Железная стена. Израиль и арабский мир - Avi Shlaim

граждан Израиля. Борьба с терроризмом должна предшествовать мирным переговорам. Еще одним убежденным сторонником Израиля был вице-президент Дик Чейни. Один из ведущих неоконсерваторов, он высоко ценил Израиль как стратегического союзника на Ближнем Востоке и не испытывал симпатии к национальным устремлениям палестинского народа. Как писал Чейни в своих мемуарах, "было бы неправильно добиваться от израильтян уступок Палестинской автономии, контролируемой Ясиром Арафатом, который, как мы знали, поддерживал, поощрял и финансировал терроризм". Чейни не считал, как утверждали многие, что "израильско-палестинский конфликт является стержнем любой другой американской политики на Ближнем Востоке". Эти основные убеждения сделали Чейни одним из самых произраильских чиновников в администрации Буша, и его взгляды имели большой вес при формировании ее внешней политики.

 

11 сентября и после

11 сентября 2001 года боевая исламская группировка "Аль-Каида" Усамы бен Ладена совершила крупнейший в истории террористический акт. Используя захваченные авиалайнеры в качестве летающих бомб, она уничтожила Всемирный торговый центр в Нью-Йорке и часть Пентагона в Вашингтоне, число жертв составило около трех тысяч человек. Четвертый самолет, вероятно, предназначавшийся для здания Капитолия, не долетев до места назначения, разбился вблизи Шенксвилла (штат Пенсильвания), в результате чего погибли все пассажиры и члены экипажа. События 11 сентября оказали глубокое влияние на американскую внешнюю политику. Они положили начало "войне с терроризмом" - глобальной войне с неуловимым врагом. Многие израильтяне надеялись, что эти события вызовут в Америке большее сочувствие и поддержку их войны с палестинскими боевиками. Среди них был и Ариэль Шарон. Он воспринял нападение как подтверждение своей старой точки зрения, согласно которой арабы склонны к неизбирательному терроризму и что уничтожение террористов должно предшествовать мирным переговорам. На более фундаментальном уровне теракт подтвердил то, во что Шарон всегда верил: конфликт на Ближнем Востоке - это не локальный, племенной спор за территорию, а часть более широкой войны между добром и злом, между силами света и силами тьмы, и что Израиль находится на стороне "хороших парней". Израиль, по его мнению, фактически является острием копья в войне против радикального ислама и Аль-Каиды и поэтому заслуживает полной поддержки со стороны свободного мира. Усама бен Ладен, хотя и не прикасался к Святой Земле, стал, таким образом, центральной фигурой в разгорающемся там конфликте. Президенту Бушу Шарон сказал: "У каждого есть свой бен Ладен, свое 11 сентября. У нас есть Арафат".

Шарон не терял времени, утверждая связь между региональным и глобальным конфликтами против зла. Его целью было найти общий язык с Соединенными Штатами в войне против того, что он назвал исламским терроризмом. Последовательность событий описана Бушем в мемуарах, которые он назвал "Точки принятия решений": "После телефонного разговора с премьер-министром Израиля Ариэлем Шароном, лидером, который понимал, что значит бороться с террором, я начал свое первое после терактов заседание кабинета министров". Первые признаки изменения отношения Вашингтона были многообещающими с точки зрения Израиля. Американцы объяснили Арафату, что различие между "законным сопротивлением" - термином, обычно используемым палестинцами для оправдания своей вооруженной борьбы против Израиля, и чистым терроризмом прекратилось в результате событий 11 сентября, и что оба эти явления должны быть прекращены. С другой стороны, для продолжения войны с "Аль-Каидой" им нужен был спокойный израильско-палестинский фронт, поэтому они оказывали давление на Израиль, чтобы тот пошел на переговоры с Арафатом. Еще до теракта Буш попросил Шимона Переса встретиться с Арафатом для выработки плана по снижению напряженности, но Шарон наложил вето на эту идею. В первом телефонном разговоре после 11 сентября Буш вновь попросил Переса встретиться с Арафатом, чтобы показать, что на политическом фронте наметился прогресс. Шарон сначала отказался, опасаясь, что Израиль будет принесен в жертву умиротворению боевиков, но затем согласился. 26 сентября Перес встретился с Арафатом в аэропорту Газы Рафах и договорился с ним о возобновлении сотрудничества в области безопасности.

Хотя Шарон оставался принципиальным противником переговоров, он начал смягчать свою публичную позицию по вопросу о Палестине. Он понял, что в качестве премьер-министра не сможет отстаивать политику Ликуда, направленную на лишение палестинцев каких-либо политических горизонтов. В своей речи в Латруне 23 сентября Шарон заявил, что Израиль хочет дать палестинцам то, что никто другой им не давал, - государство. Речь в Латруне, как ее стали называть, стала первым в истории публичным признанием лидером Ликуда идеи создания палестинского государства к западу от реки Иордан и означала резкий отход от идеологии Ликуда и от его предвыборного манифеста. Шарон не сообщил никаких подробностей о палестинском государстве, которое он имел в виду, и можно предположить, что его условия были бы абсолютно неприемлемы для переговоров. Однако само упоминание о палестинском государстве стало существенным изменением, по крайней мере, на уровне деклараций, и открыло раскол между Шароном и партией, которую он помог создать в 1973 году. На уровне практической политики палестинское государство оставалось несовместимым с проектом Большого Израиля.

Госсекретарь Колин Пауэлл, ведущий умеренный представитель консервативной администрации, воспользовался возможностью добиться дальнейших подвижек на политическом фронте. Именно он был движущей силой выступления президента Буша 2 октября. В этой речи Буш однозначно поддержал идею создания независимого палестинского государства со столицей в Восточном Иерусалиме. Отступая от стандартных процедур, Государственный департамент подготовил собственный план, а не передал израильские предложения с незначительными изменениями. На встрече с лидерами Конгресса Буш заявил: "Идея палестинского государства всегда была частью видения, пока уважается право Израиля на существование".

Возмущение Шарона этой речью заставило его нарушить свое собственное железное правило - поддерживать хорошие отношения с американцами. Одно дело, когда израильский лидер делает неконкретный комментарий по поводу неопределенного палестинского государства, и совсем другое - когда иностранный лидер пытается навязать ему решение. Шарон расценил заявление Буша в пользу создания палестинского государства как зловещий знак вероломного Запада, готового отказаться от Израиля ради временных выгод. Более того, он расценил это как шаг, направленный на то, чтобы заручиться поддержкой арабов и мусульман в создании антитеррористической коалиции, и отреагировал удивительной вспышкой гнева. Он предостерег президента Буша от повторения ошибки Невилла Чемберлена, пожертвовавшего Чехословакией в 1938 году ради умиротворения нацистской Германии. "Не пытайтесь умиротворить арабов за наш счет", - сказал он. "Для нас это неприемлемо. Израиль не будет Чехословакией. Израиль будет воевать". Шарон сам написал эту речь на своей ферме и не позволил своим советникам смягчить ее. Реакция американцев отражала столь же крайний гнев. Пресс-секретарь Белого дома заявил, что высказывания премьер-министра "неприемлемы". Хотя впоследствии Шарон выразил сожаление по поводу своих высказываний, его обвинения в умиротворении и американском предательстве продолжали вызывать недовольство.

Внутри