Возвращение джинна. Последний джинн. Джинн из прошлого - Василий Головачев

Молодые люди переглянулись.

– Элементарно, Ватсон, – сказал Антон полушутливым тоном. – Ни один код не базируется на бесконечном количестве вариаций, поэтому его можно просчитать в принципе. Не думаю, что Хорст особо заморачивался над созданием нечитаемого кода, используя стандартные треки. Когда мы нырнём в ганглий, я дам его оператору пакет вариантов, и на один из них метро фрегата наверняка откроется.

– А если нет?

– Тогда мы возьмём его на абордаж.

Жичев с интересом посмотрел на эфаналитика.

– Для абордажа нужна команда.

– Авантюристов на свете много, наберём сколько надо.

– Оружие?

– Тоже не проблема.

Игнат, с растущей тревогой переводящий взгляд с одного на другого, обрёл дар речи:

– Вы что, с ума сошли?! Какой абордаж?! Какое оружие?!

– Сабли там, мечи, мушкеты, – серьёзно сказал Антон.

– Это прикол?

– Жесть!

Жичев засмеялся.

– Мы шутим, господин Ромашин, успокойтесь. Но я почему-то уверен, что вы прорвётесь на борт «Мао».

Игнат сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, успокаиваясь. Сейчас от профессионализма спутника и его способности предвидеть не только поступки людей, но и развитие ныне существующих логических тенденций, зависело всё, в том числе и жизнь Лилии. Ему можно было простить любые шутки.

Антон работал с инком корвета чуть больше часа. Вышел из оперативного поля, потянулся, зевая, благодарно принял от Игната чашку горячего девясил-тоника.

– Всё, что мог предусмотреть, я предусмотрел. Сфинктура души Хорста мне неизвестна, но как деградирующий индивидуум он не способен на креатив. Можем сделать попытку навестить его в летающей крепости по имени «Мао».

– Тодор, – посмотрел на командира Игнат.

– Я готов.

– Старт в Сатурн!

– Запаковывайтесь, нет смысла геройствовать, всё же ТФ-режимы легче переносить в коконах.

– Я схожу к Малинину, – встал Антон. – Надо предупредить и успокоить человека.

– Он в своей стихии и счастлив как ребёнок, – пожал плечами Игнат. – Вряд ли он надеялся когда-нибудь запустить машину времени, а тем более рулить ею так свободно.

– Ждите. – Антон исчез.

– Повезло с напарником? – кивнул ему вслед Жичев.

– Ещё как, – признался Игнат. – Он иногда меня достаёт, но только потому, что я психую. Я считал себя подготовленным ко всем экстремальным ситуациям, а он спокойно воспринимает их как нечто само собой разумеющееся.

– Есть такие люди – свободные во всех отношениях. Мой сын из их числа, хотя его устремления и вкусы далеки от моих.

– Новое поколение.

– Вы с Антоном тоже новое поколение, утверждающее свои нормы поведения. Я, например, вряд ли затеял бы такую…

– Авантюру.

– Эпопею с броском в прошлое? Слишком консервативен. Я согласился помогать вам только потому, что верю сыну, а он ваш друг.

Вернулся Антон.

– Всё в порядке, считает режимы, поёт песни.

– Песни? – удивился Игнат. – Какие?

– Старинные русские, я таких давно не слышал.

– Удивительный человек. Садись, едем.

В рубку корвета хлынула темнота…

Сатурн две тысячи двести восьмого года ничем не отличался от Сатурна две тысячи четыреста двадцать шестого. Разве что в начале двадцать пятого века вокруг него летало больше исследовательских станций и зондов всепланетного мониторинга.

Корвет «Одиссей» незамеченным вышел на низкую орбиту, практически нырявшую в верхние слои атмосферы окольцованной планеты, а потом так же незамеченным нырнул на дно воздушного океана, ориентируясь по подсказкам пассажиров.

Ганглий Червей Угаага, похожий издали на гигантский подсолнух, инк корвета обнаружил через час после погружения в атмосферу, на глубине тридцати двух тысяч километров.

– Давление зашкаливает, – озабоченно проговорил Тодор Жичев, выслушав рапорт инка. – Тратим ресурсы. Боюсь, вам не удастся выйти наружу.

– Нужен «голем», – сказал Игнат.

– «Голем» имеется, но ТФ-узлом он не оборудован.

– «Голем» нас не спасёт, – возразил Антон.

– Модуль выдержит любое давление!

– Дело не в этом. Допустим, ганглий нас впустит, но метро фрегата не рассчитано на приём груза с такими габаритами. Когда создавались корабли этого класса, не было нужды устанавливать внутри большегабаритные камеры.

– Блин! – Игнат хлопнул себя по лбу. – Я не подумал об этом.

– К сожалению, я тоже.

– Что будем делать? – выжидательно посмотрел на обоих Жичев. – Возвращаемся?

– Подождите… – Игнат поймал смутное видение: он падает в яму и… вылезает из неё, не успев испугаться. Такое было с ним в детстве, давно забытое, но воскрешённое памятью именно сейчас. – Есть идея.

Антон смотрел вопрошающе, ждал продолжения. Молчал и командир корвета.

– Никуда не надо десантироваться. Предлагаю аккуратно опуститься в чашу ганглия, зайти в кабину метро, настроиться на прыжок…

– И сделать двойной бросок! – закончил эфаналитик.

– Правильно.

– Поясните, – попросил Жичев.

– Мы попробуем проложить «струну» из метро корвета в ганглий, а из ганглия сразу в метро фрегата.

– Разве такое возможно?

– Главное – настроиться соответствующим образом, – пробормотал Игнат, вдруг испугавшись, что у них ничего не получится; риск был огромен – их могло вынести куда угодно, если компьютер ганглия не поймёт желания пассажиров.

– Да, придётся настраиваться серьёзно, – согласился Антон.

– Дело не в простой серьёзности. Прямые приказы «червивая» система метро не воспринимает, мы с Лилей убедились в этом на собственном опыте. Намерения о конечной цели переброса должны подаваться на грани рефлексии, бессознательно. Как говорил отец: на краю сознания.

Жичев озабоченно нахмурился.

– Друзья мои, я перестаю понимать, шутите вы или нет.

– Мы не шутим, – тихо сказал Антон. – Управлять техникой «доразумных» систем можно только интуитивно, бессознательно, она так создана и настроена. Вот почему Хорсту не удаётся запрограммировать «джинна». Я ошибался, принимая Червей Угаага, иксоидов и прочих монстров за первых разумных существ, ошибаюсь и сейчас, принимая их за регуляторов космогенеза. Они – носители коллективного бессознательного нашей Метагалактики!

– Как? – не понял Жичев.

Игнат, прищурясь, посмотрел на спутника, лицо которого стало необычно сконфуженным и огорчённым.

– Но они отличаются друг от друга.

– Да, сильно отличаются, потому что Черви, иксоиды, гиперптериды, плазмоиды и иже с ними – суть разные уровни коллективного бессознательного. Люди – не потомки их, это следующий уровень космогенеза, не просто новый нервный узел, а качественно иное образование.