Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные. - Константин Радов

- Перо и бумагу! Гичку приготовить!

С мичманом посылаю записку Змаевичу. Зову Торвальдсена.

- Лейтенант, вы очень меня обяжете, если выведете кеч вот сюда. Поднимите сигнал, предписывающий прочим бомбардирским судам повторять ваши маневры.

Датчанин с недоумением созерцает прозрачными северными глазами крестик на карте. Обойдется пока без разъяснений. Может, ничего и не выйдет.

Следующий час укрепляет в мысли, что выйдет. Из обширного пространства Керченской бухты крупным судам доступна лишь малая, по морским меркам, часть: три версты на полторы. Впадина изгибается полумесяцем вокруг мели, продолжающей под водою мыс Ак-Бурун. Здесь-то и происходят все главные события. Сейчас шесть из восьми неприятельских кораблей плотно набились в ближнее к городу ответвление фарватера. Достаточно плотно, чтобы вероятность попадания из мортиры поднялась до приемлемых значений.

Все тот же мичман привез ответ вице-адмирала. Понятно, что положительный: теперь такое решение кажется очевидным. Одновременно в нашу сторону начинают верповать арьергардные прамы, а группа небольших парусных судов пытается выйти на ветер относительно турок. Брандеры, несомненно. Тоже вариант.

Прамы - это хорошо. Защитят от фрегатов и шебек, если реал-бей прикажет мне помешать. Но дожидаться их не стану.

- Лейтенант, еще сажен двести ближе и чуть левее, чтобы корабли состворились.

Комбинируя сигнальные флаги с маханием руками, развожу свою маленькую флотилию таким манером, чтоб она сама не составляла удобную мишень.

- Ставьте кеч и начинайте пристрелку.

Сэр Джон Лик, британский адмирал, с большим успехом применял бомбардирские суда в эскадренном бою. Правда, использовал настильный огонь, а не навесной. Мортиры, насколько знаю, не употреблялись против флота. Слишком уж велика неточность. Судно представляет для них недостаточно крупную цель. Но шесть судов тесной группой, вытянутой вдоль траектории - другое дело.

Любопытно, какое действие окажет трехпудовая бомба? Палубы пробьет легко, бимс (если попадет) сломает, а дальше смотря по размещению груза в трюме... Может днище проломить, а может застрять и взорваться... Удача для команды, если льяльная вода или питьевая из разбитой бочки погасит запальную трубку, неудача - крюйт-камера, здесь всё ясно...

Виден только ближний корабль и еще один, который выбился сбоку. По ближнему и приказал целить, с малой прибавкой. Дальние за ним неразличимы. Как только стрельбу наладили, вызвал скампавею 'Выжлец' (любитель псовой охоты имена придумывал) и перешел на нее.

С прицеливанием по направлению бомбардиры сами справятся, вот по дальности - надо помочь. Экзерциции в таком роде я им устраивал. Заняв позицию в стороне и чуть ближе к неприятелю, принимаюсь за дело. Мичман-сигнальщик и пятеро матросов при нем трудятся в поте лица, после каждой пары выстрелов поднимая флаги: свой для каждого кеча и к нему два для обозначения перелета, недолета или верного прицела по каждой мортире. Которая стреляла первой - флажок выше по штагу, второй - ниже. Для заряжания такого мощного орудия надобно от пяти до десяти минут, причем лучше не спешить (иначе последние остатки меткости пропадут). Так что не без труда, но успеваем за всеми.

Бомбы падают почти вертикально. Оценить шансы легко: отношение суммарной площади палуб в пределах фигуры рассеяния к величине сей последней. В грубом приближении выходит около одной двадцатой. И вот первое попадание! Снаружи не видно, велик ли ущерб - но туркам обстрел не нравится. Опять завозят якоря... Ну-ну, давайте: если своими руками корабли на мель посадите, тогда им точно не уйти!

Шлюпки барахтаются, словно вши, упавшие в умывальный таз. Суда медленно, как гигантские улитки, ползут из-под огня. Я направляю по линии этого движения смертоносный чугун. За столь азартным и увлекательным занятием часы бегут незаметно. Солнце клонится к закату, когда очередная бомба становится роковой для пораженного ею двухпалубника: сначала из нижних пушечных портов показывается едва заметный дымок, потом выбегают на палубу и сыплются в воду матросы, наконец в пламени чудовищного взрыва обломки корпуса и рангоута взлетают в воздух. Огонь забросило на близ стоящий корабль: кто-то мечется на палубе, пытаясь гасить, но уже бесполезно! Даю поправки, чтобы вернее накрыть оставшиеся жертвы - и вижу еще дым поблизости. Да не один! Целая стая горящих брандеров приближается с норда. Одни турки палят из пушек, другие спускают шлюпки, третьи кидаются вплавь... Последних с каждой минутой больше: но чертовы брандеры прошли насквозь или мимо, их несет прямо на меня. Только один зацепился за чужой такелаж и подпалил врага безо всякого противодействия.

- Уносим ноги, живо!

Счастливо избежав столкновения с объятыми пламенем бригантинами (распугавшими затем нашу собственную линию), возвращаюсь на место.

- Мичман, бомбардирским судам - сигнал прекратить огонь! Гребным - к абордажу!

В горячечном бреду мне не пришло бы в голову посылать людей абордировать линейные корабли, готовые к бою, особенно турецкие. У них команды на треть больше, чем в европейских флотах - больше за счет морских левендов, великих мастеров рубиться накоротке. Но похоже, что там никого нет. Все сбежали, когда пожары начались. Надо спешить: вон у Змаевича шлюпки спускают, поделить на команду десять тысяч рублей за взятый корабль всем охота. Ох, и прижимист государь: новый такой, вместе с пушками, не меньше сотни стоит... Офицерам и матросам линейного флота тоже добычи хватит. В гавани четыре фрегата, малых судов десятка два. А если турки сожгут или утопят, чтоб русским не достались - черт с ними, у нас и так в командах некомплект. Сколько ни сражаюсь с лихорадками, больных в Азове и Троицке полные гошпитали. Вот противник, воистину непобедимый!

Над бесхозными кораблями поднимаются ландмилицкие знамена. Пусть моряки скрежещут зубами от зависти: опять пехота опередила! Пора домой, на 'Макарку'. 'Выжлецу' будет служба на ночь: патрулировать воды против Еникале, чтобы Мурад-паша не переправился. Под самыми стенами какие-то лодки спаслись, мы их оттуда не выцарапаем. Два корабля, что по другую сторону мыса верповались, тоже сумели улизнуть. Если Мурад выйдет к Черкесскому берегу, путь морем на Кафу свободен... Пока свободен. Завтра поговорю со Змаевичем, как бы пресечь. И сухопутные дела завтра обдумаю, голова совсем плохая. Прошлую ночь опять не выспался, третью сряду: кечи к бою снаряжал. А датчанин молодец, у него больше всех попаданий!

Усталость страшная. На борт 'Миротворца' взбираюсь из последних сил. Приказываю лейтенанту построить экипаж, благодарю за службу. Надо будет в трофейную ведомость вписать, без них бы ни черта не вышло. На всех поделить, кто был в бою.