Наследник - Марк Арен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дееву претила их манера разговаривать с ним в директивном тоне, и поэтому он сразу же полез в драку.
– А что стряслось с Монархическим союзом? – нахмурился он. – Там нормальные мужики. Я многих знаю лично. Вчера вот на балу пересекся с Голицыным.
– Больше никаких контактов. Над вашими выступлениями уже работают, и программа будет отредактирована. Концепция корректируется, – улыбнувшись, сказал Алексеев. – И в новую концепцию монархисты никак не вписываются. Так что мы с ними больше не дружим.
У Деева мигом сорвало клапан.
– Смирно! – вскочив на ноги и давя сигарету в хрустальной пепельнице, рявкнул он на гостей, да так, что те невольно вскочили. – Ишь, умники нашлись, «концепция!» – передразнивая их, сказал он после небольшой паузы. – Как же так? Я столько всего наговорил насчет монархии, а теперь что? Отбой? Так вот, вы двое из ларца, одинаковых с лица! Поаккуратней на поворотах! Я вам не какой-то столичный хлыщ, который меняет взгляды, как девок, я боевой генерал! И к своим словам отношусь серьезно. Сказал – сделал! А то «не вписываются в концепцию!». Такие развороты хреново кончаются. Можно не вписаться в вираж и слететь к едреной фене с дорожки!
– Мы не критикуем идею восстановления монархии. Боже упаси, нет, – улыбнулся Алексеев. – Мы просто молчим об этом, и все. Это нельзя назвать крутым разворотом. Скорее, это торможение.
– А с какого перепугу я должен жать на тормоза? – возмущенно хлопнул себя по коленям Деев.
Кураторы вновь переглянулись, и Александров сказал:
– Ну, хорошо. Думаю, вам будет полезно это узнать. В некоторых околовластных кругах, не желающих вашего прихода в Кремль, идет негласная проработка вопроса о возвращении в Россию представителей династического рода. Пока это подается как реакция на вашу предвыборную программу. Изучаются юридические, исторические, генеалогические аспекты.
– Ну и что? – искренне удивился генерал. – Что плохого в том, что народ проголосует за самый важный пункт моей программы? Наоборот, это будет означать, что я одной ногой уже там, в Кремле!
Кураторы вновь переглянулись, после чего Алексеев встал и важно прошелся по кабинету.
– Может быть, вы еще что-то поменяли? – спросил Деев, снова закуривая, чтобы скрыть внезапное волнение. – Может быть, я уже не буду президентом?
– А как вы сами полагаете, Константин Георгиевич? – присев на подоконник, спросил он генерала. – Нужен ли президент, если в стране будет царь? Вы же военный человек, тактику и стратегию изучали. Попробуйте просчитать дальнейшие ходы противника. Если в России будет восстанавливаться монархия в какой-либо форме, выборы не состоятся. Возможно, они придумают какое-нибудь Учредительное собрание. Или еще что-нибудь. Им понадобится какой-то всенародный представительный орган, чтобы утвердить фигуру, занявшую трон. Хотя это вполне может сделать и Дума. Кто знает, что может придумать Ельцин? Его тяга к загогулинам неиссякаема.
– Какую такую фигуру? – Деев тоже встал и принялся расхаживать из угла в угол, дымя сигаретой и сбрасывая пепел на ковер. – Вы что, забыли? Единственная фигура – это я, умиротворитель Кавказа, боевой генерал! Других фигур нет и в помине! И потом как же так? Мои избиратели меня просто не поймут, если я начну вилять. Мое слово – слово солдата. Все знают, что я за веру, царя и Отечество. Вычеркнуть царя? Однажды вычеркнули. Армия, кстати, вычеркнула, забыв напрочь о присяге. Стану верховным, первым делом заставлю ее покаяться. На коленях. А первым покаюсь я. Потому как это пятно до сих пор на наших мундирах. Вроде бы не видно, а жжет.
Консультанты молчали, с некоторым беспокойством наблюдая за его перемещениями по кабинету. Деев, сам того не замечая, пинал все, что попадалось ему на пути: кресло, пуфик, торшер у дивана. Он замахнулся было и на китайскую вазу эпохи Цин, но, взглянув на свисающий ценник, одумался и стукнул ногой в дверной косяк. Получилось больно, зато к нему вернулось спокойствие. Эти лощеные интеллектуалы в один миг хотели разрушить самую сокровенную его мечту. Ничего у них не выйдет.
Разговоры о восстановлении монархии не были для генерала Деева пустой болтовней. Пусть он не сам додумался до этой идеи, пусть! Но зато он воспринял ее всем своим сердцем. Да, поначалу она казалась ему полной чушью. Абсурд, какого и придумать было нельзя. Но консультанты все разложили по полочкам, все разжевали, расписали до последней запятой. Оказалось, идея-то вполне реальная. Ведь вернулась же королевская власть в Испанию, Грецию, Португалию, Болгарию и Черногорию. А Ближний Восток? Вот и Россия может свернуть на туже тропинку. Почему бы и нет? Дело за малым – изменить Конституцию да найти кандидата на трон. Вот здесь-то генерал Деев и увидел сияющую дорогу, по которой он должен пройти.
Консультанты, а точнее Ольховский, считали, что монархическая предвыборная демагогия должна была всего лишь обеспечить генералу необходимую поддержку избирателей. А после победы на выборах всю эту шумиху следовало понемногу загасить. Например, отвлечь население какой-нибудь более актуальной темой – локальный конфликт, стихийное бедствие, обострение отношений с соседями. Если не удастся, если народ будет по-прежнему призывать царя-батюшку, новый глава государства потребует, чтобы многочисленные претенденты на трон выдвинули из своих рядов единую кандидатуру. Это вызовет долгие распри, и к тому же против любого кандидата можно будет нарыть чемодан компромата. Так что восстановление монархии – процесс примерно на два президентских срока.
Генерал Деев с ними во всем соглашался. А сам лелеял мечту, держал в уме еще один вариант, который должен был сразить наповал не только врагов, но и друзей. Как только всем станет ясно, что заграничные кандидаты никуда не годятся, в народе возникнет мощное течение под лозунгом: «Деева – на царство!» В конце концов, разве не так возникали почти все европейские династии? Кто-то силой захватывал трон, объявляя себя избранником Бога, а потом передавал власть по наследству. Чем же он хуже? И вдруг – такое!
– Нет, мои казаки меня пошлют подальше, если я начну вилять! – повторил Деев, возвращаясь в кресло.
– С этим потешным войском с нагайками из секс-шопа поработает телевидение, – пообещал Алексеев. – А ближе к выборам появятся другие заботы. Левые станут все жестче клеймить позором союз денег и власти. Это еще не революция, но уже смута. И к тому времени, когда она будет подавлена – а ее подавите вы, – никто и не вспомнит, что в начале года вы вдруг перестали упоминать о царе.
– Ну, допустим, – недовольно протянул генерал, – допустим, я приму вашу новую концепцию и перестану лобызаться с монархистами. Дальше
