Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765 - Александр Морозов

«Внешнее купечество, — замечает Ломоносов, — на востоке и западе хотя в нынешнем веку приросло чувствительно, однако рассудив некоторых европейских держав пространное и сильное сообщение разными торгами со всеми частями света и малость оных против Российского владения, не можем отрешись, что мы весьма далече от них остались». Этому должен быть положен конец, и Ломоносов настойчиво ратует за всемерное развитие морского дела. Он представляет себе будущее России только как великой морской державы. «Пространная Российская Держава, — говорит он в «Похвальном слове Петру Великому», — на подобие целого света едва не отовсюду великими морями окружается и оные себе в пределы поставляет. На всех видим распущенные Российские флаги. Там великих рек устья и новые пристани едва вмещают судов множество; инде стонут волны под тягостью Российского флота, и в глубокой пучине огнедышущие звуки раздаются. Там позлащенные и на подобие весны процветающие корабли, в тихой поверхности вод изображаясь, красоту свою усугубляют; инде, достигнув спокойного пристанища плаватель, удаленных стран избытки выгружает, к удовольствию нашему. Там новые Колумбы к неведомым берегам поспешают, для приращения могущества и славы российской… со снегом, со мраком, с вечными льдами борется и хочет соединить восток с западом».

Это морское величие России заложено Петром. Ломоносов постоянно напоминает о заслугах Петра по созданию русского военного и торгового флота. В стихотворной надписи на спуск корабля «Александр Невский» (в 1749 году) он говорил:

Гора, что Горизонт на суше закрывала,

Внезапно с берега на быстрину сбежала,

Между палат стоит, где был недавно лес;

Мы веселимся здесь в средине тех чудес.

Но мы бы в лодочке на луже чуть сидели,

Когда б Великого Петра мы не имели.

К концу царствования Петра созданный им морской военный флот был одним из самых могущественных в мире. В его составе числилось 34 линейных корабля, 9 фрегатов, 77 галер и 26 различных других кораблей. Личный состав флота достигал 27 тысяч человек.

Однако вскоре же после смерти Петра русский флот, созданный ценой больших национальных усилий, стал приходить в упадок. С каждым годом флоту все меньше и меньше уделялось средств и внимания. Начатые Петром огромные работы по устройству каналов, доков и гаваней были приостановлены; судостроение на Дону прекратилось; каспийский флот был запущен.

Гавани в Кронштадте были заполнены корабельными днищами, мачтовый лес гнил, суда стояли без должного присмотра. Архангельские верфи, правда, спускали на воду довольно большое число кораблей и фрегатов, но эти новые суда строились из рук вон плохо. В 1742 году корабль «Счастье» долго носило штормом по Ледовитому океану, 24 августа судно потеряло грот-мачту, а затем бизань-мачту. Когда корабль добрался до острова Кильдина и стал на зимовку, командир его Несвицкий, осмотрев переломы мачт, нашел, что в них была гниль на пятнадцать дюймов в диаметре, искусно замаскированная небольшими дубовыми чаками,[365]здорового же дерева было только на семь дюймов.

Заправлявшие судостроением на севере англичане Джемс и Сутерланд заботились о своих прибылях и вовсе не стремились создавать суда, способные затмить флот «морских держав». Состоявший с 1732 года председателем «Военной морской комиссии» Остерман и прочие иноземцы стесняли развитие русского флота и значительно снизили его качество. В результате в июле 1746 года французский поверенный в делах д'Аллион писал в Версаль: «Флот, вооруженный в Ревеле, состоит из девятнадцати линейных кораблей, имеющих от шестидесяти до ста пушек, шести фрегатов и одного госпитального судна. Кроме того, в Ревеле стоят, как говорят, еще четыре военных корабля, три фрегата и пятнадцать галер; но следует добавить, что половина этих кораблей не выдержала бы серьезного плавания или сражения».

Но иностранные дипломаты преувеличивали слабость русского флота, который еще в 1743 году одержал блестящую победу над шведами. В России никогда не переводились люди, понимавшие значение флота. К числу их принадлежал и Ломоносов, призывавший Елизавету следовать по пути Петра, укреплять и развивать морскую мощь России:

С способными ветрами споря,

Терзать да не дерзнет Борей,

Покрытого судами моря,

Пловущими к земли твоей…

(Ода   1748 года.)

С воцарением Елизаветы началось возрождение русского флота. Закладывались и строились новые суда. Возобновились учебные плавания. В 1752 году был основан Морской кадетский корпус, во главе которого стал талантливый моряк-гидрограф А. И. Нагаев (1704–1780). Преподавателями были лучшие офицеры флота Г. Спиридонов, Харитон Лаптев и др. В конце 1755 года были составлены новые сигнальные книги с подробно разработанными и в то же время упрощенными сигналами «особливо для военных случаев». К началу Семилетней войны Россия располагала крупными морскими силами, прочно захватившими Зунд, обеспечившими блокаду прусских берегов и полное господство России на Балтике.

За время Семилетней войны русский флот непрерывно улучшался и совершенствовался. Со стапелей сходили новые многопушечные корабли и легкие галеры, удобные для плавания у берегов Пруссии. Всего за время царствования Елизаветы, главным образом в период Семилетней войны, было построено 32 линейных корабля, 8 фрегатов, 20 пинков и гукоров и десятки малых судов.

Нет никакого сомнения, что большое внимание, которое Ломоносов уделял в последние годы своей жизни развитию морской науки и конструированию различных приборов для нужд кораблевождения, связано с задачей укрепления русского военного флота, поставленной Семилетней войной. Ломоносов не только поддерживал и ободрял русских моряков своим поэтическим словом и ученым авторитетом, — он стремился помочь им практически двинуть вперед русскую морскую науку, на которую могло бы опираться искусство мореплавателя.

Наука кораблевождения в XVIII веке только еще зарождалась. Множество вещей, без которых не мог бы обойтись современный мореплаватель, тогда еще не существовало и в помине: не было ни точных карт, ни надежных компасов, ни измерителей времени, ни хороших навигационных приборов. Секстант и хронометр только что появились и были весьма далеки от совершенства. Особенно остро стоял вопрос с определением долготы, без чего было невозможно установить местонахождение корабля на море. В 1714 году английский парламент назначил премию в двадцать тысяч фундов стерлингов за лучшее практическое решение этого вопроса. Но премия оставалась не присужденной, так как удовлетворительное решение найти в то время было очень трудно.