Одинокий тролль. Дорога ярости. Путь Эскалибура - Дэвид Вебер

Было бы еще лучше, если бы кресла соответствовали пропорциям людей, но, очевидно, роскошная мебель предназначалась для кого-то с более длинными ногами и более коротким, чем у человека, торсом. Кресла постоянно напоминали им о том, что с прежней жизнью покончено навсегда и, хочешь не хочешь, надобно приноравливаться к обстоятельствам.

Увы, это было не единственным напоминанием.

Сэр Джордж посмотрел на странное одеяние, в которое было облачено его тело. Оно напоминало одеяние демонического шута и его драконоподобной гвардии — и в тоже время отличалось от него. Во-первых, оно было другого цвета — темно-зеленого, с черной полосой по рукавам и штанинам. Во-вторых, не закрывало рук, как у них, но включало очень удобные башмаки, которые словно бы стали продолжением его ног. В-третьих, оно было более свободным, чем предпочитали носить чужаки. Но при этом прилегало к телу плотнее, чем привычная одежда людей.

После купания в паре сэр Джордж и его люди нашли эти одеяния в указанном бестелесным голосом помещении, причем все, состоящие из единого куска одежды, казались одинакового размера. Никто не знал, как открыть странные застежки, которые заменяли пуговицы и шнуры. Не один барон пришел в смятение при виде странных одежд, но звучащий в головах голос настаивал, чтобы они надели их, и терпеливо объяснил, как расстегнуть застежки и залезть в эти одежды.

Одеяния, как выяснилось, имели свойство менять размер таким образом, чтобы подходить под сложение хозяина, и все они, включая сэра Джорджа, ощутили себя в этой одежде куда комфортнее, чем в прежних костюмах. Не одно суровое солдатское лицо расплылось в довольной детской улыбке, когда воины по достоинству оценили удобства башмаков на сплошной толстой подметке да еще и с мягкой стелькой внутри. Люди, проведшие большую часть жизни шагая от битвы к битве, были в восторге и не шутя уверяли друг друга, что даже король не отказался бы от таких башмаков.

Сэр Джордж вынужден был признать, что башмаки выше всяких похвал, но вот одеяние оставляло желать лучшего. Дело в том, что все одежды были одинаковыми. В них щеголяли воины, его сын и отец Тимоти. Увидев точно такую же одежду на Матильде, сэр Джордж ощутил новый приступ негодования. Наряд, выданный чужаками, не скрывал ни единого изгиба тела его жены, и он не был бы мужчиной, если бы не заметил, что все воины в помещении усердно отводят от нее глаза.

Саму Матильду, казалось, нисколько не волновала откровенность ее одеяния. Однако барон очень сомневался, что она в самом деле столь легко к этому относится, но он взял себя в руки и ничем не проявил своего гнева. Матильда вела себя безупречно, и с его стороны глупо было беситься по поводу того, что захватчики одели их всех одинаково, а его жена выглядела в новом наряде слишком вызывающе. Это такая мелочь по сравнению с тем, что они уже пережили и что ожидало их впереди.

Еще одним напоминанием о перемене в судьбе служили два находящихся в зале бородавочника и пара драконолюдей. Сэр Джордж полагал, что стража приставлена к ним, дабы подчеркнуть их зависимое положение. У него не было сомнений, что при желании демонический шут мог слышать все, о чем говорили люди, даже не подсылая к ним соглядатаев. Бежать им было некуда, и, следовательно, стража приставлена к ним лишь затем, дабы напомнить, что теперь они находятся во власти чужаков. Если бы у барона оставалась свобода действий, он и сам, несомненно, собрал бы своих людей для откровенного разговора, но сейчас ему пришлось это сделать по приказу двоеротого, и это глубоко уязвляло его самолюбие. Сэр Джордж был солдатом, привыкшим повиноваться командам и самому их отдавать, но он никогда бы не стал служить демоническому шуту, а бесчувствие нелепой твари его просто бесило. Этот мерзкий недомерок отдавал им приказы так, словно сэр Джордж и остальные люди были ничем не лучше своры охотничьих собак.

Но как бы ни раздражал его их новый командир, сэр Джордж не собирался давать волю гневу. Может, он и не умеет читать чувства двоеротого, но это не означало, что тот не разбирается в настроении людей, а готовность демонического шута убивать была продемонстрирована им с предельной ясностью. Так что когда сэру Джорджу было приказано «сделать опись» новых «ресурсов» гильдии, барон не стал спорить. Он прекрасно понимал необходимость установить и поддерживать среди людей железную дисциплину. Причем начинать надо было с командиров, ради чего он и пригласил в зал шестерых мужчин и Матильду. Барон с женой сели в кресла, стоящие в торце стола, будучи уверены в своем праве занять эти места. Сэр Джордж не выказал ни тени сомнения или неуверенности в том, что он был и остается старшим из присутствующих командиров, и был искренне рад, что никому не взбрело в голову оспорить его старшинство.

То, что отец Тимоти и сэр Ричард сели справа и слева от них с Матильдой, мгновенно устранило всякий соблазн оспорить его главенство. Отец Тимоти поддержал бы его в любом случае, но с сэром Ричардом дело обстояло сложнее. Поскольку смерть графа Кэтуолла и сверхъестественный способ их спасения — или пленения — нарушили все планы экспедиции во Францию, сэр Ричард вполне мог заявить о своем намерении взять власть. В конце концов, под командой сэра Джорджа находилось меньше трети всех выживших латников и лучников. Почти половину войска набрал граф Кэтуолл, и можно было бы поспорить, перешла ли присяга их после смерти отца Матильды к ней, а через нее — к сэру Джорджу или же воины, освобожденные от присяги гибелью графа Кэтуолла, вольны выбрать себе нового командира.

Но сэр Ричард явно не рвался к власти, предпочитая, чтобы ответственность за судьбы уцелевших людей взял на себя его более старший и опытный товарищ. Людям, сознающим, что никто из них, наверное, никогда не увидит Франции, да и собственного дома тоже, нужен был сильный предводитель, и сэр Джордж подходил на эту роль как никто другой из собравшихся на совет командиров.

— Сколько нас, святой отец? — спросил барон после продолжительного молчания.

— Больше, чем я думал, милорд, — ответил доминиканец.

Как духовник сэра Джорджа, отец Тимоти с самого начала взял на себя обязанности секретаря, ведавшего делами идущих под его знаменем людей. А поскольку секретарь графа Кэтуолла и прочие его помощники погибли вместе с ним, отец Тимоти разом получил должность казначея и квартирмейстера экспедиции. На это место он подходил как нельзя лучше, поскольку у него был дар к исчислению, а его священнический сан заставлял выживших обращаться к нему за утешением и ободрением. Поджав губы, священник что-то подсчитывал в уме, не торопясь отвечать на вопрос сэра Джорджа, догадывавшегося, как хочется ему иметь писчие принадлежности для записей и расчетов. К несчастью, у них не было ни пергамента, ни бумаги, ни чернил — только память отца Тимоти.