Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вик сел на кровать.
– А ты думаешь, тот, кто видит галлюцинацию, понимает, что это не реал?
– Ну не понимает, – согласилась я и резко устала.
– Во-от, – протянул Вик таким тоном, как будто это все объясняло.
– Что тебе стоило на них посмотреть, когда они уходили? Чего ты в эту стену пялился? Сейчас бы не подозревал, что я сошла с ума.
– Я не подозреваю. Я знаю, что у многих после перехода в этот мир бывают галлюцинации. Ну как будто реальность плывет. Но это быстро проходит, не бойся.
– А я, по-твоему, боюсь? Я просто тебе не верю.
– Блин. Я попадал под дождь тридцать три раза.
– Та-ак.
– Но я ни разу не видел тут нелюдей. Понимаешь? А людей с галлюцинациями – очень даже.
– Так ты и не мог видеть, – съехидничала я. – Если почаще смотреть в стену, ты и людей не увидишь.
– Ну все, – не выдержал Вик. – Ты, говорят, зато аптечку видела?
Я кивнула и подошла к откинутой панели.
– Так, вот. Тебе что нужно?
– Антигриппин. Есть?
Я нажала на кнопку с красным крестом. Из стены выехал ящичек с таким же. Я открыла крышку и начала осторожно перебирать пахнущие аптекой упаковки.
– Это бинты, это салфетки, это от сердца. А, вот. Антигриппин. Обычный. Давать?
– Нет, – помотал головой Вик. – Сама съешь.
– Как сама? – растерялась я.
– Ртом! И водичкой запей.
– Зачем?
– А зачем ты идиотские вопросы задаешь?
Вик проглотил таблетку, не запивая. Разжевал ее, как конфету или кусок сахара. Мне даже показалось, что не без удовольствия.
– Тебе не горько? – спросила я.
– За бесцельно прожитые годы? – уточнил Вик.
Я подумала, что где-то слышала эту фразу. Может, в каком-нибудь старом фильме. Мы с мамой раньше часто смотрели старые фильмы. Мне нравилось, ей тоже. Отвлекало от проблем и грустных мыслей. Ведь там была совсем другая жизнь. Жизнь другая, а люди такие же и чувства те же.
Если бы я знала, что тогдашние наши проблемы скоро покажутся смешными и наивными! Если бы я знала, что скоро останусь в той квартире и без мамы, и без отца. Только старые фильмы смогу смотреть по-прежнему. Смогу, но не захочется.
– А еще, – зачем-то сказала я, – горько было на свадьбах.
– А еще, – подхватил Вик, – говорили: до свадьбы заживет. Я бы не отказался. Но лучше бы пораньше.
Он улыбнулся, и я подумала, что есть в нем что-то такое, от чего даже его самые дурацкие шутки не бесят. А если и злишься, то совсем не долго. Ладно, неважно. Я приехала сюда, чтобы найти Рихтера, потому что я его люблю. Или любила. Вот найду – и проверю.
– Ты собираешься тут торчать две недели? – вдруг спросил Вик странным тоном.
– А у меня есть выбор? – удивилась я.
– А если бы был?
– Если бы был, я бы сейчас же отсюда убежала.
– За Рихтером?
– Я сюда пришла за Рихтером. Было б странно на этом остановиться.
Вик кивнул и сел на кровати, скрестив ноги по-турецки.
– А Рихтер – это фамилия?
– Рихтер – это прозвище. С детства еще.
– Он пианист?
– Учился. Потом бросил.
– Почему? Надоело?
– Сломал руку. Вернее, ему сломали руку.
– Нарочно?
Вик напрягся, как будто готовился к прыжку. Как будто это ему сейчас собирались ломать руку.
– Да. Это было в школе. Он открывал дверь, а кто-то ударил по ней с другой стороны. Пальцы защемило. Ну и все. Пока вытащили, они уже распухли и кости сместились. Потом делали операцию. Не одну. Но ничего уже не получалось. В смысле, с музыкой. То есть, играть он мог, но так – для себя. А ему не нужно было для себя.
– Давно это было? – спросил Вик.
– Давно. Мы познакомились позже.
– Но он так и остался Рихтером?
– Так и остался. Да кто его спрашивал? Все привыкли же.
– А он?
– Наверное, тоже привык.
– Наверное?
– Ну раз не возражал.
Вик потер подбородок.
– Я вот, знаешь, чего не могу понять? Ты же говоришь, что его любила. Да? А это прозвище – вряд ли оно ему не причиняло боли. Остальные – ладно. Но ты-то почему его звала Рихтером?
Я посмотрела на Вика ошалевшими глазами. А в самом деле – почему? Потому что так звали все? Потому что выговорить имя не поворачивался язык? А почему он не поворачивался-то? Чтоб не быть одной, как дуре? Но я же хотела быть для него одной! Одной-единственной. Господи. Как же так получилось?
– Не реви, – сказал вдруг Вик. – Смысла нет. Потом поплачешь, когда его найдешь. Или когда не найдешь. А сейчас давай, собирайся.
– Как?
– Ну складывай в рюкзак, что там у тебя осталось? Можешь, кстати, еды попросить. Тоже возьмем.
Я быстро вернулась к панели с кнопками, нажала на ту, которая обещала питание.
И получила вполне приличный сухой паек, причем упакованный – бери и неси куда хочешь. Вик посмотрел на бутылку воды, салат в контейнере, баночку с паштетом, хлебцы и довольно кивнул.
– Хоть с этим удачно получилось.
Я подумала, что с этим удача тоже не слишком большая, потому что нас двое, а паек явно рассчитан на одного, но промолчала. Будем оптимистами. Говорят, оптимистам легче выживать.
– А как твоя температура? – спросила я у Вика.
– Лучше, – ответил он. – То есть, ниже. Таблетки возьми.
– Антигриппин? – уточнила я.
– Да бери всю аптечку, – решил Вик. – Не обнищают они.
Я взяла.
– И вот еще, – сказал Вик и протянул мне плоский приборчик с экраном. – Это навигатор. Они парные, связаны. Если потеряемся, я тебя найду.
Он посидел еще немножко, видимо, дожидаясь настоящей ночи, а потом велел мне обуваться, брать рюкзак и ждать у двери в полной боевой готовности. Ждать пришлось недолго. Через пять минут дверь бесшумно распахнулась, и мы вышли в темноту.
* * *
Мне было не страшно, хоть никогда вот так, почти на ощупь, я не ходила по незнакомым дорогам. А Вик как будто всегда ходил. Он уверенно вел меня куда-то вдоль насыпи. Насыпь я еще кое-как могла различить в темноте, а что там за ней – уже нет. Все было скрыто густой чернильной мглой.
В небе висела луна, но совсем молодая, растущая тонким серпиком, и света от нее было мало.
Где-то далеко включили мотор, и он теперь урчал, сыто и ровно.
– Сейчас поедет, – сказал Вик, прислушиваясь.
– Сюда? – глупо спросила я.
– Или сюда, или отсюда, – проворчал Вик. – Дорога вроде одна.
– А кто?
– Да откуда я знаю? Пошли
