Анхен и Мари. Выжженное сердце - Станислава Бер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здрасьте, господа хорошие. А вы никак опять ко мне с расспросами? – то ли спросила, то ли утвердительно произнесла бойкая уборщица.
– Нам про покойного директора подробнее узнать надобно, – начал делопроизводитель.
– А я, вишь, писульку читаю, да никак сдюжить не могу с этим делом. У вас свои дела, у меня свои.
– Так давайте мы Вам поможем, – быстро нашёлся услужливый господин Самолётов.
Делопроизводитель прочитал небольшое послание от родни Ефросиньи Ивановны. Громко, как для глухой, и с выражением, как мальчик под рождественской ёлкой в надежде на хороший подарок. В письме говорилось о том, какая летом стояла погода, какой урожай народился, какой приплод у скотины и другие важные сведения из деревенской жизни. Уборщица внимательно выслушала, встала из-за стола и поклонилась – благодарствую.
– С чего сподобилась я на сей раз на ваш визит, господа хорошие? – спросила она.
– Директора вашего никто из чужаков не спрашивал в тот день или накануне? – начал господин Самолётов.
– Может, искал его кто-то? – дополнила госпожа Ростоцкая.
Ефросинья Ивановна повела их в коридор.
– Вишь, какой калидор длинный? А мне его кажный день мыть приходится. Может, кто и спрашивал. Разве всех упомнишь? Я делом занята. Хотя… Нет, никого не было.
Обычно словоохотливая, уборщица "закрылась" от них молчанием и даже губы поджала куриной гузкой. Ох, что-то она скрывала! Какие секреты таились под простым деревенским платком?
– А ежели хорошо подумать, а? – подошла вплотную к "бабке" госпожа Ростоцкая и схватила её за руку. – Ежели в памяти покопаться? Ведь приходил в тот день чужак, да?
От шершавой мозолистой ладони уборщицы побежала волна, покачнувшая воздух вокруг. Анхен мигом "перепрыгнула" в её воспоминание.
Фрося стояла руки в боки, слегка выпятив живот, и осматривала коридор. Вот ведь наказание Господне, а не барышни! Весь пол истоптали. А ещё из благородных. В деревенской избе и то чище, а тут. Она досадливо махнула рукой, собираясь идти за водой и тряпками.
– А что, любезная, дирехтор ещё вернётся в гимназию али как? – услышала она за спиной густой мужицкий голос.
– А мне почём знать? – огрызнулась Фрося, не оборачиваясь.
Всегдашнее её любопытство взяло вверх, и она оглянулась. Бородатый щуплый мужик, не босяк какой, в добротном пиджаке и широких штанах, заправленных в хромовые сапоги, стоял у неё за спиной, сжимая в кулаке фуражку.
– Я, вишь, яму передать кой чего должон, – сказал бородач.
Фрося заглянула в его огромные карие глаза и пропала. Ей Богу! Никогда с ней такого не бывало. Даже когда в девках ходила. Даже когда её за мужа покойного отдавали. Не бывало, чтобы так в груди дышать трудно было.
– Так нет ведь яво, – сказала она, не в силах оторвать взгляд от этих бездонных глаз незнакомого мужика.
Фрося выпрямила сутулую спину, рывком смахнула с головы платок, сняла фартук и сложила всё на подоконнике.
– Я когда-то знавал Ивана Дмитриевича. Встретиться хочу, подарок привёз яму. Адрес-то яво можно узнать али как? – от каждого звука его голоса у Фроси сладко щемило в груди и где-то ещё в животе, она не понимала где.
– Так это… Я могу передать… подарок-то, – предложила она.
– Мне лично надобно передать. Подарок больно ценный, – сказал большеглазый мужик.
– А ты не боись, я не скраду… гостинец твой, – тряхнула головой Фрося и улыбнулась.
– Может и приходил чужак, да разве всех упомнишь, – сказала Ефросинья Ивановна и убрала свою руку от художницы.
Анхен вернулась в реальность и слегка тряхнула головой, повторяя движение уборщицы. Видение оборвалось по инициативе другой стороны – и так бывает, оказывается. В голове шумело, как в дождливую погоду под железной крышей.
– А мужик как же… в сапогах хромовых? – спросила госпожа Ростоцкая, наклонив голову.
Уборщица посмотрела на художницу сначала удивленно, потом догадалась – донёс уже кто-то, рассказал про большеглазого. Мир не без "добрых" людей. А она так хотела утаить его приход, оставить только для себя эту встречу.
– А… ентот… Ну, был такой мужик. В сапогах. Кажись, – нехотя выдавила она из себя.
– Кто таков? Откуда? По какой надобности приходил? – засыпал уборщицу вопросами господин Самолётов.
– Дочку хозяйскую привёз в гимназию. То ли из Саратова, то ли из Самары, – ответила Ефросинья Ивановна и затеребила край платка. – А ещё гостинец хотел директору передать. Вроде как, знакомцы они старые. Не застал яво. Жди, говорю, до завтрева.
– Ждал? – спросил делопроизводитель.
– Нет. Некогда, говорит, мне. Дела ещё остались в столице. Тады, говорю, на другой день приходи пораньше.
– Пришёл?
– Нет, – сказала уборщица и совсем загрустила.
– А дочку, дочку-то хозяйскую как зовут? – нетерпеливо спросил делопроизводитель.
Иван Филаретович не мог устоять на месте, как жеребец в предчувствии скачки. Ещё немного и "копытом забьёт" по деревянному полу женской гимназии.
– Так это… Лизонька Ануфриева, – ответила Ефросинья Ивановна и махнула рукой. – На втором етаже, четвертый класс.
Мария Николаевна Ростоцкая стояла у доски и выводила на ней каллиграфическим почерком:
"Хорош наш хор".
Ученицы повторяли за ней, водя грифелями по аспидным доскам.
– Мари, выйди на минутку, – зашептала в приоткрытую дверь Анхен.
– Барышни, дальше пишите самостоятельно:
"Кира вымыла руки".
– Что случилось? – спросила Мари, выйдя из класса. – Ой, здравствуйте, Иван Филаретович!
– Вызови к нам Лизоньку Ануфриеву, – без объяснений попросила сестру Анхен.
Мари вернулась в класс и через минуту вышла из него в сопровождении прелестного девочки с прилизанными волосами и родинкой на пухлой щеке.
– Да какая же ты красавица, Лизонька. Право слово! – сказал господин Самолётов и присел на корточки, чтобы быть с девочкой на одном уровне.
Анхен по-другому представляла допрос свидетеля, но, видимо, делопроизводитель знает, что делает. Она успокаивающе посмотрела на Мари. Мол, всё в порядке. Не волнуйся, мы – профессионалы.
– С кем ты приехала в гимназию, дитя? Кто тебя привёз? – спросил Иван Филаретович.
Делопроизводитель предъявил ей свою самую мягкую располагающую улыбку. Госпожа Ростоцкая же вытащила блокнот и начала по памяти рисовать портрет большеглазого мужика, смутившего покой Ефросиньи Ивановны – щупленький, с окладистой бородой.
– Управляющий меня привёз в столицу, – ответила Лизонька и улыбнулась в ответ.
– Как звать величать вашего управляющего? – всё также с улыбкой, даже со смешком спросил господин Самолётов.
Вроде игра такая.
– Господин Усатов его звать величать, – игриво ответила девочка. – Ему по хозяйству
