Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник) - Робин Хобб

– Молли, пожалуйста, он не может любить тебя так, как я, – взмолился я.

Она не взглянула на меня.

– И твой король не может любить тебя так, как я… любила. Но, – сказала она медленно, – дело не в том, что он чувствует ко мне, а в том, что я чувствую к нему. Он должен быть первым в моей жизни. Ему это необходимо. Пойми это. Дело не в том, что я больше не люблю тебя. Просто я не могу поставить это чувство выше его благополучия. – она спустилась еще на несколько ступенек. – Прощай, Новичок. – она почти выдохнула эти слова, но они пронзили мое сердце.

Я стоял на лестнице и смотрел, как она уходит. И внезапно это показалось мне слишком знакомым, боль слишком привычной. Я бросился за ней, схватил ее за руку и втащил под лестницу, ведущую на чердак, в темноту.

– Молли, – проговорил я, – пожалуйста!

Она ничего не ответила. Она даже не сопротивлялась.

– Как, как мне заставить тебя понять, что ты для меня значишь? Я просто не могу тебя отпустить!

– Точно так же ты не можешь заставить меня остаться, – сказала она тихим голосом.

И я почувствовал, как что-то ушло из нее. Какая-то ярость, какое-то желание. У меня не было для этого слов.

– Пожалуйста, – сказала Молли, и это слово ранило меня, потому что она умоляла: – Просто отпусти меня. Не делай это еще труднее. Не заставляй меня плакать.

Я отпустил ее руку, но она не ушла.

– Когда-то, – осторожно начала она, – я сказала тебе, что ты похож на Баррича.

Я кивнул в темноте, не подумав о том, что она меня не видит.

– В чем-то это так, а в чем-то – нет. Сейчас я решила за нас, как когда-то он решил за них с Пейшенс. У нас нет будущего. Твое сердце уже занято, и пропасть между нами слишком велика для того, чтобы через нее можно было перекинуть мост любви. Я знаю, что ты любишь меня. Но твоя любовь отличается от моей. Я хочу, чтобы ты делил со мной мою жизнь. Ты хочешь держать меня в ящике, отгородив от себя. Я не хочу быть человеком, к которому ты приходишь, когда у тебя нет никаких более важных дел. Я даже не знаю, что ты делаешь, когда ты не со мной. Ты никогда не делился со мной этим.

– Тебе бы это не понравилось, – сказал я ей. – И на самом деле ты не хочешь знать.

– Не говори этого, – прошептала она сердито. – Разве ты не видишь, что я не могу так жить? Ты даже не позволяешь мне самой решить, хочу я знать или нет. У тебя нет прав так поступать со мной. Если ты даже об этом не можешь мне рассказать, как я могу поверить, что ты любишь меня?

– Я убиваю людей, – услышал я свои слова. – Для своего короля. Я убийца, Молли.

– Я не верю тебе! – прошептала она.

Она выпалила это слишком быстро. Ужас в ее голосе был таким же сильным, как презрение. В глубине души она знала, что я сказал правду. Наконец. Ужасное молчание, такое холодное, пока она ждала, чтобы я признался во лжи, зная, что я сказал чистую правду. Наконец она сделала это за меня.

– Ты убийца? Ты не смог даже пройти мимо стражников в тот день, чтобы узнать, почему я плачу, у тебя не хватило мужества не подчиниться им ради меня. И ты еще хочешь, чтобы я поверила, что ты убиваешь людей для короля? – она всхлипнула от ярости и отчаяния. – Почему ты говоришь мне такие вещи? Почему именно сейчас – чтобы произвести на меня впечатление?

– Если бы я думал, что это может произвести на тебя впечатление, то, вероятно, рассказал бы тебе об этом давным-давно, – признался я.

И это была правда. Мое стремление хранить свои тайны было не более чем обычной трусостью, я боялся, что, если о них узнает Молли, я потеряю ее. Я был прав.

– Ложь, – сказала она больше себе, чем мне. – Ложь, все ложь. С самого начала я была такой глупой! Если человек один раз ударил тебя, он ударит тебя еще раз. Так говорят люди. И то же самое с ложью. Но я оставалась с тобой, и я слушала, и я верила. Какой глупой я была! – она проговорила это с такой свирепостью, что я отшатнулся как от удара. Она стояла в стороне от меня. – Спасибо тебе, Фитц Чивэл, – сказала она холодно, почти официально, – теперь мне будет гораздо легче.

– Молли! – взмолился я. Я протянул руку, чтобы коснуться ее, но Молли резко повернулась, готовая нанести удар.

– Не трогай меня! – предупредила она. – Не смей прикасаться ко мне!

Она ушла.

Через некоторое время я осознал, что стою в темноте под лестницей Баррича. Я дрожал то ли от холода, то ли от чего-то еще. Мои губы раздвинулись в улыбке. Нет, скорее в оскале. Я всегда боялся, что из-за своей лжи потеряю Молли. Правда в одно мгновение разорвала то, что ложь держала в сохранности целый год. «Мне следовало знать это», – подумал я. Очень медленно я поднялся по ступенькам и постучал в дверь.

– Кто там? – раздался голос Баррича.

– Я.

Он отпер дверь, и я вошел в комнату.

– Что тут делала Молли? – спросил я, не заботясь о том, как это может прозвучать, не обращая внимания на то, что у стола Баррича сидел шут. – Ей была нужна помощь?

Баррич откашлялся.

– Она приходила за травами, – сказал он неловко. – Я не мог помочь ей. У меня не было того, что она хотела. Потом пришел шут, и она осталась, чтобы помочь мне перевязать ему руку.

– У Пейшенс и Лейси есть травы. Целая куча, – заметил я.

– Это я ей и сказал, – он отвернулся и начал прибирать на столе, – но она не хотела идти к ним. – В его голосе было что-то, подталкивающее меня к следующему вопросу.

– Она уходит, – сказал я еле слышно. – Она уходит. – Я опустился в кресло перед очагом Баррича и зажал руки коленями. Потом заметил, что раскачиваюсь взад и вперед, и попытался остановиться.

– Тебе удалось? – тихо спросил шут.

Я перестал раскачиваться. Могу поклясться, что несколько мгновений я не знал, о чем он говорит.

– Да, – сказал я тихо. – Думаю, что да. – Но также мне удалось потерять Молли. Удалось убить ее преданность и любовь, ее уверенность в этой любви, удалось быть таким логичным, благоразумным и верным своему королю, что я просто потерял всякую возможность когда-нибудь пожить собственной жизнью. Я посмотрел на Баррича. – Ты любил Пейшенс, – спросил я внезапно, – когда решил уйти?

Шут вздрогнул, а потом вытаращил глаза. Значит, были какие-то тайны, о которых не знал даже он. Лицо Баррича потемнело. Я никогда не видел его таким. Он скрестил руки на груди, как будто для того, чтобы сдержать себя. «Он может убить меня, – подумал я. – Или, может быть, он просто пытается справиться с какой-то болью».

– Пожалуйста, – добавил я, – я должен знать.

Он яростно сверкнул глазами, потом осторожно заговорил:

– Я не меняюсь. Если я любил ее – значит любил.

Так. Это никогда не уйдет.

– И тем не менее ты решил…

– Кто-то должен был решить. Пейшенс не понимала, что это невозможно. Кто-то должен был закончить эту пытку для нас обоих.

Как Молли решила за нас. Я пытался думать о том, что делать дальше. В голову ничего не приходило. Я смотрел на шута.

– Ты в порядке? – спросил я его.

– Мне лучше, чем тебе, – ответил он искренне.

– Я имел в виду твое плечо. Я думал…

– Плечо вывихнуто, но не разбито. Чего не скажешь о твоем сердце.

Легкий укол остроумия. Я не знал, что он может шутить с таким сочувствием. Эта доброта подтолкнула меня к краю пропасти.

– Я не знаю, что делать, – сказал я обреченно. – Как мне с этим жить?

Бутылка бренди тихо звякнула, когда Баррич поставил ее в центр стола и расставил вокруг стаканы.

– Мы выпьем, – сказал он. – Выпьем за то, чтобы Молли нашла свое счастье. Мы пожелаем ей этого от всей души.

Мы выпили по одной, и Баррич снова наполнил стаканы.

Шут поболтал бренди.

– Разумно ли это сейчас? – спросил он.

– Именно сейчас я не хочу ничего разумного, – ответил я. – Я предпочитаю быть дураком.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – сказал он мне, но тем не менее поднял свой бокал вместе с моим за дураков всех сортов. А в третий раз – за нашего короля.

Мы сделали искреннюю попытку, но судьба не отпустила нам достаточно времени. В дверь Баррича настойчиво постучали, и в комнату вошла Лейси с корзинкой в руке. Она быстро закрыла за собой дверь.

– Избавьтесь от этого как-нибудь. – она вывалила на стол убитого цыпленка.

– Обед! – с энтузиазмом провозгласил шут.

Лейси не составило труда понять, в каком состоянии мы находимся. Еще меньше времени потребовалось ей, чтобы прийти в ярость.

– В то время как мы ставим на карту наши жизни и репутации, вы напиваетесь! – Она повернулась к Барричу. – За двадцать лет ты так и не понял, что это ничего не решает!

Баррич и глазом не моргнул.

– Вопросы бывают и неразрешимыми, – заметил он философски. – А выпивка все сглаживает. – Он легко поднялся на ноги и встал перед ней, твердый как камень. Годы пьянства, по-видимому, научили его хорошо владеть собой в такие мгновения. – Что ты хотела?

Лейси прикусила губу, но решила не спорить.

– Мне нужно, чтобы вы это уничтожили. И мне нужна мазь от синяков.

– Разве в этом замке никто больше не пользуется услугами лекаря? – спросил шут, не обращаясь ни к кому в частности.