Канцтовары Цубаки - Огава Ито

— Да уж! С супругом вам повезло, — согласилась я.

Что еще тут сказать? Сегодня мужей, прощающих своим женам их недостатки, почти не бывает. Зато очень многие в ссоре разят своих близких именно туда, где всего больней.

— Только все упирается в матушку! — добавила Карэн и стиснула зубы. Слово «матушка» в ее устах прозвучало так, будто она от этой матушки отбивалась.

— С родной матерью у меня все отлично, а вот у свекрови характер жесткий. Когда отдыхали с мужем за границей, поздравили ее с чем-то просто по мейлу — такой скандал закатила! С тех пор к Рождеству, дням ее рождения и так далее сидим, надписываем открытки как миленькие… Свекровь считает, что ужасный почерк — это что-то вроде проклятия или скверны, которые можно снять, если постараться. Записала меня, не спросясь, на какие-то очередные курсы. Но я же работаю, когда мне на них ходить? Да и сколько их уже было? Эту болезнь никакими курсами не вылечить! Но матушка настаивает, чтобы я все равно там занималась…

— М-да… — протянула я. — Кошмар какой-то.

До сих пор я даже не сомневалась в том, что почерк человека — это портрет его натуры. У людей грубых буквы рваные и агрессивные, а натуры тонко устроенные пишут убористо и изящно. Так или иначе, но хотя бы в общих чертах через почерк проступает характер. Бывают идеально красивые письмена, от которых за версту веет холодом, а бывают размашистые каракули, читать которые тепло и уютно…

В таком убеждении я пребывала довольно долго. Но лишь встретившись с Карэн, поняла, что ошибалась. Что таких несчастных, как она, в мире тоже хватает. А считать их беду проклятием или скверной — уже просто садизм какой-то.

— А свекрови на днях исполняется шестьдесят, — продолжала Карэн. Чай в ее чашке почти закончился. — Подарок-то мы с мужем для нее приготовили. Но без поздравительной открытки никак! Вот я и подумала… Нельзя ли поручить ее вам?

После стольких объяснений бедняжка добралась-таки до сути своего визита. Ну что ж! Если таким людям не помогать, зачем тогда вообще существует наша писчая контора?

— Я принимаю заказ, — объявила я уверенным тоном. И, не вставая с места, коротко поклонилась. Лицо Карэн засияло от облегчения.

Оказалось, открытку для поздравления она уже подыскала.

— Какая изящная! — оценила я.

— Я нашла ее в одном крохотном писчебумажном магазинчике в Бельгии. По-моему, к образу свекрови подходит неплохо…

По обороту открытки рельефным тиснением разбегался узор из листьев.

Осторожно, чтобы не оставить следов, я погладила выпуклые листья кончиком пальца.

— И даже антикварная, так?

— Похоже на то. В магазинчике сказали, что открытке уже более сотни лет…

— Это правда. На ощупь — как из другого мира!

И в самом деле, к ней хотелось прижаться щекой. Держать в руках открытку такого качества — все равно что гладить кошку редчайшей породы.

— Это срочно? — уточнила я.

— До юбилея время еще есть. Но завтра у меня очередной загранрейс, так что…

Чем скорее, тем лучше, догадалась я.

— Все понятно. Немного повожусь, но к вечеру можете забирать!

Надписать открытку — в принципе, дело несложное. Да и текст поздравления Карэн уже заготовила.

— Огромное спасибо! Вы меня просто спасаете! Мои родители живут по соседству, в Кома́ти. Так что вечерком я опять загляну! — сказала Карэн и с неописуемой грацией поднялась со стула.

«Стой, как белый пион, сиди, как алый пион, на ходу же — качайся, как лилия…»[59]

Каждому из этих критериев Карэн отвечала на все сто.

Разгар дня миновал, других клиентов вроде бы уже не предвиделось, и я решила закрыть магазинчик пораньше.

Прибрав на столе, я первым делом разложила перед собой все полсотни букв алфавита, намалеванных Карэн. И вызвала в памяти ее образ. Теперь моя задача — как можно удачнее совместить первое со вторым.

Буквы, написанные правильно, с соблюдением всех пропорций, — еще не значит «красивые буквы». Наперекор всем пропорциям буквы умеют быть теплыми или холодными, они способны улыбаться и сочувствовать, волноваться и успокаивать. Лично мне такие знаки нравятся больше всего.

Обаяние Карэн, конечно же, куда ценнее, чем чары стандартных красоток с телеэкрана. Ее истинная красота — в самом ее сердце. И потому мне захотелось писать за нее, но именно ее буквами — теми, на которые способна только она одна. Приблизительно так, как она сама написала бы, если б умела.

Инструментом на сей раз я выбрала не перо, а шариковую ручку. И вот почему. Будь тех открыток хотя бы две, я могла бы на одной потренироваться. Но второй такой открытки на свете и быть не могло, и пробовать не на чем. А тут еще и бумага вековой давности! Вообще-то, на европейской бумаге чернила из авторучек обычно не расплываются. Но кто знает, как поведет себя бумага, изготовленная сто лет назад? Растекутся буквы — и уже ничего не исправишь!

Чтобы не рисковать драгоценной бельгийской открыткой, я и решила писать шариковой ручкой. Но не обычным дешевым шариком с прерывистой линией, а старинным, любимым с детства металлическим красавцем Romeo No. 3.

Эту модель породила на свет в 1915 году фирма «Ито́я». Оригинальный гибрид шариковой ручки со сменными капсулами. Того «Ромео», которым решила писать я, сжимала в пальцах еще моя прабабка.

Перехватив «Третьего Ромео» поудобнее, я попробовала набросать пару фраз из текста Карэн на страничке черновика.

Однако все оказалось сложнее, чем я думала. Такими, как я их представила, буквы не получались, хоть плачь.

Иногда задуманное слово выписывается сразу, одним движением руки. А иногда не получается вовсе, изведи на него хоть сто листов, хоть двести. Иными словами, процесс написания букв чем-то похож на женские циклы. Сколько ни стараешься прописать все чистенько и красиво, все равно хоть как-то да испачкаешься. И сколько ни бейся в конвульсиях, сколько себя ни ругай, не пишется — значит, не пишется. Вот какие страшные это чудовища — буквы…

И тут откуда-то из-за уха я вдруг слышу голос Наставницы:

— Буквы пишут не головой, а телом…

И правда, осеняет меня наконец. Я же действительно пытаюсь придумать их головой!

Солнце уже зашло. В стеклянные двери магазинчика заглядывает ночная мгла, и слабый контур моего лица, отражаясь в их черных стеклах, напоминает серп молодой луны.

Иероглифы «Канцтовары Цубаки», выведенные на этих стеклах самой Наставницей, даже изнутри выглядят по-прежнему безупречно. А все потому, что в этой надписи она отказалась от жесткого печатного устава и писала слегка расслабленно…

Итак, говорю я себе и концентрирую волю где-то в районе пупка.

Размещаю открытку прямо перед собой. Сплетаю пальцы вокруг «Ромео». И медленно закрываю глаза. Текст для написания уже выгравирован на изнанке моего мозга.

Я начинаю сближаться с образом Карэн-сан. Тихонько накрываю ее правую руку своей. И в такт своему дыханию наношу на открытку букву за буквой.

Позвольте от всего сердца поздравить Вас с днем рождения!

В честь Вашего славного юбилея просим принять от нас в подарок 60 алых роз!

Гармония, царящая в Вашем доме, всегда останется для нашей пары идеалом супружеского счастья.

Крепкого Вам здоровья!

Карэн

Я медленно открыла глаза. И заскользила ими по буквам настолько чужим, будто их писала не я, а кто-то другой, кого я и знать не знаю…

Да, выбрать «Третьего Ромео», похоже, было отличной идеей. Его тонкий глубокий нажим куда удачнее любого пера передавал ту ауру детской чистоты и самоконтроля, которой так трогательно веяло от Карэн. Убедившись, что работа закончена, я спрятала открытку в конверт.

Забрать открытку Карэн пришла уже после семи. В благородном темно-синем пальто и белом шарфе, которые были ей очень к лицу.