоятеля Джузеппе Карнемоллы. Он блистал остротой ума и ученостью не только в канонических, но и в светских науках. Последователь Анджело Д'Акуино на кафедре и перед алтарем, он достойно отправлял Святую Службу и оставил по себе долгую память». Вот и получается, что надгробные плиты иной раз глаголят истину, поскольку мы и ныне интересуемся его жизнью. Надо еще добавить, что после его предполагаемого пребывания в Палермо среди бенедиктинцев Монреале наблюдалось широкое пробурбонское движение, вероятно, в результате увещеваний кардинала Д'Андреа, чье послание привез Карнемолла.

Но поскольку все в этой истории имеет две стороны (и даже больше, чем две), то мы задаемся вопросом: если Карнемолла выполнял свою миссию — хотя бы на первых порах, — как же министерство внутренних дел и полиция не обратили никакого внимания на донесение Раэли и предоставили Карнемолле спокойно действовать? Ответ на это — и в таком случае, ключ ко всей истории, которая тем самым полностью объясняется, — может быть следующим: итальянский государственный аппарат был до такой степени пропитан приверженностью Бурбонам — фактической, если не официальной, — что, из сочувствия и солидарности, пробурбонским настроениям было позволено распространяться почти официально. То, что подобный ответ небезоснователен и не придуман задним числом, доказывается, в частности, письмом Микеле Амари из Турина к Убальдино Перуцци от 20 января 1863 года, где говорилось: «Уже целую неделю я получаю с Сицилии серьезнейшие письма. Пишут их не автономисты, не красные, не пессимисты и легкомысленные люди… Дело в том, что бурбоны и клерикалы, де-факто находящиеся под защитой нашего правительства, совсем обнаглели. Синдики и влиятельные лица из среды преступных элементов, гнездящихся в горах вокруг Палермо, это — бурбонские наемники. Правители, слишком быстро сменяющие друг друга и прибывшие из пьемонтских провинций со своими идеями древнего и стабильного правительства, все слюбились с приверженцами бурбонской партии…» Вот здесь мы, умудренные опытом, не удивляемся; мы и сами видели, как правительство Итальянской Республики, родившейся из антифашизма, де-факто покровительствовало фашизму и как «правители» слюбились с фашистами.