Кратчайшая история Советского Союза - Шейла Фицпатрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В июне 1953 г. коллективное руководство отстранило от власти и затем приговорило к смерти одного из своих членов – самого энергичного и радикального из реформаторов, главу органов госбезопасности Лаврентия Берию. Все они боялись, что ему известна масса неприглядного о каждом из них и что он активно использует «компромат» (компрометирующие материалы из тайных досье) на республиканских и областных руководителей, чтобы создать сеть политического влияния в масштабах всей страны; что он поощряет культ своей личности в родной Грузии и что на самом деле ему плевать на социализм. К тому же они считали его выскочкой, который не уважает товарищей. (Каганович, например, был сыт по горло яканьем Берии: «Я авторитет, я либерал, после Сталина я амнистирую, я обличаю, я все делаю».) Арест Берии, заставший жертву врасплох, организовал Хрущев – это стало его первым шагом на пути к единоличному правлению. Свержение Берии сопровождалось грандиозной кампанией очернения, в которой особенно много внимания уделялось его сексуальной жизни (что было нетипично для Советского Союза). В декабре 1953 г. военный суд в закрытом заседании признал Берию виновным в измене родине и приговорил его к расстрелу.
На Западе неоспоримой истиной считалось то, что советское политбюро всегда нуждается в единоличном лидере. Отсюда по определению следовало, что период «коллективного руководства» с 1953 по 1957 г. представлял собой типичное «междуцарствие», время, когда будущий лидер должен был проявить себя и избавиться от соперников, как это уже случилось в 1923–1927 гг. Советское население, скорее всего, думало так же, как и политическая элита, но лишь до известной степени. Безусловно, вождь, стоящий во главе государства, – одна из советских традиций, но существовала в СССР и традиция «коллективного руководства», сплоченной группы партийных лидеров (как правило, она называлась «политбюро ЦК», за исключением периода с 1952 по 1966 г., когда это был президиум ЦК), члены которой отвечали за различные сектора экономики вроде обороны, торговли или тяжелой промышленности. Они регулярно собирались под председательством вождя и выполняли огромную часть важнейших задач по управлению страной. Такая система действовала при Ленине и, с поправкой на время, при Сталине. Новые лидеры считали нормой наличие политбюро и вождя; вполне нормальным было и политбюро без вождя, но никак не наоборот. Похоже, что после смерти Сталина ряд членов нового руководства – в том числе Маленков, Микоян и Молотов (который первоначально выглядел основным кандидатом на роль вождя) – искренне стремились к коллективному руководству без вождя, а вот другие, прежде всего Берия и Хрущев, втайне надеялись застолбить место вождя именно за собой.
Члены коллективного руководства никогда не называли себя реформаторами – они просто взяли и запустили процесс реформ, отчасти чтобы избежать скользкого вопроса об отношении к прежнему вождю, Сталину, и к устроенной при нем кровавой мясорубке. Идея избавиться от Берии им понравилась: главу органов госбезопасности легко можно было изобразить злым гением Сталина и обвинить в репрессиях. Однако свалить на него вину за перегибы коллективизации не получилось (будучи первым секретарем грузинского ЦК, Берия проводил коллективизацию мягкими методами), как и переложить на него ответственность за Большой террор, поскольку Берию перевели в Москву и поставили во главе НКВД только к самому концу этого процесса – специально, чтобы его завершить.
Со времен Большого террора прошло уже почти 20 лет, но вопрос, как к нему относиться, становился все неудобнее. Жертвы чисток возвращались из ГУЛАГа, выходили на связь со старыми товарищами (включая членов коллективного руководства) и рассказывали вещи, от которых волосы становились дыбом. Они жаждали вернуть себе доброе имя, не говоря уже о московской прописке и квартирах; передовые журналы собирались печатать их воспоминания. Несостоятельность стратегии «с глаз долой, из сердца вон» становилась все очевиднее. В декабре 1955 г. комиссии под руководством секретаря ЦК, в прошлом несгибаемого сталиниста Петра Поспелова, было поручено выяснить, что конкретно происходило во время Большого террора. По завершении работы комиссия представила шокирующий семидесятистраничный доклад, где говорилось, что в период между 1935 и 1940 гг. за «антисоветскую деятельность» было арестовано почти 2 млн человек; 688 503 из них расстреляли. В политбюро заспорили, как поступить с этими откровениями (которые, без сомнения, должны были просочиться наружу). Микоян, который никогда не отличался кровожадностью и к тому же с 1954 г. возглавлял комиссию по пересмотру дел о политических преступлениях, выступал за то, чтобы сказать народу правду; Ворошилов, Каганович и Молотов, которые в этом случае многим рисковали, отнеслись к такой перспективе без энтузиазма. В конце концов Хрущев взял инициативу на себя и 25 февраля 1956 г. зачитал ХХ съезду КПСС не значившийся в повестке дня доклад.
Самая ошеломляющая часть речи Хрущева касалась последствий сталинского террора для верхних эшелонов партии. Когда Хрущев сказал, что из 139 членов ЦК было арестовано и расстреляно 98, т. е. 70 %, делегаты ахнули. Они ахнули еще раз, когда, вспоминая времена не столь отдаленные, Хрущев заявил, что «если бы Сталин еще несколько месяцев находился у руководства, то на этом съезде партии товарищи Молотов и Микоян, возможно, не выступали бы. Хрущев раскритиковал «перегибы» коллективизации (хоть и не ее саму), уничтожение высшего военного командования в 1937 г., сталинские «ошибки» в ведении войны (особенно те, что касались Украины, из-за которых Хрущев, будучи секретарем ЦК компартии Украины, конфликтовал со Сталиным), депортацию целых народов вроде чеченцев и крымских татар, «ленинградское дело» и антисемитскую кампанию, развернутую к концу жизни вождя. Он даже намекнул, что, быть может, именно Сталин стоял за убийством Сергея Кирова.
На Западе речь Хрущева получила название «секретной», и действительно предпринимались безуспешные попытки не допустить ее утечки за границу (сорванные польскими гостями съезда, которые передали текст речи журналистам, а также ЦРУ, которое распространило информацию о ней по всему миру). Но внутри страны из доклада не делали никакого секрета: его целиком зачитывали на собраниях партийных ячеек (где могли присутствовать не только члены партии). За обнародованием доклада следовали страстные общественные дискуссии, где высказывались самые разные точки зрения. Ветеранов тревожила критика Сталина как Верховного главнокомандующего во время войны. Студентов и интеллигенцию будоражили вырисовывающиеся перспективы культурной либерализации. Кое-где в российской провинции происходящее побудило людей начать критиковать коррупцию в местном партийном руководстве; в Средней Азии остро ставился вопрос «колониального» подхода русских к управлению республиками. Единственным в СССР примером направленных против содержания доклада массовых выступлений стали события в Тбилиси, где после нескольких дней в основном мирных демонстраций в ознаменование третьей годовщины смерти Сталина военные открыли огонь, убив 21 человека.
Отдельный сюжет – это события в Восточной Европе, где доклад Хрущева спровоцировал политический кризис в Польше и Венгрии. Многолетний польский партийный лидер Болеслав Берут, который в то время проходил лечение в московской больнице, прочел текст доклада и скончался от сердечного приступа. Возникла реальная опасность, что недавно вышедший из тюрьмы Владислав Гомулка возглавит польскую компартию, не испросив разрешения у Москвы; в стране зазвучали призывы снять с поста министра обороны польского уроженца и советского гражданина маршала Константина Рокоссовского. Ситуация казалась настолько тревожной, что в Варшаву спешно вылетело советское политбюро чуть ли не в полном составе, а также маршал Жуков и главнокомандующий Объединенными вооруженными силами стран Варшавского договора маршал Иван Конев. Пожар потушили, пожертвовав Рокоссовским и согласовав избрание Гомулки, но практически одновременно с октябрьским компромиссом в Польше СССР, к восторгу Запада, полностью утратил контроль над ситуацией в Венгрии. Пометавшись из крайности в крайность и до последнего мучаясь сомнениями, советские власти послали в Будапешт войска. Этот шаг в конечном итоге стабилизировал положение и предотвратил то,
