Наследник - Марк Арен

Аркадий Сергеевич никак не мог постичь причину этой хмурости. Она была для него тайной за семью печатями. Поначалу ему казалось, что это из-за незавидного материального положения этих людей. Но как-то раз, оказавшись по делам службы в ВИП-зале аэропорта, он обратил внимание, что лица находящихся там людей, которые в жизни уж точно преуспели, были хмуры и насуплены так же, как и лица его спутников по автобусу. Тогда он предположил, что хмурость от погоды. Но знакомый пилот его огорошил, сообщив, что такая погода не редкость и в других странах, однако у тамошних людей открытые, светлые лица. Аркадий Сергеевич где-то вычитал, что в стране каждый год защищают тысячи диссертаций, и недоумевал, да как же ученые могли обойти вниманием сей удивительный факт.

Снова увидев вошедшую вместе с ним женщину в шубе, он вспомнил вчерашний женин скандал по поводу ее пухового пальто. Он и сам понимал, что ее гардероб давно бы надо обновить, но семейный бюджет не мог выдержать такой траты. А жена вновь и вновь попрекала его одним из бывших коллег. Уйдя год назад на гражданку, тот устроился в какую-то коммерческую фирму и жил сейчас как кум королю. Купил себе «Дэу матиз» последней модели, жена его стала одеваться, как кинозвезда, а их оболтус завел мотороллер.

«Кстати, об оболтусах», – вспомнил Аркадий Сергеевич о сыне. Ведь тот заканчивал школу, и не мешало бы подумать о его работе. А с работой в Великославске было плохо. Точнее, с ней-то как раз было хорошо. Без работы было плохо. После выпускного вечера вся молодежь выстраивалась в очередь на бирже труда. Работу получал каждый десятый, а остальные – пособие, «пенсию по юности». И ведь многие так и живут. А что? На пиво и сигареты хватает, телевизор заменяет все прочие развлечения. А там глядишь, и время подойдет умирать. «Бр-р-р!» – передернуло его. – Такая жизнь не для Эдика. Парень поначалу мечтал поступить в институт в каком-нибудь большом городе или хотя бы в соседнем Чапаевске – там имелись сразу два института, политехнический и химико-технологический. Да только где взять денег на обучение? Влезешь в кредит, считай – удавка на всю жизнь. Некоторые ребята, правда, после школы вербовались в какую-нибудь службу – в армию, в спасатели, в пожарные. Но Эдик, он не такой. Ему лишь бы за компьютером лишний час посидеть…. Автобус тем временем подъехал к остановке. Аркадий Сергеевич, приподняв воротник пальто, поспешил к зданию управления. В тускло освещенном коридоре, присев на подоконник, его уже ожидал бывший слесарь Нил Гармошкин, привлеченный за битье посуды в кафе «Надежда». Кивнув Гармошкину, чтобы шел за ним, Аркадий Сергеевич зашел в кабинет и, повесив на гвоздик пальто, сел за свой видавший виды столик. Гармошкин занял стул, стоящий напротив. Раскрыв лежавшую перед ним папку, Меликьян поднял глаза на Гармошкина.

– Итак, Гармошкин, с чего вчера началась катавасия?

– Все было вроде нормально, – пожав плечами, начал Гармошкин, – сидели, выпивали… А драка… Драка началась после слов: «семантика этюдности в прозе Пришвина неоднозначна…»

Не успел он это закончить, как Аркадия Сергеевича срочно вызвали к шефу.

– Поздравляю тебя, Меликьян. Опять убийство. И опять в твоем районе, – глядя на него так, словно убийцей был сам Аркадий Сергеевич, сказал начальник. – Убили старика. Чую, бытовуха. Возьми Павлика и выезжай.

– Я снимаю показания по поводу семантики Пришвина, – кивнув на дверь, доложил Аркадий Сергеевич и на всякий случай спросил: – А на чем выезжать-то?

– Как на чем? – делано удивился начальник. – Сейчас вам вызову такси, а гражданином Пришвиным пущай займется дежурный следователь, – и уткнул нос в бумаги, всем своим видом показывая, что разговор закончен.

Аркадий Сергеевич вышел из кабинета, отпустив домой Гармошкина, перехватил на лестнице Павлика, курившего в компании с Лидкой из общего отдела, и через несколько минут они вдвоем шагали к остановке.

Расследовать любое преступление – нелегкая работа. Она осложняется многократно, когда в деле замешаны знакомые. А у Аркадия Сергеевича в знакомых ходила добрая половина Великославска. Вот и убитый старичок оказался из того же числа.

Все его звали Евсеичем. Жил он в доме напротив. Родных у него не осталось. Единственно близким человеком был троюродный племянник.

Соседи недолюбливали старика, считая его слишком высокомерным. Он никогда ни с кем не здоровался первым, в домино не играл, к пивному ларьку не ходил. В общем, держался особняком. Бывало, подолгу не показывался во дворе. Но каждый раз обманывал ожидания соседей и снова появлялся живой и здоровый с неизменной тросточкой, которую, как всем было известно, привез в качестве трофея с войны. Таким же трофеем, видимо, была и обвисшая фетровая шляпа и демисезонный плащ-реглан, какие теперь можно увидеть только в фильмах про гестапо.

Да, старика недолюбливали. И, наверно, его труп мог бы еще долго пролежать в запертой квартире, как это обычно случается с одинокими стариками. Если бы не одно существенное обстоятельство. Большинство одиноких стариков умирает своей смертью. Тихо, от остановки сердца. В постели или на кухне, но тихо. Без крови. А из бедняги Евсеича крови вылилось столько, что она проникла под пол, просочилась сквозь перекрытия и бурым пятном проступила на потолке квартиры, что была ниже этажом.

Возмущенные соседи принялись ломиться к Евсеичу. Старик к дверям не подходил, но из квартиры доносились звуки работающего то ли радио, то ли телевизора. Соседи дернули дверь посильнее, и старенький замок не выдержал их гневного напора. Дверь распахнулась, обдав волной невыносимого смрада. Те, кто были не слишком пьяны, моментально протрезвели и ретировались. И только один из них, грузчик с мясокомбината, принявший в этот вечер свои обычные «ноль семь на рыло», смог пройти в комнату и увидеть жуткую картину. Он-то, с трудом ворочая языком, и вызвал милицию.

Расследовать дело, в котором замешан твой знакомый, трудно, потому что мешают эмоции. Глядя на то, что сделали со стариком, Аркадий Сергеевич тщетно пытался сохранить хладнокровие, необходимое для следственной работы.

У потерпевшего были отрублены все пальцы. На лодыжках и запястьях виднелись оплавленные шрамы – такие обычно оставляет паяльник. Когда-то в начале девяностых Аркадий Сергеевич насмотрелся на подобные следы пыток. Но тогда пострадавшими были коммерсанты или бандиты из конкурирующих группировок. Кому же понадобилось сейчас пытать так нищего старика? А пытали его со знанием дела: труп был привязан к стулу, а на лице сохранились куски скотча, которым заклеивали рот во время «процедур». Аркадий Сергеевич легко мог представить,