12 шедевров эротики - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помните же, что я вам советовала. Как только что-нибудь заметите, сейчас же идите к госпоже Гуэн, сейчас же.
Она помешалась на этом, это стало у нее настоящей манией. С некоторым раздражением в голосе я отвечаю ей:
– Откуда мне это заметить? Ведь я здесь никого не знаю.
– Ах! – восклицает она. – Долго ли до беды. Забылась на минуту. Очень просто и готово. Много я таких, как вы, видела, были уверены, что у них ничего нет, а затем оказывалось. Но с госпожой Гуэн можно быть спокойной. Это настоящее благословение для нашего края – такая умная женщина.
Она воодушевляется, и ее отвратительная, толстая кожа двигается оъ волнующих ее страстей.
– Раньше, моя дорогая, здесь только детей и встречаешь бывало. Город был переполнен детьми. Одна мерзость! Они кишели на улицах, как куры на птичьем дворе, сколько от них было визгу, шуму! Все было усеяно ими! А теперь, не знаю, обратили ли вы внимание, теперь их не видно стало, их почти больше нет.
С какой-то слюнявой улыбкой на губах она продолжает:
– И это не потому, что девицы меньше шалить стали. Нет, Боже мой. Напротив. Вы никогда по вечерам не выходите, но попробуйте прогуляться в девять часов, под каштанами, вы увидите. Везде на скамейках парочки, обнимаются, целуются. Это очень мило. Мне, знаете ли, любовь очень нравится. Я понимаю, что без любви жить нельзя. Да противно иметь дело с этой детворой. Но их не бывает теперь, их не бывает больше. И все благодаря госпоже Гуэн. Всего каких-нибудь несколько неприятных минут, ведь не целое же море, наконец, придется выпить. На вашем месте я и задумываться не стала бы. Такая красивая девушка, как вы, такая изящная и, наверно, очень красиво сложенная и ребенок, это было бы убийственно.
– Успокойтесь, у меня нет никакого желания иметь ребенка.
– Да. Да, никто этого не хочет. Только… А скажите, Ваш хозяин никогда вам не делал предложение?
– Нет.
– Удивительно. Ведь он известный. А в саду, утром, когда он около вас так близко стоял?
– Уверяю вас…
Роза недоверчиво качает головой.
– Вы ничего не хотите говорить, вы мне не доверяете, это ваше дело. Только шила в мешке не утаишь.
Она выводит меня, наконец, из терпения.
– Послушайте! – крикнула я ей, – вы, должно быть, воображаете, что я готова спать с кем угодно, даже с отвратительными стариками?
Она ответила холодным тоном:
– Э! Моя милая, не задирайте нос, пожалуйста. Другие старики стоят молодых. Это верно, что ваши дела меня не касаются. Ведь я же так и сказала.
В заключение она ядовито замечает, заменив свой мед уксусом:
– Наконец, это вполне возможно. Очевидно, ваш Ланлер предпочитает более зеленые плоды. У каждого свой вкус, моя милая.
По дороге проходят крестьяне и почтительно кланяются Розе:
– Здравствуйте, Роза, как капитан, по-прежнему здоров?
– Благодарю вас, здоров. Вино, поди, попивает.
По дороге проходят горожане и кланяются Розе:
– Здравствуйте, Роза. Как капитан?
– По-прежнему, благодарю, вы очень любезны.
По дороге медленным шагом, наклонив голову, идет священник. Увидев Розу, он останавливается, кланяется, улыбается, закрывая свой требник.
– Это вы, мое дорогое дитя? Как поживает капитан?
– Благодарю вас, батюшка, живем понемногу. Капитан занят чем-то у погреба.
– Очень хорошо. Очень хорошо. Он, надеюсь, красивые цветы посадил, и в будущем году у нас во время крестного хода будут красивые алтари.
– Непременно, батюшка.
– Всего хорошего, мое дитя, привет капитану.
– И вам также, батюшка.
Он открывает свой требник и уходит.
– До свидания, до свидания. Лучших прихожан, чем вы, и желать нельзя.
И я ухожу, немного опечаленная, обескураженная, озлобленная. Я покидаю эту мерзкую, толстую Розу с ее отвратительным счастьем, торжествующей, приветствуемой всеми, почитаемой всеми. Скоро, я уверена, священник водрузит ее в нише своей церкви с двумя восковыми свечами по бокам, разукрасив золотом, как святую.
Глава девятая
25 октября.
Единственный человек, который меня интригует здесь, это Жозеф. Он окружен какой-то тайной, и я не знаю, что происходит в глубине этой молчаливой и неистовой души. Но я уверена, что в ней происходит что-то необыкновенное. Его упорный взгляд трудно иногда выдерживать, и я отвожу свои глаза. У него какая-то медленная, скользящая походка, которая мне внушает страх. Как будто он волочит за собой колодку на ногах или, вернее, у него воспоминание об этой колодке сохранилось. Что у него там в прошлом было, каторга, монастырь или и то и другое вместе?.. Мне жутко смотреть на его спину и на его толстую могучую шею с крепкими сухожилиями и потемневшую от загара. На затылке у него выступает большой клубок отвердевших мускулов, как у волков и у диких животных, которые таскают в своей пасти тяжелую добычу.
Помимо бешеной ненависти к евреям, которая обнаруживает в Жозефе большую жестокость и кровожадность, он абсолютно равнодушен ко всем другим явлениям жизни. Никак не поймешь, о чем он думает. У него нет ни хвастовства, ни профессиональной лести, по которым узнаешь настоящую прислугу; никогда от него не услышишь ни недовольного слова, ни жалобы на хозяев. Он уважает своих хозяев, но без всякой угодливости, по-видимому, предан им, но не выставляет это на показ. Работа, даже самая отталкивающая, не вызывает в нем неудовольствия. Он смышлен и умеет делать самые разнообразные и трудные вещи, которые даже не относятся к его службе. Приере он считает как бы своим имением, заботится о нем всегда и ревниво охраняет. Как настоящий дог, он выслеживает и прогоняет от дома нищих, бродяг и других назойливых посетителей. Это тип слуги доброго старого времени. О Жозефе в округе говорят: «Такого не сыщешь. Золотой человек!» Я знаю, что его хотят отбить у Ланлеров. Он получает самые выгодные предложения из Лувье, Эльбефа и Руана. Он всем отказывает и делает это без всякого хвастовства. Он уже пятнадцать лет здесь служит и на этот дом смотрит, как на свой собственный. Сколько захотят, столько он и служить будет. Несмотря на всю свою подозрительность, хозяйка ему слепо доверяет. Она верит в его честность, верит в его преданность.
– Золотой человек! Он в огонь и воду пойдет за нас, – говорит она.
И при всей своей скупости она его осыпает мелкими подарками.
Однако я не доверяю этому золотому человеку. Он меня беспокоит и в то же время удивительно интересует. Часто я замечала какое-то страшное выражение в его темных мертвых глазах. С тех пор, как я внимательно рассматриваю его, он не кажется мне таким грубым, глупым и неуклюжим мужиком, каким казался в начале моей службы здесь. Теперь я его нахожу, напротив, тонким и хитрым человеком и даже более… мне это трудно выразить. И, должно быть, в силу привычки, потому что каждый день вижу его, он не кажется мне больше ни противным, ни старым. Привычка смягчает вид, окутывает его какой-то дымкой. Она мало-помалу стирает и затушевывает резкие черты; горбатый при ежедневных встречах по истечении некоторого времени перестает казаться горбатым. Но, кроме того, я в Жозефе открываю много нового… и глубокого, и это меня волнует. Не гармония в чертах лица и не совершенство линий делают мужчину красивым в глазах женщины. Здесь влияет нечто менее ясное, менее определенное… какое-то сродство и, осмелюсь так выразиться, какая-то половая атмосфера, жгучая, страшная или опьяняющая, которая увлекает некоторых женщин помимо их воли. И Жозеф эту атмосферу распространяет вокруг себя. Я однажды залюбовалась, как он поднимал бочку с вином. Он играл ею, как мальчик своим резиновым мячом. Его необыкновенная сила, его ловкость, гибкость, поразительная легкость ног, могучие плечи атлета – все это голову кружит мне. И эта мощная мускулатура и богатырские плечи еще усиливают болезненное любопытство, которое вызвано во мне его загадочной походкой, этими сжатыми губами и выразительным взглядом. Не могу себе объяснить, но я чувствую, что между мною и Жозефом установилось какое-то таинственное общение… какая-то физическая и моральная связь, которая с каждым днем все более крепнет.
Из окна прачечной, где я работаю, я иногда слежу за ним. Он стоит, нагнувшись над работой или на коленях у стены… И вдруг пропал… исчез… Не успеешь повернуть голову, а его и след простыл. Сквозь землю он провалился или сквозь стену прошел? Время от времени случается пойти в сад передать ему поручение от хозяйки. Я его нигде не нахожу и зову:
– Жозеф! Жозеф! Где вы!
Никакого ответа. Я снова кричу:
– Жозеф! Жозеф! Где вы?
Вдруг Жозеф бесшумно появляется из-за дерева или из-за гряды с овощами. Он появляется предо мной, освещенный лучами солнца, со своим суровым угрюмым лицом, со своими гладко причесанными волосами, расстегнутым воротом рубашки и открытой волосатой грудью… Словно с неба свалился…
– Ах, Жозеф, как вы меня напугали!
И на губах и в глазах его мелькает страшная улыбка, светятся быстрые и короткие блики острой стали. Мне кажется тогда, что передо мной стоит сам дьявол…