Отравитель - Чингиз Абдуллаев

– С разрешения Вилаята Ашрафи вы вложили свои деньги в этот проект компании?

– Да.

– Какая была сумма?

– Небольшая. Для компании это просто ничтожная сумма. Но для меня – все мое состояние. Триста тысяч долларов. Я получил их в банке и привез домой к господину Ашрафи. Он почему-то захотел получить деньги наличными.

– Это было в день убийства?

– Что вы, – даже испугался Муса Халил, – конечно нет. Это было еще полгода назад. В июне, нет, в июле этого года. Я привез деньги, а он позвонил Крастуеву и приказал оформить на меня двадцать сотых одного процента акций из своей доли.

– Он оформил?

– Конечно. Семья Ашрафи – не только руководители этой компании. Они ее владельцы. У Вилаята было около двадцати процентов акций. Это больше тридцати миллионов долларов. Один процент – чуть больше полутора миллионов долларов. А одна пятая процента – это как раз триста тысяч долларов. Согласитесь, что для Вилаята это были смешные деньги. Для меня в условиях кризиса – просто огромная помощь. Если все пройдет нормально, то прибыль может достигнуть от десяти до тридцати процентов. То есть свои триста тысяч долларов я превращаю в четыреста. Ради этого я готов был рискнуть.

– А зачем ему понадобились наличные?

– Откуда я знаю? – искренне удивился Муса Халил. – Может, они ему были нужны для себя. Или на разные расходы. Меня это не касалось. Я получил деньги в банке, забрав с собой Тауфика Шукри, и привез их домой к Вилаяту Ашрафи. Отдал деньги и ушел. Больше меня ничего не интересовало. Он при мне позвонил Крастуеву.

– Значит, о сумме этой доли могли знать, кроме вас, Тауфик Шукри и Николай Крастуев?

– Нет, – ответил адвокат, – никто не мог знать. Тауфик сидел в машине, когда я получал деньги в банке, и ничего не знал. Я взял его на всякий случай для охраны. Крастуев тоже ничего не знал. Я сдал деньги, и Вилаят при мне позвонил Николаю Савельевичу, отдавая распоряжение. Крастуев не мог знать, что я привез такую сумму наличными. И он не спросил о них, прекрасно сознавая, что семья Ашрафи владельцы компании и могут делать со своими деньгами все, что хотят.

– Тогда получается, что кроме вас об этих деньгах никто не знал.

– Так и получается, – кивнул Муса Халил, – но я не причастен к убийству Вилаята Ашрафи.

– Куда тогда исчезли деньги? Насколько я понял, на квартире этих денег не нашли.

– Не знаю, – пожал плечами адвокат, – это было давно, еще весной. Он наверно их давно потратил. Для такого человека, каким был Вилаят Ашрафи, это были вообще не деньги. Мелкая сумма на расходы. У него машины стоили гораздо больше. На его руке были часы, которые оценивались в четыреста тысяч долларов. Сделанные на заказ в Швейцарии. Какая-то известная марка, я в них не очень разбираюсь.

– Я могу уточнить у Крастуева, когда Ашрафи отдал ему распоряжение о переводе акций?

– Не нужно. Я могу сказать вам точно. Я получил их в доверительное управление шестого июля. Точно, шестого июля. У меня все записано. Вы понимаете, что для меня в отличие от Крастуева или самого Вилаята Ашрафи, это был жизненно важный вопрос.

– Часы с его руки не пропали?

– Нет, не пропали. Там вообще ничего не пропало. И никого в квартире не было. И не могло быть. Дело даже не в камерах, установленных у входной двери. Предположим, что убийце удалось каким-то образом обмануть эти видео. Но двери и окна были заперты изнутри. Следователь все лично проверил. И мы тоже много раз. Там никого не было. В квартире оставался только сам Вилаят Ашрафи, который неизвестно от чего отравился и умер. Там проверили всю еду, всю воду, даже воду изо всех кранов. Я вам больше скажу, что мы сделали. Вы ведь знаете, что семья Ашрафи – это не просто фарсы из Ирана. Они правоверные мусульмане и используют в туалете «автофу», то есть специальный кувшин для гигиенических целей. Мы проверили даже воду в этом кувшинчике. Все абсолютно было чисто.

– Странно, что он держал дома такой архаичный предмет, – пробормотал Дронго, – у него в квартире было удобное биде. Кстати, я не видел в его ванных комнатах этой «автофы».

– Мы отправили ее на экспертизу, – пояснил адвокат, – ничего странного нет. У каждого свои привычки. Я, например, никогда не понимал англичан. Они используют биде совсем иначе. Заполняют его водой и затем подмываются. Извините меня, но это гадко и грязно.

– Мы об этом говорили с журналисткой Ритой Эткинс, – вспомнил Дронго, – она выросла в Канаде и считает нормальным, когда англичане моются из раковины, наполняя ее водой. Они так же и подмываются.

– У каждого народа свои традиции, – кивнул Муса Халил.

– Насчет традиций я могу вспомнить реальный эпизод из моей жизни, – сказал Дронго, – только не обижайтесь, я это говорю не для того, чтобы вас оскорбить или обидеть. В девяносто четвертом году у меня была уникальная возможность проехать из Азербайджана в Ирак через Иран. Учитывая, что Иран и Ирак воевали больше десяти лет и линия фронта проходила между двумя границами, это было рискованное предприятие. Но оба государства разрешили мне проехать как паломнику, направляющемуся в Кербелу, святое место для шиитов-мусульман, где похоронен убитый имам Хусейн.

Учитывая, что иранцы сами шииты, а в Ираке их почти половина населения, ни одна из стран не посмела отказать мне в этом праве. И я обратил внимание на одну особенность. Во всех общественных туалетах Ирана была идеальная чистота, даже в горах, в самых отдаленных селениях. И везде стояли эти самые «автофа». А в Ираке туалеты были не столь чистыми. К большому сожалению.

– Спишите это на войну. И не забывайте, что уже тогда Саддам Хусейн был в некоторой блокаде, – напомнил Муса Халил.

– Боюсь, что блокада не виновата. Все зависит еще и от самих людей, господин адвокат. И если Вилаят Ашрафи с его образом жизни привозит сюда этот кувшин для личной гигиены, то это говорит только в его пользу. Но давайте на этом закончим. Кажется, наш разговор принял туалетно-водопроводный характер.

Оба улыбнулись друг другу. Дронго даже не подозревал, что именно эта смешная и экзотическая тема позволит ему наконец выйти на убийцу, узнав, каким образом и кто убил Вилаята Ашрафи.

Глава тринадцатая

Вызвав Тауфика Шукри, Дронго в очередной раз отправился в дом, где произошло убийство. Они миновали сидевшего в холле дома охранника, отметившись в журнале для гостей и предъявив свои паспорта. Охранник как-то странно взглянул на них, но ничего не сказал, разрешив им подняться. Очевидно он знал Тауфика Шукри в лицо. Они поднялись в кабине лифта на восемнадцатый этаж, вошли в квартиру. Здесь все было как прежде. Идеально чистая квартира, в которой уже три месяца никто не жил. Дронго прошелся по комнатам. Заглянул в ванные. Если Рита сказала правду, вот отсюда вытекла вода и очевидно просочилась к соседям внизу.

– Кто живет внизу? – уточнил он у Тауфика Шукри.

– Какой-то бизнесмен, – ответил тот, – точно не знаю. Мы вообще мало общались с соседями в этом доме. Жилец напротив – это еврей, который все время обтяпывает делишки во Франции.

– Он российский бизнесмен, – улыбнулся Дронго, – все арабы уже зациклились на слове «еврей». Он российский бизнесмен.

– Нет, он прежде всего еврей, – возразил Тауфик Шукри. – Вы знаете, как они поддерживают друг друга во всем мире. Если бы у арабов было такое единство и каждый из нас согласованно бросил бы в сторону Израиля одну лопату песка, мы бы их давно закопали.

– В тебе говорит арабский экстремист, – заметил Дронго. – А тебе не кажется, что они имеют право жить в этих местах. Ведь Иудея и Израиль существовали еще тогда, когда не было понятия об арабской нации. И когда ООН приняла решение о создании двух государств – Израиля и Палестины, именно арабы первыми начали войну, не признавая права Израиля на существование. Это точные исторические факты. Просто чтобы ты знал.

– Они управляют всем миром, – твердо заявил Тауфик Шукри, – все финансисты и политики у них в руках.

– Значит, в этом виноваты отчасти и вы, – рассудительно заявил Дронго. – Их двадцать миллионов по всему миру, а вас раз в двадцать пять больше. И денег у арабских шейхов куда больше, чем у всех еврейских миллиардеров вместе взятых. Но вы не можете объединиться, не можете даже договориться друг с другом. Для вас арабское единство, не говоря уже о мусульманском единстве – пустой звук. Шииты ненавидят суннитов, фарсы не любят арабов, те, в свою очередь, не доверяют туркам, ортодоксальные режимы не верят светским, те подозревают их в подготовках заговоров. Курды и турки убивают друг друга. В общем, одни сплошные подозрения. И в этом безумном мире Израиль пытается выживать, в окружении многочисленных арабских государств. Что ему и удается.

– Вы правы, – согласился Тауфик Шукри, – мы ненавидим друг друга еще больше, чем своих врагов.

В дверь позвонили. Телохранитель поспешил открыть. На пороге стояла невысокая худая женшина лет пятидесяти. У нее были уже начинающие седеть волосы, чуть вытянутое лицо, длинный вертикально идущий нос, словно разделявший лицо пополам и нависавший над верхней губой. Печальные, уставшие глаза. Женщина взглянула на обоих мужчин и кивнула Тауфику Шукри, которого она знала.