Добыча - Дэниел Ергин

Что касается лагеря западных союзников, то нефтяное эмбарго ускорило развитие расхождений, самых серьезных со времени Второй мировой войны, которые обострились еще в 1956 году после Суэца. До октябрьской войны отношения уже были в какой-то степени напряженными. Но с введением эмбарго европейские союзники во главе с Францией поторопились отмежеваться от политики США и занять более приемлемую для арабов позицию, причем этот процесс ускорило посещение европейских столиц Ямани вместе с его алжирским коллегой. В каждой столице оба министра настойчиво убеждали европейцев выступить против США и их ближневосточной политики. Ямани при этом пускал в ход все свои излюбленные средства убеждения. «Мы крайне сожалеем, — произносил он извиняющимся тоном, — что сокращение арабской нефтедобычи принесло Европе такие неудобства». Однако не оставалось никаких сомнений в том, чего он хотел от европейцев.

По мере того, как европейцы, уступая, меняли курс политики, стремясь отойти от США и развить «диалог» и «сотрудничество» с арабскими странами и ОПЕК, в американском руководстве все чаще начали раздаваться ехидные замечания, что европейцы проявляют слабость и из кожи вон лезут в своем торопливом потакании ОПЕК. Со своей стороны, европейцы настойчиво утверждали, что США проявляют слишком большую склонность к конфронтации и слишком воинственны по отношению к экспортерам нефти. Конечно, среди европейских стран были и свои расхождения. Французы и англичане больше всех других стремились отдалиться от Соединенных Штатов и искать расположения экспортеров, немцы — в меньшей степени, а голландцы были наиболее тверды в своих обязательствах по отношению к традиционным союзам. Некоторые европейцы подчеркивали, что в первую очередь должны защищать собственные интересы. «Вы зависите от арабов только в одной десятой части потребления, — резко сказал французский президент Жорж Помпиду. — Мы же зависим от них полностью».

В европейской позиции присутствовало возмущение, как и некое романтическое стремление к справедливости. Французы уже давно были обижены на то, что «англо-американцы» несправедливо оттеснили их почти от всей ближневосточной нефти, в частности, нефти Саудовской Аравии, отказавшись соблюдать послевоенное Соглашение «Красной линии», и что американцы ослабили их позиции в борьбе за Алжир. Затем в 1956 году разразился Суэцкий кризис. Прошло семнадцать лет с тех пор, как американцы отказались поддержать Францию и Великобританию в конфронтации с Насером, и это ускорило потерю позиций на международной арене и дало огромный толчок развитию арабского национализма. Но теперь премьер-министр Эдуард Хит в частной беседе умышленно напомнил американцам, сказав «я не хочу поднимать Суэцкий вопрос, но он остается в памяти многих». Несомненно, он оставался в памяти и самого Хита: в те болезненные дни он был лояльным парламентским партийным организатором в правительстве Энтони Идена. В середине ноября 1973 года Европейское сообщество приняло резолюцию в поддержку арабской позиции в арабо-израильском конфликте. Тем не менее некоторые арабские лидеры не были удовлетворены. По словам одного из них, это был «воздушный поцелуй откуда-то издалека. Это было, конечно, очень мило, но мы предпочли бы что-то более теплое и близкое». Резолюция тем не менее была своего рода уступкой, которую арабы хотели получить, и она оказалась достаточной для того, чтобы в декабре 5-процентное сокращение добычи было для европейцев приостановлено. Однако министры нефти все же предупредили, что если европейцы не продолжат «оказывать давление на Соединенные Штаты и Израиль», сокращение добычи будет введено.

Европейское сообщество беспокоил и еще один щекотливый вопрос. Хотя многие члены его были включены арабами в список «дружественных» стран, для одной из них, а именно Голландии, по-прежнему действовало эмбарго. Если бы остальные решили отказаться от переотправки нефти в Голландию, они бы нарушили одну из основных концепций Сообщества, — положение о свободном потоке товаров. Тем не менее члены Сообщества были намерены именно так и поступить. Но Голландия решительно напомнила, что является главным поставщиком природного газа Европе и обеспечивает, в том числе, 40 процентов его общего потребления во Франции и почти все потребности в нем для обогрева и приготовления пищи на газовых плитах Парижа. В результате достигли спокойного компромисса, включивше го не уточненную «общую позицию» членов Европейского сообщества, и подчеркнули целесообразность ускорения поставок неарабской нефти международными компаниями.

Японцы, считавшие, что ближневосточный кризис их не касается, с тревогой обнаружили, что включены в список «недружественных» стран. Япония получала из стран Персидского залива 44 процента необходимой ей нефти и больше всех промышленных стран зависела от нефти как энергоносителя — 77 процентов по сравнению с 46 процентами в Соединенных Штатах. Поступление нефти принималось как само собой разумеющийся факт, как основной и надежный источник экономического роста. Теперь положение изменилось. Ямани в категоричной форме объявил японцам о новой арабской экспортной политике: «При недружественном к нам отношении нефти вы не получите. Если вы займете нейтральную позицию, нефть вы получите, но не в таком объеме, как прежде. Если будете настроены дружественно, вы получите столько, сколько и раньше».

До введения нефтяного эмбарго «ресурсная фракция» в японском парламенте и деловых кругах уже выступала с призывом к пересмотру японской политики на Ближнем Востоке. Ей не удалось достичь многого по той причине, как выразился заместитель министра иностранных дел Фумихико, что «до 1973 года, имея деньги, мы всегда могли купить нефть», а также потому, что Япония покупала нефть главным образом у международных компаний, а не напрямую у ближневосточных стран. Когда разразился кризис, ресурсная фракция резко усилила свою активность. 14 ноября, в тот самый день, когда Киссинджер уговаривал в Токио японского министра иностранных дел не порывать отношений с Соединенными Штатами, обеспокоенные лидеры деловых кругов в неофициальном порядке встретились с премьер-министром Какуэем Танакой, чтобы высказать «прямую просьбу» о кардинальном изменении политического курса. Несколько дней спустя арабские экспортеры отменили дальнейшее сокращение добычи для европейских стран, которые выступили с проарабским заявлением. Это было материальным доказательством награды за изменение политики. Тем временем неофициальные японские эмиссары, которые были в срочном порядке тайно посланы на Ближний Восток, сообщили, что принятие «нейтральной позиции» арабы считают не только недостаточным, но даже рассматривают как проявление оппозиционности. 22 ноября Токио выступил с заявлением, одобрявшим арабскую позицию.

Эта декларация была первым за весь послевоенный период серьезным отходом Японии от Соединенных Штатов в вопросах внешней политики. Такой шаг вряд ли был предпринят с легкостью, поскольку в основе японской внешней политики был — или прежде был — американо-японский альянс. Через четыре дня после этого заявления Япония получила свою награду: арабские экспортеры отменили для нее декабрьское сокращение добычи. Следуя одному из направлений новой ресурсной дипломатии, Токио направил на Ближний Восток целую вереницу высокопоставленных представителей для проведения деловых переговоров, носивших явно выраженную политическую окраску — по вопросам экономической помощи, займам, организации новых проектов, двусторонних соглашений, заводов. Поскольку нефтяные компании, ранее сообщившие, что в связи с распределением и сокращением добычи не смогут поставлять нефть в прежнем объеме, Япония больше не могла рассчитывать на них, и была вынуждена сама заняться поисками надежных поставок. Однако, несмотря на продолжавшийся нажим арабов, японцы все же отказались разорвать дипломатические и экономические отношения с Израилем. О тех же, кто в Японии требовал аннулирования этих связей, заместитель министра иностранных дел Того сказал, что они страдают известной болезнью — «нефтяным психозом».

В то время, когда даже традиционные союзники уступали требованием арабов, Соединенные Штаты стремились организовать скоординированную реакцию промышленных стран. Вашингтон опасался, что обращение к принципу двусторонних соглашений — бартерным сделкам между какими-либо двумя странами — приведет к созданию гораздо более жесткого и перманентно политизированного нефтяного рынка. Но процесс уже пошел. «Двусторонние соглашения: так поступают все», — гласил заголовок в «Миддл-Ист экономик сервей» в январе 1974 года. Нефтяная промышленность со скептицизмом взирала на схватку политиков за обеспечение поставок своим странам. Представитель «Шелл» Фрэнк Макфэдзин, хотя и с определенной долей цинизма, только удивлялся, глядя на «двух главных министров кабинета, улетавших с помпой, подобающей при освобождении осажденной крепости, чтобы подписать бартерное соглашение о поставке сырой нефти, которой не хватило бы для потребностей страны и на четыре недели. Делегации и эмиссары, политики и друзья политиков, большей частью малосведущие в нефтяном бизнесе, опускались на землю Ближнего Востока подобно чуме, принявшей почти библейские масштабы». Со своей стороны, Киссинджер опасался, что двусторонние соглашения подорвут переговоры по урегулированию последствий арабо-израильской войны, которые он вел. Если промышленные страны, считал он, пойдут и далее таким путем и будут придерживаться уже возникающих подходов на основе паникерства, недостаточной информации, меркантилизма, принципа «каждый за себя» — то это приведет в конечном счете только к ухудшению их положения.