Вороний народ - Марк Стэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фэй затаила дыхание, пытаясь услышать хоть что-нибудь. Что угодно.
Затем ее легкие начали болеть, и она судорожно сделала глубокий вдох.
– Все, хватит, – сказала она, закрывая книгу матери, и движение воздуха погасило свечу, оставив ее в кромешной тьме. – Проклятие, – выругалась Фэй.
Она положила томик обратно в сундук, заперев его на старый ржавый замок. Магия ей ни к чему. Отец прав. Это не более чем фантазии. Фэй должна сама отыскать Крэддока.
17
Небольшой приступ
– Меня раздражает, что никому до этого нет дела.
Фэй и Берти вышли по тропинке из деревни, перешли через старый каменный мост и вошли в лес по дорожке, заросшей смертоносным пасленом, увенчанным пурпурными и желтыми цветами. Фэй подумывала поискать Крэддока в одиночку, но ей не очень хотелось оставаться одной, если она вдруг снова наткнется на жутких пугал. И она не собиралась обращаться к отцу после их последнего разговора. Фэй обнаружила, что Берти был свободен и не очень-то весел после того, как провел весь день, сжигая мертвых птиц в жаровне, и она позвала его с собой.
Дважды упрашивать не пришлось.
Берти шел с тростью позади нее, сохраняя медленный, но уверенный темп на своих неровных ногах. Сжав кулаки, Фэй остановилась на лесной поляне, усеянной лиловыми фиалками, и подождала, пока он ее догонит.
– Кучка вороньего народа хочет достать Крэддока живым или мертвым, и никто не видел его с прошлой ночи. Если кто-то пропадает, предполагается, что люди заявляют в полицию или пишут в газеты, но ничего не происходит.
– Крэддок не пропал, – начал Берти, немного запыхавшись. – Он сам по себе. Приходит и уходит, когда вздумается, держится особняком, и у него нет времени на друзей. Он жалкий старый ублюдок. Вот почему никого это не волнует, но… – Берти остановился рядом с Фэй и чуть крепче сжал свою трость. – Вчера вечером ты сказала кое-что, что заставило меня изменить свое мнение. Может быть, он такой же, как Польша и Франция. Может, заступись мы за них раньше, нам не пришлось бы участвовать в этой проклятой войне. И поэтому я решил, что нам стоит помочь мистеру Крэддоку, что бы я ни думал об этом старом ворчливом придурке и его нраве, простите мой французский.
Фэй взволнованно посмотрела на друга.
– Что… что не так? – Берти неловко переступил с ноги на ногу.
– Ты… ты меня слушал? – От улыбки у Фэй на щеках появились ямочки. – Ты послушал меня и изменил свое мнение?
Берти кивнул, его щеки залились краской.
– Берти Баттерворт, да за такое девушка может в тебя влюбиться, – заявила Фэй, и бедный Берти не знал, куда смотреть.
Какое-то время они шли молча.
Фэй не могла припомнить, была ли у Берти одна нога слишком короткой или слишком длинной, но в любом случае это помешало ему пойти в армию, когда он достаточно подрос. Вместо этого он сразу же записался в ряды добровольцев отряда местной обороны, и, хотя в своде правил говорилось, что он слишком молод, его все равно приняли. Они знали, что все, чего ему недоставало в физической форме, он с лихвой компенсировал решимостью. Всю жизнь люди твердили Берти, что есть вещи, которые он не может делать, и всю свою жизнь он доказывал, что они ошибаются. Фэй казалось странным, что такой парень, столь решительно настроенный сражаться на войне против ужасающей мощи нацистского наступления, не мог набраться смелости и попросить милую девушку, такую как Милли Бакстер, пойти с ним на свидание. Фэй давно решила, что парни – странные особи и лучше оставить их в покое.
– Мы не замечаем пения птиц, пока оно не исчезнет, – заключила она.
– Ты бы слышала, как шумят эти крикливые мерзавцы у меня дома на рассвете, – фыркнул Берти, а потом снова покраснел. – Чертов гам. Тебе нужно… нужно… ну, знаешь… приходи как-нибудь утром, – пробормотал он напоследок, но Фэй его не услышала, поскольку сверху воздух прорезало рычание моторов. Они подняли головы и увидели, что над лесом строем летят три истребителя.
– «Харрикейны»[19]. – Глаза Берти загорелись от восторга. – Могу определить по форме крыльев. В газете была статья о том, как распознавать самолеты по их силуэтам. Я приколол ее себе на стену.
– Все это кажется таким нереальным, да? Люди стреляют друг в друга из пушек, танков и самолетов над Ла-Маншем. Ты правда думаешь, что они придут сюда?
– Да, – сказал Берти, его взгляд следил за самолетом, пока тот огибал облака.
Над головой защебетала птица. Сольная болтовня малиновки. Затем последовал перекликающийся гомон воробьев.
– Они вернулись. – Фэй схватила Берти за руку. – Послушай. Птицы вернулись.
Деревья наполнились щебетанием, чириканьем и писком, будто птицы никогда и не исчезали.
– Разве это не прекрасно, – сказал Берти, песня вызвала у него улыбку.
– Есть еще кое-что. Послушай. – Фэй склонила голову набок, ее друг сделал то же самое. – Слышишь?
– Э-э… ага, малиновка, я полагаю, и…
– Воробьи. Все они поют одну и ту же песню.
Берти покачал головой, прислушиваясь.
– Звучит как писк и…
– Нет, слушай внимательно, – настаивала Фэй и шепотом подпевала. – Под водой или над сушей, помоги видеть и слышать лучше. Некогда потерянное найдется тут же. Под водой или над сушей.
– Это детская считалочка?
– Нет. Это то, что они поют.
Берти поморщился.
– Я… я этого не слышу.
Теперь Фэй запела громче:
– Под водой или над сушей, помоги видеть и слышать лучше. Некогда потерянное найдется тут же. Под водой или над сушей.
Воробьи запели в ответ, а затем с трепетом, от которого у Фэй сильнее заколотилось сердце, слетели со своих веточек и ринулись в небо над линией деревьев. Все они кружились в одном направлении, обратно по тропе, примерно в пятидесяти футах, образуя облако крыльев, затем уселись на другое дерево и снова запели:
– Под водой или над сушей, помоги видеть и слышать лучше. Некогда потерянное найдется тут же. Под водой или над сушей.
– Черт возьми, – пробормотала Фэй, затем дернула Берти за руку и последовала за воробьями тем же путем, которым они пришли. – Мы идем не туда.
– Фэй, я ничего не слышу. Ты уверена?
Но для нее все оказалось ясно как божий день. Воробьи пели заклинание, потом перелетали к другому дереву, ждали, пока Фэй догонит их, затем повторяли то же самое снова. – Ты
