Приключения сомнамбулы. Том 2 - Александр Товбин

– Откуда у них тот сыр?

– Из стратегических запасов!

– Сыры – потом, на десерт. На второе «Лобстеров в свинине» возьмём?

– Закусим, потом и со вторым, и с «сырной тарелкою» разберёмся.

– Разве «Лобстеров в свинине» не в «Камелоте» готовят? – не удержался от вопроса Соснин.

Юные гурманы шумно выразили восторг его посвящённостью в тайны происхождения порционных блюд, разъяснили: у ресторанов объединены кухни.

– «Камелот» вон где расположен, а мы… – занудствовал Соснин.

– Лифт в кухню «Камелота» спускается, заказывают по радиотелефону… есть и телесоглашение, отсюда можно садомазохистскую любовь посмотреть… вон в тех кабинках, за отдельную плату.

– Карточка и там действует, – успокоил Тима. – Ещё и бонусы предлагают.

– Лифт вертикально ходит, а «Камелот» в-о-о-о-н где! В стороне.

– Ну-у-у, значит придумали, чтобы по наклону ходил.

– Или горизонтально. Вам-то какая разница?

– Мне тёмное пиво, пожалуй, «Гиннес», – передумала Света.

– Вам светлое, Илья Сергеевич? Какое любите?

– «Тройку» или «семёрку», – догадался сказать Соснин, хотя про себя засомневался: может быть, «Степана»? Или «Степан» был бы простоват в обрамлении этой роскоши? И другие сомнения не отпускали – как очутились здесь, в подвешенном состоянии? И смогут ли выбраться – куда всё-таки вела лестница, достигала ли земли?

К столу приближался официант.

Без устали наяривал джаз.

Танцевали.

Свинговая взвинченность со срывами в хрипоту, взвизги саксофонов, бои тарелок и барабанов… возбуждение синкоп вдруг будто бы сникло, убавилась резко громкость, фразы сопровождения стихали и вовсе стихли, уступив попурри из божественных фортепианных мелодий прошлого.

Потные пожилые джазисты трубной, струнной, ударной групп словно переводили дух. Или отдавали должное корифею? А пианист… пронзительные пассажи! Низенький, полный, со слипшимися редкими волосами над опухшим нездоровым лицом – такие лица осаждают винные отделы магазинов перед закрытием! – он, этот неопрятный, обрюзглый поседевший блондинчик, то валясь на клавиатуру и перебирая пальцами где-то под грузным туловищем, то демонстративно отстраняясь от инструмента и выпрямляя спину так, как если б позвоночник вспоминал молодость, так, что до клавишей едва дотягивались его короткопалые кисти, о, он вовсе и не играл, казалось, исключительно – пронимал энергией: высекал искры, посылал не ноты-звуки, но таинственные вибрации в жующий и пьющий, занятый собой зал.

Батюшки!

Это же Вихарев!

Юра Вихарев – в экзотическом ресторане?! С вигвамами?

– Вы знаете музыканта? – наклонилась Света.

– Знал когда-то! Он из тех, кто умел растапливать лёд… даже тогда, когда играл холодный джаз.

– Джаз умирает, – поставил окончательный диагноз Тима, – искусство импровизации не находит спроса, ваш старинный знакомец, – посмотрел на индейцев, раскладывавших по тарелкам кусищи жареного бизона, у бедолаг от жары плыли колера боевой раскраски, – последний из могикан.

– Попса джаз вытеснила, давит и давит на сознание, сохранился лишь облегчённый песенный рок, – сказала Алиса.

– Не на сознание, на подсознание давит, – вспомнил Соснин.

– Но спрос растёт, дикие сборы! – со знанием дела кивнула Света, – одни и те же шлягеры гоняют, они и давят.

– Подсознанию, значит, нравится, чтобы на него давили, – Тима исповедовал позитивизм.

Через зал пробежали Ика и Иза в пылавших платьях.

– Что здесь поделывают?

– Кушать всем хочется, – засмеялась Света, – не грех подкрепиться, им заключительную церемонию «Довлатовских чтений» поручили вести.

– Ика с Изой выиграли, когда бесед с умниками лишились в прямом эфире. Ведущие попсовых ток-шоу в разы получают больше, сумасшедшие у них гонорары.

– И в конвертах приплачивают!

– Ну, в конвертах всем дают.

– Не всем, не всем, – не отрывался от меню Тима, – конверт надо заслужить.

Бледный длинношеий официант с блок-нотиком и карандашом, эффектно повязавший бёдра полосатым, сине-розовым полотенцем, почтительно склонил маленькую, украшенную карими глазками навыкате и шоколадной бородкой-эспаньолкой голову, ждал.

– Нет, мне тоже светлое пиво, холодненькое, – снова передумала Света.

– Компот из сухофруктов есть? – вспомнила Алиса.

Изобразив сожаление, официант молча покачал головой; заказ был подробный, официант переспрашивал, глядя прямо в глаза, уточнял.

И быстро, понятливо записывал!

Записал, убежал.

В углу зала Ика с Изой следили за установкой высокой ширмы.

– За ширмой большой и объёмный плазменный экран смонтируют, чтобы гонять всю ночь свежие эфирные новости, репортажи, церемонии награждения, – объясняла Света, – ешьте и пейте, набирайтесь силёнок!

– Что-нибудь из программы «Довлатовских чтений» покажут?

– Обязательно!

– «Суп с котом» будет?

– Будет, будет!

– Это знаете кто? – тихонько спросила Алиса, указывая на путавшуюся в просторных жёлтых шелках плосколицую каланчу с большим ртом, которую белопузый, как пингвин, кавалер в расстёгнутом смокинге, поддерживая за спинку кресло, усаживал за соседний стол.

– Кто же?

– С неё лепили когда-то «Девочку с лейкой», у неё контракт с русским «Космополитеном» и заказов на клипы, на рекламу, невпроворот.

– Сюда к ночи съедутся VIP-персоны, звёзды, всех увидите.

– Спасибо, я ненадолго… мне бы поскорее домой вернуться, но метро…

– Да, плывун.

– Какой плывун, объясните.

– Какой? – строго взглянула Алиса и слегка отодвинулась, как если бы заподозрила в нём носителя дурной болезни.

– С плывуном безнадёга, итальянцев разбираться позвали, те деньги проглотили и смылись, – пригладил волосы Тима, – не стоит, Илья Сергеевич, домой спешить, тем более, что нас много ждёт интересного; в подтверждение заиграла бодрая музыка, заиграла вполне интригующе, где-то рядом, хотя музыкантов не было видно.

– Хорошая установка, от «Филипса», – похвалила Света.

– И акустику голландцы отлаживали.

– Какой плывун… смешно. Сами-то вы откуда, Илья Сергеевич, вы часом не инопланетянин? Или действительно из Питера, но вопросами своими нас рассмешить хотите? Бог мой, здесь вас увижу, там, слоняетесь неприкаянно, будто бомж, – Алиса сложила жирно-ярким сердечком губки.

– Всё время в Питер хочу вернуться, хочу, но не могу, – печально усмехнулся Соснин, – то Михайловский замок, то Петропавловка промелькнут близко-близко… в другой раз – Думская башня, или Казанский собор, или колокольня Владимирского собора, только внезапно всё исчезает, так же внезапно, как появляется.

– Лазерное шоу репетируют к юбилею!

– К какому юбилею? – поймал на слове Соснин.

– Шутник-инопланетянин? Совсем уже не смешно. Надоела юбилейная шумиха, сил нет, – отмахнулась Света, а Алиса с Тимой ей согласно кивнули, – Илья Сергеевич, получается, вы по кругу бесцельно ходите?

– Даже до Невского не могу добраться.

– Пробки, – посочувствовал Тима, – все на машинах.

– Я, по-моему, заблудился.

– Взрослый человек… почему не спросить дорогу?

– Мои вопросы не понимают. Я с другой планеты не прилетал, а не понимаю ответов, не понимаю, где нахожусь. Всё другое… всё попадало, одни обломки остались.

– Не отчаивайтесь! Мой дедушка на вас похож, такой же смешной! Отправится погулять, заблудится… его, запуганного разрухой, участковый, будто маленького, доводил до дома за ручку, – успокаивала, как умела, Света.

– А вы вообще-то кто по профессии?

Соснин сказал.

– Здорово! И что вы…

– То, что я построил – разрушено.

– Спешили, кое-как строили. Не то, что раньше! В Риме на ватиканскую колоннаду, с типовыми-то колоннами, и то, слышала, десять лет угрохали.

– Одиннадцать!

– Ого! – поразилась Света, – время не ценили, зазря тратили.

– Не зазря! – барочная ватиканская колоннада, как живая – при движении по площади впечатления от неё неожиданно меняются, её многоколонные дуги, то сжимаются, то вытягиваются, будто бы перестраиваются непрестанно.

– Правда? – недоверчиво посмотрела Алиса, – знала, что барочная, но не обращала внимания. Перестраивается, не перестраивается, главное – стоит до сих пор. А ещё есть и круглый храм с большим куполом, в куполе – отверстие, тоже круглое, тот храм… или не храм, точно не знаю, тысячи лет простоял и стоит, почти новенький… как смогли…