Восстание - Юрий Николаевич Бессонов

— Я не буду пить чай, — сказала она Прасковье Васильевне. — Я сейчас пойду… Вы пейте одни.

Лена преградила Ксенье дорогу.

— Ты не бери их с собой, пожалуйста, не бери…

— Что не брать? — нахмурившись, спросила Ксенья.

— Книги… Я сама принесу их тебе в библиотеку…

— Не говори глупостей, — сказала Ксенья.

— Я пойду через сад, и меня никто не увидит… Пожалуйста.

— Не говори глупостей, — повторила Ксенья. — И не вмешивайся в дела взрослых.

— Нет, не глупости, совсем не глупости, — сказала Лена, каким-то странным, глухим и неверным голосом. — Теперь, может быть, следят за нашим домом…

— Перестань, — строго сказала Ксенья, но, взглянув на Ленино побледневшее лицо, проговорила мягче. — И успокойся, пожалуйста, наверное, никто не заметил, как ты срывала листовку. Иначе бы они уже пришли. Ну, а если следят за нашим домом, все равно идти нужно мне, а не тебе — ведь ты листовку срывала и тебя могли заметить, а не меня.

Ксенья посмотрела в зеркало, поправила прическу, заколов волосу шпильками, надела берет и вышла в прихожую.

Лена кинулась к окну. Ксенья быстро шла через двор. Лена ждала, что Ксенья, как обычно, у ворот обернется и кивнет ей. Но в это утро Ксенья не обернулась.

3

Прасковья Васильевна не решилась отпустить Лену в школу, и весь день они были вместе и весь день больше не говорили ни о сорванной листовке, ни о книгах, которые Ксенья понесла в библиотеку.

К обеду Ксенья домой не пришла. Лена забилась в угол дивана и сидела, прислушиваясь к каждому звуку на улице. Прасковья Васильевна, вздыхая, бродила по комнатам, не находя себе места. Она то принималась за приборку и подметание пола, то, все бросив, шла на кухню снова и снова подогревать самовар к приходу Ксеньи.

Спустились сумерки, а Ксеньи все не было.

— Пойду ставни закрою, — сказала Прасковья Васильевна, — да лампу зажгу… Все веселее ждать будет…

Она вышла на кухню и вернулась с лампой.

— И керосина мало, в лавочку бы сходить…

— Не надо, не ходите, — сказала Лена.

Прасковья Васильевна запалила лампу и, накинув на плечи шаль, пошла закрывать ставни. Лена смотрела на разгорающийся над фитилем красный гребень, и свет лампы щипал глаза.

— Луна уже всходит, — вернувшись, сказала Прасковья Васильевна и прислушалась, словно восход луны должен был сопровождаться каким-то таинственным звуком, который она боялась не уловить.

— Да… — рассеянно сказала Лена.

Прасковья Васильевна подошла к столу и села, положив руки на скатерть.

Фитиль лампы потрескивал и чадил.

— Совсем керосину мало, — сказала Прасковья Васильевна и стала поправлять фитиль. — В лавку бы сходить все-таки надо…

— Нет-нет, — сказала Лена. — Сегодня мы обойдемся…

Прасковья Васильевна убавила фитиль и опять положила руки на скатерть.

— Обойдемся, так обойдемся… — Но вдруг она подняла голову и опять прислушалась.

— Что? — спросила Лена.

— Будто чекушка у калитки громыхнула, — сказала Прасковья Васильевна. — Или послышалось?

Они обе прислушались.

— Ничего не слышу, — сказала Лена.

Прасковья Васильевна поднялась со стула.

— Иной раз чекушка-то заскочит и — ни взад ни вперед… Никак калитку не откроешь. Пойду погляжу, может, кто просится…

— И я с вами, — сказала Лена, поспешно встав с дивана.

— К чему же тебе-то, я одна погляжу.

— Нет-нет, я с вами…

Они вышли на крылечко.

Луна стояла за Сукачевским садом, и листва деревьев казалась черной. Было тихо и спокойно, как в полночь. Лена боялась переступить с ноги на ногу и слушала.

— Нет, не гремит, — сказала Прасковья Васильевна. — Видать, почудилось. Пойдем.

Она повернулась и вошла в распахнутую дверь. Лена, опустив голову, пошла за ней следом.

4

Ксенью арестовали на улице, когда она днем возвращалась из библиотеки. На углу под часами к ней подошел офицер с черной повязкой на левом глазу и негромко сказал:

— Минуточку, одну минуточку…

Ксенья остановилась.

— Я из контрразведки, — еще тише сказал офицер, склонив голову набок. — И имею нужду к вам. Пройдемте.

— Куда? — спросила Ксенья.

— Да тут недалеко — и двадцати шагов не будет. Вон большой белый дом с подъездом. — Офицер протянул руку к двухэтажному каменному дому, у окон которого ходил часовой. — Пойдемте, пойдемте…

— Но я сейчас очень занята, я тороплюсь… Может быть, потом зайти можно? Я непременно зайду, только скажите, когда? — проговорила Ксенья, уже зная наверное, что офицер не отпустит ее, но еще не догадываясь о причине ареста.

— Да ведь на минутку, долго не задержим, — сказал офицер и дотронулся до локтя Ксеньи, будто хотел взять ее под руку.

Ксенья отстранилась и тут увидела за углом маленького человечка в партикулярном пальто и в картузе с широким лакированным козырьком. Он стоял, глубоко засунув руки в карманы, и глядел в сторону взглядом безразличным и даже рассеянным, однако Ксенья чувствовала, что он не только видит ее, но и следит за ней. И лицо его, затененное козырьком, показалось ей знакомым, словно когда-то она уже видела и этот мясистый нос, и эти торчком стоящие усы, и