Возвращение джинна. Последний джинн. Джинн из прошлого - Василий Головачев

– Но они отличаются друг от друга.

– Да, сильно отличаются, потому что Черви, иксоиды, гиперптериды, плазмоиды и иже с ними – суть разные уровни коллективного бессознательного. Люди – не потомки их, это следующий уровень космогенеза, не просто новый нервный узел, а качественно иное образование.

– Селим сказал, что метро Червей – это иннервационная сеть…

– Правильно, нечто вроде нервной и парасимпатической системы, пронизывающей всю Вселенную. Она может использоваться как метро, но создана или скорее выращена не для этого.

– А для чего? – спросил слегка осоловевший Жичев.

– Она объединяет наш Метадомен в единую Мегасущность!

Игнат качнул головой, медля с ответом, но Антон понял его и так.

– Прости, что отвлекаю, это всего лишь мои предположения. Хотя я верю, что они отражают истину. Пути назад у нас нет. Идём вперёд?

– Тодор, ныряем в «подсолнух».

– Выполняю, другари.

«Одиссей» устремился к гигантскому «цветку», способному уместить в своей чаше любой космический корабль землян.

Пассажиры выбрались из кресел.

Игнат развернул вместительные блок-сумки, достал дополнительное оборудование, какое могло пригодиться им в походе, в том числе наплечные турели, закрепили, расположили в них излучатели.

Корвет завис над чашей «подсолнуха».

– Я готов, джентльмены, – доложил Жичев.

– Тодор, ещё момент. – Игнат помедлил. – Если всё пройдёт как надо и мы десантируемся на борт фрегата…

– Как я узнаю об этом?

– Скорее всего никак. Поэтому я и хочу предупредить вас: когда мы исчезнем – сработает камера, тут же покиньте ганглий и ждите нас…

– В Сатурне, – закончил Антон.

– Не обязательно, не имеет значения, где будет прятаться корвет. Но если мы не вернёмся в течение суток-двух, возвращайтесь домой.

– Ты хотел сказать – в своё время? – поправил Игната эфаналитик.

– Извините, я оговорился, конечно же в своё время. Малинин рассчитает эвереттиану, мы с ним поговорим.

– Нет, парни, я буду вас ждать, сколько потребуется.

– Мы не можем заставлять вас рисковать.

– Никто меня не заставляет, но я вас дождусь.

Антон обменялся с командиром корвета рукопожатием. Игнат сделал то же самое.

– Ни пуха, другари!

– К чёрту! – суеверно ответили оба.

Малинин выслушал приятелей с философской рассеянностью.

– Какое-то время уйдёт у меня на отладку вариатора, так что я скучать не буду. Жду возвращения.

Спрашивать, куда и зачем отправляются «тюремщики», физик не стал. Вряд ли он вообще понимал, что происходит. Материала для анализа работы своего детища он получил столько, что хватило бы на защиту двух десятков докторских диссертаций.

Молодые люди забрались в ТФ-камеру корвета.

– Тодор, мы готовы. Опускайтесь на дно чаши, но медленно-медленно.

– Слушаюсь, другари.

Антон встретил взгляд Игната, шевельнул бровью.

– Момент истины?

Игнат с шумом выдохнул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Начинаем!

Они застыли, погружаясь в состояние просветления – каждый по-своему.

Тишина завладела сознанием Игната. На сердце снизошёл покой, глубина которого продолжала увеличиваться до тех пор, пока Игнат не растворился в пространстве, сам становясь пространством и покоем.

Нежгучее пламя влилось в голову – подсоединился Антон, не стыдясь своего положения ведомого.

Игнат стал видеть электромагнитные вибрации, сотрясающие атмосферу Сатурна, и гравитационные волны, пронизывающие корвет, тела людей, «червивый подсолнух», весь мир до самых его пределов.

Ганглий насторожился, вдруг почуяв внутри себя не просто массивный объект, накачанный энергией, но вибрацию психик. К земному кораблю от обруча «подсолнуха» протянулись невидимые ментальные «волосинки», изучая живое биение чужих полей.

«Уходи из сознания! – торопливо бросил Игнат. – Оставь только мыслеформу».

«Помню», – откликнулся Антон.

Игнат проследил, как тает поле понимания, связывающее их, закрепил в глубинах памяти облик Лилии и параметры фрегата «Мао», усилием воли погасил своё сознание.

Тишина и темнота завладели Вселенной…

Возвращение в жизнь походило на пробуждение ото сна.

Смутные тени, тающие лица, неловкое движение затёкшей руки, немеющая шея, уходящее в небытие сожаление…

Игнат открыл глаза.

Красный свет, теснота, решётки кругом…

Антон!

Что-то коснулось колена.

Игнат перевёл взгляд и увидел сидящего на полу тесного цилиндра спутника, слепо шарящего вокруг себя рукой.

– Господи! Ты здесь! Я думал…

– Где мы? – слабо прошелестел голос Антона.

Игнат помог ему встать, прислушался к себе, к помещению, к миру за его стенами.

– Мы на месте.

– Это…

– Финиш-камера фрегата. Выходим, пока не отреагировала автоматика трюма.

– Лилия?

– Где-то здесь, в центре, я вижу её ауру.

– Хорст?

– Тоже здесь… скорее всего, в рубке. По-моему, они оба там.

– Он нас чует?

– Не знаю, он чем-то занят.

– Чем?

Дверь камеры таймфага скользнула вбок.

«Лазутчики» выбрались в крохотный тамбур перед финиш-камерой. На них молча смотрели видеокамеры жутковатого механизма, состоящего из множества «паучьих лап», жил, гофрированных труб и «костей».

Антон повернул голову к спутнику:

– Фотс!

Игнат замер, но не от страха или нерешительности. Расслабленность его давно прошла, он был настроен по-боевому, на любую неожиданность, и отреагировал мгновенно: вбил в программу автомата команду «пропустить!».

Конечно, можно было действовать иначе: выстрелить в центральный «мыслящий» блок монстра из неймса. Однако поднялся бы шум, Ульрих отвлёкся бы от своего таинственного занятия, и события начали бы развиваться по другому сценарию. Поэтому решение Игнат принял правильное.

– Ну, ты даёшь! – выдохнул Антон.

Игнат сосредоточился, метнул в фотса ещё одну молнию мыслеволевого приказа:

«Абсолютное подчинение! Слушать только мои приказы! За мной!»

– Идём.

Они вышли из тамбура.

«Обезьянопаук» пропустил землян и двинулся за ними.

Антон оглянулся.

– Он топает за нами.

– Пусть топает.

– Что ты с ним сделал?

– Переподчинил.

– Круто! Куда мы? В рубку?

– Искать Лилю. Потом навестим Хорста.

– Ему уже должны были доложить о гостях.

– Я закапсулировал нас.

Во взгляде эфаналитика отразилось сомнение.