Принц и пилигрим - Мэри Стюарт

— Погоди. Вот этого-то я и не понимаю. Откуда тебе это известно? Бедуир никак не мог видеть, что происходит, иначе бы не напал на меня. А Борс, сдается мне, к тому времени уже ушел за стражей. Так от кого король узнал правду?

— Разумеется, от королевы.

Мордред молчал. В воздухе вокруг звенели песни болотных птиц, но он слышал лишь безмолвие, призрачное безмолвие этих долгих, пронизанных снами ночей. Она видела. Она знала. Она вовсе не прогоняла его прочь.

— Кажется, я начинаю понимать, — медленно протянул Мордред. — Гахерис сказал мне, что за мной вот-вот придет стража и ради спасения жизни мне нужно бежать из Камелота. А он, дескать, отвезет меня в безопасное место, пусть даже сам при этом рискует головой. Даже в ту пору, хоть в сознании у меня мешалось, я счел это странным. Ведь я же поверг его на землю, защищая королеву.

— Гахерис, милый мой Мордред, спасал лишь собственную шкуру. Тебе не приходило в голову задуматься, с какой стати стража выпустила его за ворота, хотя о стычке все наверняка уже знали? Одного Гахериса непременно задержали бы. Но вот принца Мордреда, ежели сам Бедуир распорядился, чтобы о нем позаботились…

— Я почти ничего не помню. Скачка — точно дурной сон… часть дурного сна.

— Так подумай сейчас. Произошло следующее: Гахерис выбрался за ворота, ускакал прочь и, как только представился случай, бросил тебя на произвол судьбы — умирать или выздоравливать, это уж на усмотрение Бога и благочестивой братии.

— Ты и об этом знаешь?

— Со временем Артур нашел-таки монастырь, но тебя уже не застал. Разыскивая тебя, королевские посланцы изъездили страну вдоль и поперек. И в конце концов решили, что ты сгинул либо мертв. — Гавейн невесело усмехнулся. — Мрачно же подшутили боги, братец! Скончался Гахерис, а оплакивали тебя. Тебе бы это изрядно польстило. Когда собрался очередной совет…

Остального Мордред уже не слышал. Он порывисто вскочил на ноги и отошел на несколько шагов в сторону. Солнце садилось, на западе переливалась и мерцала гладь огромного озера. А за ним, между заводью и закатным заревом, маячили холмы острова Хой. Мордред глубоко вздохнул. Ощущение было такое, словно он медленно пробуждается к жизни. Когда-то давным-давно на берегу неподалеку отсюда вот так же стоял мальчишка, и сердце его влеклось за холмы и за море, к далеким, многоцветным королевствам. А теперь его сменил мужчина: он глядел в ту же сторону, прозревал те же видения, а в сознании его рассеивалась горькая озлобленность. За ним вовсе не охотились. Его не оклеветали. Имя его по-прежнему сияет незамутненным серебром. Отец искал его с миром. А королева…

— На той неделе прибудет гонец, — сообщил Гавейн. — Ты позволишь мне отослать письмо?

— Нужды нет. Я поеду сам.

Гавейн кивнул, глядя на просиявшее лицо брата.

— А эти? — Он махнул рукой в сторону далекой хижины.

— Останутся здесь. Мальчишка скоро сможет занять мое место и исполнять мужскую работу.

— Она тебе жена, да?

— Во всяком случае, так себя величает. Без обряда по местным обычаям не обошлось: костер, лепешки… Она осталась довольна. — Мордред сменил тему, — Скажи, Гавейн, а сам ты долго здесь пробудешь?

— Не знаю. Возможно, гонец привезет какие-нибудь вести.

— Ты надеешься, что тебя призовут назад? Мне и спрашивать не надо, что ты делаешь здесь, на островах, — напрямую объявил Мордред. — Но если ты вернешься, что будет с Бедуиром?

Лицо Гавейна посуровело, превратилось в знакомую упрямую маску.

— Бедуир станет осторожничать. Ну и я, надо думать, тоже.

Гавейн смотрел мимо брата. Из далекой хижины вышли женщина и мальчик и застыли у дверей, глядя в их сторону. Под порывом ветра платье облепило ее фигуру, длинные волосы взметнулись золотым вихрем.

— Ну что ж, понимаю, — проговорил Гавейн. — Как зовут мальчика?

— Медраут.

— Внук верховного короля, — задумчиво протянул Гавейн. — А сам он об этом знает?

— Нет, — отрезал Мордред, — Оно и незачем. И о том, что он мой сын, мальчик тоже понятия не имеет. После того как я уехал с островов, мать его вышла замуж и родила еще троих, прежде чем муж ее утонул. Он был рыбаком. Мы знали друг друга еще мальчишками. А вот родители ее еще живы; помогают ей с детьми. Они радушно меня приняли, порадовались, что нас удалось-таки сговорить — спустя столько-то лет! — но я видел: они не рассчитывают, что я останусь с ними надолго. А сама она со всей определенностью объявила, что островов ни за что не покинет. Я обещал позаботиться, чтобы они ни в чем не нуждались. Для детей, для всех четверых, я отчим. Когда-нибудь Медраут, возможно, и узнает, что он бастард «Лотова бастарда», но и только; разве что в один прекрасный день я за ним пришлю. И не в обиду тебе будь сказано, брат, этого добра здесь предостаточно. Зачем поощрять честолюбие?

— И верно, зачем? — Гавейн поднялся на ноги. — Ну что, останешься с ними или поедешь со мной? Корабля еще ждать и ждать. Во дворце оно будет поуютнее, чем в этом твоем потайном убежище!

— Дай мне день-два на то, чтобы примириться с новостью, и я приеду. — Мордред неожиданно рассмеялся. — Любопытно будет поглядеть, как поразит меня дворцовая роскошь на сей раз, спустя столько месяцев на прежних работах! Вкуса к рыбалке я еще не утратил, однако сознаюсь, что резать торф я отнюдь не предвкушал!

При виде сына король испытал такое облегчение и радость, а королева была так искренне счастлива, что Мордреду показалось, будто после долгой, грозящей голодной смертью зимы наконец-то настало лето. О событиях той роковой ночи говорилось мало; ни Артур, ни Гвиневера не хотели вспоминать о стычке, зато наперебой расспрашивали Мордреда о месяцах, проведенных в изгнании. И вскоре, едва принц рассказал о своих попытках вернуться к изнуряющему распорядку детских лет, все трое принялись хохотать, напрочь позабыв о кошмарной ночи.

Затем речь зашла о Гавейне, и Мордред вручил королю послание от сводного брата. Король прочел письмо и поднял глаза.

— Ты знаешь, что в нем?

— В общем и целом — да, сир. Гавейн говорил, что намерен просить вас дозволить ему вернуться на юг.

Артур кивнул. И следующая его фраза стала ответом на вопрос, Мордредом так и не заданный.

— Бедуир все еще в Бретани, в своем замке Бенойк, что стоит к северу от огромного леса, прозванного Опасным. Похоже, что, к нашему прискорбию, он обосновался там навсегда. Зимой он женился.