Алтарь - Александр Прозоров

— Прости, всесильная, — пробормотал он, срезая гибкий ивовый прут, и принялся торопливо хлестать себя по бокам и ногам, бормоча молитву на отведение взгляда: — Кто увидит меня, тому глаза прутом выстегает, кто услышит — тому уши выхлестает, кто учует — тому нос отобьет, кто узнает — тому ветвь увидится зеленая, шипы колючие, птицы быстрые. Птицы улетели, весь вид унесли…

Он наклонился, положил ветки в хвою и прикопал ее серыми прошлогодними иголками. Потом прижался спиной к стволу. Дикари прошли шагах в сорока: пятеро мужчин в грубо выделанных и сшитых мехом внутрь шкурах торопились к пляжу, на несколько шагов обогнав плачущую девочку. В руках они сжимали короткие копья — кривые древки, каменные наконечники. На поясах висели кожаные мешочки, пучки ниток и деревянные колышки. Лохматые, небритые, вонючие.

Изекиль с грустью покачал головой: вот он, мир без Сошедшего с Небес! Где бронзовые и золотые инструменты? Где тонко выделанная льняная ткань? Где красивые тела — гладко выбритые, чистые, умасленные благовониями? Куда сгинули Мудрость и Порядок? Нефелим уснул — и Вселенная тут же рухнула обратно в Хаос, из которого Великий вытаскивал ее столько веков!

Жрец вздохнул и двинулся туда, откуда пришли люди. Судя по тому, как быстро они появились, селение находилось где-то совсем рядом.

Найти деревню дикарей не составило труда. Уже через час пути Изекиль почувствовал запах дыма, прогорклого жира, тухлятины. А еще через полчаса жрец вышел к берегу широкой реки, на холме у которой и осели здешние смертные. И опять служитель всесильной Аментет с тоскою вспомнил города и поселки Кемета: каменные дворцы номархов, расписанные яркими красками храмы и статуи богов, советников Великого и его самого, окруженные прочными заборами жилища писцов и номариев. Да что там номарии, если даже обычные пахари обитали в двухэтажных домиках с узкими окнами, внутри которых они прятались от полуденного зноя, а на плоских крышах встречали закаты, попивая хмельное пиво, заедая его медовым инжиром и вознося молитвы милостивым богам ночи!

В дома, которые выстроили себе дикари, в Кемете никто не загнал бы даже клятвопреступников. Впрочем, и назвать это домами было нельзя — длинные ямы в земле, накрытые двускатными крышами, пологи из шкур вместо дверей, общие выгребные ямы внизу холма. Судя по тому, что костры горели снаружи, на улице, в дикарских жилищах не имелось даже очагов. Лодкам, что лежали на берегу, тоже было далеко до величественных кораблей Зеленого моря — узкие, выдолбленные из цельного бревна, они вряд ли могли не переворачиваться на воде без помощи чародейства.

Пользуясь тем, что его все равно никто не замечает, жрец подошел к ближнему костру, сел на белесый валун и протянул к огню руки. Рядом крутилась девушка лет пятнадцати. Она могла бы считаться красивой — если бы не накинутая на плечи грубая шкура, свисающая ниже колен. Голова была просунута в дырку, прорезанную посередине цельного куска, а толстая веревка, опоясывающая бедра, не позволяла примитивному одеянию сползать с тела. Спереди и сзади болтались оставленные на своем месте лапы неизвестного зверя. Наверное, они считались украшением.

Впрочем, имелось у девушки еще одно украшение: на нитке, свисающей с шеи, помимо двух крупных клыков, поблескивали синие и желтые стеклянные бусины. Изекиль уже в который раз горестно втянул носом воздух: похоже, это было все, что осталось от могучего Кемета, страны-избранницы Нефелима, недавней столицы земли.

С дальней от реки стороны холма послышались горестные выкрики, истошный вой. Дикарка встрепенулась, подняла голову, отерла ладони об одежду, побежала туда. Изекиль не шелохнулся. Он знал, что случилось — в поселок принесли от моря покойницу. А потому жрец лишь ближе придвинулся к пламени, пропитываясь блаженным теплом.

Великий Амон-Ра не спеша уводил свою золотую ладью к горизонту, на мир опускались сумерки. Вскоре появились хозяева землянки: мужчина и женщина в возрасте, девушка, безусый юноша немногим старше ее и еще двое мальчишек, примерно семи и десяти лет. Все вместе они скрылись за пологом, но уже через мгновение дикарка выскочила наружу, выкатила из угасающего костра в глиняную плошку несколько угольков, опять ушла. Вокруг полога возник прямоугольник дрожащего красноватого света.

Служитель всесильной Аментет ждал — теперь он умел это лучше всего. Он подождал, пока погаснет свет. Потом подождал, пока утихнут шорохи. Затем подождал еще пару часов — на всякий случай. И лишь когда белый диск полной луны забрался в самый зенит, колдун поднялся, вознес богине молитву о «черном глазе» и вошел под полог.

«Черный глаз» не позволял жрецу различать цвета, но в остальном Изекиль видел все как днем. Изнутри землянка показалась куда более просторной, нежели снаружи. Здесь помещались сразу две широкие постели, на одной из которых отдыхали мужчина и женщина, а на другой дикарка прижималась к безмятежно посапывающему юноше. В торцевой стене были проделаны две укрепленные жердями полки, на которых, завернувшись в шкуры, спали мальчишки. Очаг внутри, как оказалось, имелся — тоже выкопанный в глине, рядом с узким столом. Под потолком, на тонких жилах, покачивалась пахнущая дымком крупная рыба.

Сперва жрец наклонился к мужчине — сделал глубокий вдох, чуть выждал, растворяя в себе полученную силу и душу. Затем поцеловал женщину. Молодые супруги отдали ему себя следующими, а в заключение жрец использовал мальчишек. Смертные ничего и не заметили, перенесясь из мира снов сразу в поля блаженства, а Изекиль осмотрелся в их жилище еще раз, но уже более внимательно. Особого выбора тут не имелось — шкуры, кожи, меха. После короткого колебания служитель Небесного храма накинул на плечи меховое одеяние мужчины, просунув голову в дыру, украшенную двумя лисьими хвостами, на ноги натянул мягкие меховые сапоги, опоясался ремнем без пряжки, но с несколькими свисающими мешочками. Изекиль распустил узлы, заглянул внутрь и выкинул на стол ненужные ему огниво, костяные крючки и иглы, нити, похожие на льняные, и короткие деревянные колышки. Вместо этого мусора опустил в один из мешочков священный храмовый нож и крепко-накрепко затянул узел.

Силы семи людей, влившиеся в бессмертное тело, заставили сердце биться ритмично и упруго, легкие — до краев наполняться сладким воздухом, мышцы — бугриться от избытка могущества. Ах трепетала от необычайной легкости, а Ка работала с изумительной ясностью.[11] Теперь Изекиль ощущал в себе достаточно мощи, чтобы выполнить свой обет перед всесильной Аментет, вернувшей его в мир, и основать в ее честь новые храмы, вернуть смертным ее культ. Вот только… Селение в несколько землянок было слишком уж жалкой основой для подобного начинания.