Любовь, Конец Света и глупости всякие - Людмила Сидорофф

Вася и Бог разделились. Гном, уже обычный, нервный и трогательный, зачарованно смотрел на мерцающий сгусток тумана в углу. Бог воссоединился с аватарой — Танька вновь стала синтетическим существом, а не слабой женщиной и не бестелесным Богом, чуть не расставшимся с Всемогуществом.

— Господи! Танька! Какая же ты прекрасная! — воскликнула все еще неадекватная Варвара. — Была б я мужиком, определенно бы в тебя влюбилась. Но в женщин я еще ни разу не влюблялась, так что, скорей всего, рехнулась просто.

— О глупостях всяких потом поговорим, — сказала Танька, но неожиданно для себя ей подмигнула. И смутилась. — Давай сначала выбраться попробуем из этого бедлама.

Два сознания в ее теле подумали почти одно и то же, но по-разному. Ее собственное было немало удивлено: «Варвара-то, похоже, чуть ли не материнскими чувствами ко мне воспылала. Может, наша связь кармическая в том, что она когда-то моей мамой была? Сама я рехнулась...»

«Хм, — подумал Бог, пряча свои мысли, — Рехнулась? Или влюбилась-таки? Странно… Ладно, потом разберусь».

— Пожалуй, сначала надо привести в порядок наше войско, — сообщил он окружающим, используя рот и голос аватары. — Вася, как зовут твою подружку?

— Не знаю, — ответил гном, застывший и молчаливый. — В интернете ее звали Облако Тумана, вот она и есть…

— Не переживай, — оптимистично сказал Бог. — Имя ты ей дашь сам, раз так. Ты меня спрашивал про любовь и как она могла у вас возникнуть, хоть вы и знакомы были только виртуально. Сейчас отвечу, чтобы ты лучше ее почувствовал и легче было привести все в норму. А ты слушай внимательно.

Гном продолжал стоять не двигаясь — очевидно, от божьего вселения не отошел еще.

— Любящие души звучат как музыка, когда соединены. И не важно, что говорят они или делают, музыка звучит, ее даже окружающие могут слышать. У вас музыка есть, так что все получится. Сейчас только настроим инструмент. Ты должен дать ей имя. Какое тебе нравится?

— Евпраксия Никитична, — с готовностью ответил Вася. — Я всегда мечтал, чтобы мою жену так звали.

Варвара дико и неприлично захохотала:

— Ну ты даешь! А она спасибо, думаешь, тебе скажет за такое имечко?

— Варвара! — укоризненно взглянула Танька. — Ну зачем уж так?

Варвара покраснела:

— Прости, я понимаю, что я дура. Но не понимаю, почему.

Танька нахмурилась — все-таки ее смущала эта неожиданная преданность. Что если никакой кармической задачей они не связаны вовсе, а просто у Варвары от этих приключений или в связи с возрастом произошел гормональный сдвиг, и она вдруг стала интересоваться женщинами?

— Вася, заговори со своей барышней, — продолжил Бог тем временем. — Называй ее по имени. Когда она ответит — как угодно, полдела сделано.

Гном подошел ближе к мерцающему облачку, прижал руки к груди и заговорил, прочувствованно и с надрывом:

— Евпраксия Никитична! Должен вам сказать, что я влюбился сразу, как только начал ваш дневник в сети читать.

Продолжая говорить, он медленно, но ритмично разводил руками — то в стороны, то вперед.

— Я о вас думаю все время, в каждой вашей фразе нахожу массу смысла, вы так умиляете меня! Евпраксия Никитична, вы мечта моя! Каждый божий день я намеревался объясниться вам в любви, но робел...

Руки пошли вниз.

— И даже не надеялся, что вы когда-нибудь внимание обратите на меня. Но вы такая добрая, такая снисходительная — вы меня заметили. А сейчас узнаете? Евпраксия Никитична, это я, Вассиллий! С двумя «с» и с двумя «л», помните? Я вас-с л-люблю, Евпраксия Никитична…

Он прижал руки к бокам и начал медленно поднимать вверх лицо.

— Правда же, вы не сердитесь, что для вас я выбрал это имя? Оно такое же прекрасное, как ваша душа, но я… мечтаю прикоснуться к вашему телу…

Вася закрыл глаза. Облачко шевельнулось, подплыло ближе к гному, прямо к его трогательной физиономии, так что он ощутил на губах влажность, и отлетело в сторону, слегка порозовев.

— Она меня поцеловала! — радостно сообщил гном, вертя головой налево и направо и сияя в прямом смысле.

— Отлично, — одобрил Бог.

— И комплекс упражнений неплохой, — вторила Варвара. — Еще надо попрыгать в конце... — сияние гнома померкло. Варвара смущенно и испуганно взглянула на Таньку. — Молчу-молчу. Думала, умную вещь говорю.

— О боже мой! — воскликнул Бог[20]. — Тобой займемся через пять минут. Жди.

— Жду, — с готовностью подтвердила Варвара. — Спасибо!

— Вот и жди, — Бог снова обратился к Облаку и Васе. — Пока все отлично. Встаньте рядом. Закройте глаза. Евпраксия Никитична, к вам это тоже относится, представьте себе, что глаза закрыли. А теперь старайтесь взяться за руки. Очень старайтесь.

Гном с закрытыми глазами тянул растопыренную ладонь, шевелил пальцами, умудрился сощурить не только глаза, но и все лицо, только борода вперед торчала. Облачко темнело, светлело, принимало то форму шара, то, наоборот, вытягивалось в столбик, становясь похожим на джинна из бутылки. Бог поднял в их сторону Танькины ладони и дунул ее губами, будто пускал кольца дыма.

В Васину ладошку легла рука очаровательной особы с него ростом, чуть пышноватой, но вполне соответствующей выбранному имени. Ее одежда, очевидно, являлась плодом гномьего воображения — это было нечто похожее на розовое платье, которое он сам у куклы позаимствовал, но так густо усыпанное драгоценными камнями, что топорщилось в разных местах, и было явно неудобным.

— Милый! — пылко воскликнула новоявленная Евпраксия Никитична и бросилась на шею Васе.

— Вот это да! — Варвара, кажется, была изумлена не меньше гнома, который на радостях не только дар речи потерял, но и глаза не мог открыть как следует: правый был все еще зажмурен, а левый, прищурившись, смотрел в лицо любимой. — А имя-то как ей подходит!

— Варвара, а теперь ты меня слушай, — произнес Бог Танькиными губами. Варвара кивнула. — Сейчас ты подойдешь сюда, повернешься ко мне спиной, и я тебя обниму.

Варвара густо покраснела.

— Не уверена, — ответила она, мотая головой. — Видишь ли, у меня бзик насчет прикосновений. Я особо-то не позволяю себя трогать никому. Хоть я к тебе прекрасно отношусь, но при этом инстинктивно могу заехать тебе в пузо или в глаз, если твои прикосновения мне неприятны будут. Ну а если, наоборот, приятны, то я... не знаю даже, что я буду делать. Я сейчас дура какая-то.

— Это и нужно для того, чтобы вернуть в тебя разум! — рассердился Бог. — Не дергайся и не сопротивляйся. Иди сюда.

Варвара робко подошла, повернулась спиной. Танька обняла ее за плечи, прижалась лбом к затылку. «Зачем я это делаю?» — мелькнула мысль, но отрываться не хотелось, ей было хорошо так, и казалось, что изнутри этой странной женщины шло нечто доброе и светлое и так доверчиво тянулось навстречу, что жалко было обижать нервным одергиванием. «Хорошая какая, — подумала Танька. — Ужасно интересно и страшно даже, что же нас связывало в прошлом? Вдруг ненависть? Или проклятье?» И — отпустила.

— Ну как, Варвара?

Знаете, чем различаются лица дурочек и людей нормальных? У дурочек мускулы лица расслаблены. Подойдите к зеркалу, попробуйте расслабить все, и посмотрите — увидите полного дебила.

Варвара стояла теперь перед Танькой с абсолютно нормальным лицом и смотрела на нее нежно, почти не дыша:

— Господи...

— Откуда ты знаешь? — спросил Бог еле слышно. Наверное, это можно было бы назвать «на воре шапка горит». Интересно, разоблачили ли хоть одного шпиона, шутя задав ему вопрос: «А вы случайно не шпион?»

Но Варвара даже и не догадалась, что внутри Таньки находился Бог. В этот миг она подумала, что жизнь — на удивление любопытная штука. Будто нарисованная в ФотоЛете[21]. И тут и там есть прозрачные и полупрозрачные слои — будто человек рисует на кусках стекла, а потом совмещает их или меняет местами.

Общая схема, самый нижний слой. Краски чистые, границы обозначены, все ясно, понятно и донельзя скучно.

Потом маски пошли, полутона, жизненный опыт накладывается, всякие бредни и фантазии, самой разнообразной формы. Какая-то часть четкого нижнего слоя маскируется, какая-то подчеркивается. Самый нижний — у многих одинаковый, а дальше у каждого свои. У одного все слои соединились и закостенели, а у другого жизнь их может двигать, вертеть, удалять, добавлять...

Настроение — это фотофильтр. Все вдруг раз — и золотом сияет. Или наоборот, синеет-зеленеет, все равно что положить сверху кусок цветного стекла — и нижние слои все поменяют оттенок.

А самое интересное — когда возникает Любовь. Настоящая, «крышесносная», когда все слои едут в разные стороны, и даже первый, самый дальний, может взять и перерисоваться. Или вдруг вылезет то, чего никогда не было видно. Или пропадет то, что всем давно глаза мозолило. Замордованный жизнью ханурик может превратиться в орла, а орел заворковать, как горлица... Ну, если все слои совместились, тяжело, наверно, может вообще картинка испортиться...