Мир приключений 1971 - Александр Абрамов

— Сначала я уложу на пол двух—трех жрецов, — пообещал Бренн.

— Я тебе помогу… Умирать, так хоть не как овцы… Этот тип в маске говорит, что перво-наперво нас подвергнут испытанию Голосом… Сейчас он красиво расписывает, чем и как он затем будет нас мучить… Они просто свихнулись на садизме. Это патология, которую надо лечить…

— А ты ничего держишься, — сказал Бренн. — Только бледнеть не надо, на нас смотрят.

— Это из-за жары… Ну, опять начал насчет величия веры, мудрости жрецов, бессильной ярости врагов… Как по-твоему, от лжи и тупости может тошнить? Похоже, что меня сейчас вывернет…

— Ты еще можешь смеяться!

— А что нам остается? Увы, он кончает речь… Видишь, вес встают…

— Скажи им пару теплых фраз.

— Не могу… Что бы я ни сказал, все будет оскорблением…

— О! Быть может, оскорбившись, они быстренько прикончат нас…

— Все равно не могу. Оскорблять других — это низость.

Барабаны ударили разом, от ликующего вопля толпы заложило уши, медные щиты в руках стражи сверкнули молниями, колыхнулись копья, и люди двинулись в свой последний путь. Со ступени на ступень, выше, выше; ступени были такие узкие, что приходилось неотрывно смотреть себе под ноги, i Шайгин с Бренном не заметили, как очутились перед прохладной темнотой портала.

Они бросили прощальный взгляд назад — на кипящую восторгом площадь, дремотное марево горизонта, блеклое небо, в котором скрывался “Эйнштейн”, и створки ворот, коротко скрежетнув, поглотили их.

Низкая камера, лестница, камера, опять лестница. Это было шествие среди теней. Отброшенные светом факелов, они сопровождали людей, раздувались на закопченном потолке, беззвучно бежали по стенам, заступали путь, грозно шевелились в молчании склепа. Стальными жалами вспыхивали наконечники копии. Из прорези жреческих капюшонов движение факелов бегло выхватывало лиловый фосфоресцирующий блеск глаз. А сами фигуры жрецов плыли неслышно, как черные привидения. И во главе их двигался Верховный служитель Голоса.

Крутой поворот внезапно открыл камеру больше и шире прежних. В колеблющемся свете словно ожили, оскалились, выпятились глядящие с боковых стен изваяния чудовищ. И даже у землян дрогнули нервы при взгляде на сводчатый потолок, столь жуткой была гримаса сотен подвешенных к нему черепов.

Жрецы вдруг запели. Унылый и вместе с тем суровый, как проклятие, гимн наполнил камеру, и в такт ритму колыхалось багровое пламя факелов, вытягивались из углов когтистые лапы теней, подрагивая шевелились под потолком оскаленные черепа.

Пение оборвал мрачный речитатив:

— О Голос, Великий, всемогущий прорицатель воли божьей, мы идем к тебе с новой жертвой! Прими нас!

Передняя стена колыхнулась. Нет, то была не стена, а траурный занавес; он поплыл вверх, открыв каменную кладку, а в ней — узкий дверной проем. Бренн ахнул.

— Этого не может быть!

Но это было. Они увидели в проеме голубой отсвет металлопластиковых стен коридора, темные зеркала экранов, пульт управления в глубине, и бегущие по табло змейки мнемографиков. Только вместо кресел стояли какие-то жаровни и станки с ремнями.

— Рубка “Европы”… — прерывающимся голосом прошептал Бренн. — Жрецы замуровали звездолет…

— И превратили рубку в алтарь… — хрипло отозвался Шайгин. — Или в камеру пыток…

Им в спину уперлись копья. Повинуясь, они вошли в коридор, приблизились к пульту.

Однако взгляда было достаточно, чтобы определить: пульт цел и в нем пульсирует ток.

Сзади жрецы затянули новый гимн.

Шайгин оглянулся.

Лица четырех переступивших порог святилища воинов были бледны как мел.

Широким, торжественным шагом сбоку зашел служитель Голоса, воздел руки кверху и повелительно крикнул:

— На колени, исчадия зла!

— Падай, падай! — услышал Шайгин.

Прежде чем он успел понять смысл сказанного, Бренн рухнул перед пультом, выбросил вперед связанные руки, так что их удар пришелся по клавиатуре пульта.

Ослепительно вспыхнул свет, взревел сигнал аварийной тревоги, сомкнулись переборки, мгновенно отрезав рубку от зала с черепами.

Бренн вскочил.

Шок обратил стражников и жрецов в восковые куклы, которые без стона валились навзничь под ударами Бренна и Шайгина.

Минуту спустя путы были перерезаны, стражники связаны содранными со станков ремнями. Бренн отключил сирену, и люди перевели дыхание.

В наступившей тишине слышались глухие удары о стену.

— Ерунда, — сказал Бренн. — Переборки выдержат. Двигатель, если верить приборам, мертв, но аппаратура связи действует нормально. Сейчас вызову “Эйнштейн” и…

Он чуть не подпрыгнул.

Позади него прозвучал мерный, потусторонний голос:

— Докладывает контрольный автомат! Температура снаружи — двести девяносто три по Кельвину. Давление…

Опомнившись, Бренн захохотал:

— Так вот он каков, божественный Голос!

Голова Великого служителя Голоса дернулась. При падении маска-череп свалилась, и теперь на землян глядело немощное старческое лицо с белыми от злобы глазами.

— Я недооценил вас, проклятые пришельцы со звезд…

— Как? — опешил Шайгин. Ему показалось, что он ослышался. — Вы… вы поняли, кто мы такие?! Сейчас?

— Раньше…

— Тогда почему же… Почему вы так поступили с нами?

— Власть укрепляется верой. Веру укрепляют жертвы. Разум опасен для веры. Будьте вы прокляты… прокляты…

Голова жреца снова дернулась и бессильно упала.

— Повторяю, — мерно возвестил автомат. — Температура снаружи — двести девяносто три по Кельвину…

Р.ЯРОВ

СЛУЧАЙ ИЗ СЛЕДСТВЕННОЙ ПРАКТИКИ

— Что-то сегодня камин плохо греет, — сказал бывший комиссар службы расследования. — В прошлый раз куда как лучше было.

— Сейчас сбегаю к реактору в подвал, посмотрю, — вызвался молодой человек, один из многих рассевшихся в непринужденных позах на ковре и на стульях.

Он выбежал из комнаты, но вскоре вернулся и сказал: — На двери котельной записка висит. Кочегар оставил: “Ввиду защиты докторской диссертации по философии два дня буду отсутствовать”. Хорошо, жена его дома оказалась, а то она посменно работает: день — оператором установки для поливания улиц, день — старшим экскурсоводом в Галерре современного искусства. Ну, я ключ у нее взял, пару изотопчиков урана-235 в реактор подбросил. На неделю хватит. И впрямь в большом зале стало теплее.

— Начинайте лекцию! Начинайте! — закричал кто-то с задних кресел, предварительно видоизменив лицо, чтоб любимый преподаватель не заметил.