Подозреваемый - Дин Кунц

Прыщавый засунул в мешок пиджак спортивного покроя, сотовый телефон, другие вещи, лежавшие на кофейном столике. Прежде чем бросить в мешок бумажник, достал из него деньги и протянул Кэмпбеллу.

Митч остался на ногах, ждал.

Все трое заметно расслабились. Теперь они точно знали, с кем имеют дело.

Он был братом Энсона, но только по крови. Он был дичью, а не охотником. Они знали: он может только подчиняться, сопротивления не окажет. Уйдет в себя. Со временем начнет просить о пощаде.

Они знали его, знали таких, как он, и телохранитель, после того, как уложил вещи Митча в мешок, достал наручники.

Прежде чем Митча попросили вытянуть руки перед собой, он сделал это сам.

Телохранитель, который держал наручники, замялся, Кэмпбелл пожал плечами, после чего наручники защелкнулись на запястьях Митча.

– Ты, похоже, устал, – сказал Кэмпбелл.

– Ужасно устал, – подтвердил Митч.

Кэмпбелл положил пистолет на кофейный столик.

– Такое случается.

Митч не стал проверять прочность наручников. Запястья они держали крепко, цепь между ними была короткой.

Кэмпбелл тем временем пересчитал сорок один доллар, которые телохранитель достал из бумажника Митча. Когда он заговорил, в голосе даже появились мягкие нотки:

– Ты, возможно, даже заснешь по пути.

– Куда мы поедем?

– Я знал одного парня, который проспал всю ночь в такой вот поездке. Было даже жалко будить его, когда мы прибыли на место.

– Вы поедете? – спросил Митч.

– Нет, давно уже не ездил. Я останусь здесь, с моими книгами. У тебя все будет хорошо. В конце концов, у всех все становится хорошо.

Митч посмотрел на стеллажи.

– Вы какие-то прочитали?

– Исторические. История зачаровывает меня, обожаю читать о том, что на ее примерах никто ничему не учится.

– А вас она чему-нибудь научила?

– Я и есть история. То, чему никто не хочет учиться.

Пальцы Кэмпбелла, ловкие, словно у фокусника, легко, без лишних движений, убрали деньги Митча в бумажник.

– Эти господа отведут тебя в автомобильный павильон. Не через дом, через сад.

Митч предположил, что прислуга, ночные горничные, дворецкий, возможно, не знали о тех делах, которыми занимался Кэмпбелл, или прикидывались, что не имеют о них ни малейшего понятия.

– Прощай, Митч. Все у тебя будет хорошо. И скоро. Но ты, возможно, успеешь подремать по пути.

Пристроившись к Митчу с двух сторон, держа его под руки, телохранители повели его через библиотеку к дверям в сад. Прыщавый, он шел справа, вдавил ствол пистолета Митчу в бок, не сильно, как напоминание.

Прежде чем переступить через порог, Митч оглянулся и увидел, что Кэмпбелл уже стоит у стеллажа, разглядывает названия книг на одной из полок.

Вероятно, выбирал, что же ему почитать на сон грядущий. А может, и не на сон. Пауки не спят, так же как и история.

Терраса, ступени, еще терраса, телохранители не позволяли Митчу сбавить шаг.

Луна утонула в плавательном бассейне, бледная, как призрак.

По садовым дорожкам, под кваканье лягушек, по просторной лужайке, через рощицу эвкалиптов с серебристыми листьями, кружным путем они вышли к большому, но элегантному зданию, по периметру которого росли декоративно подстриженные, подсвеченные кусты жасмина.

Телохранители продолжали энергично вести Митча к цели.

Он же глубоко вдыхал сладкий аромат жасмина.

В павильоне стояли восстановленные автомобили 1930-х и 1940-х годов – «Бьюики», «Линкольны», «Паккарды», «Кадиллаки», «Понтиаки», «Форды», «Шевроле», «Кайзеры»[20], студебеккеры[21], даже «Такер торпидо»[22]. Как драгоценные камни на ярко освещенных пятачках.

Автомобилей, находящихся в повседневном использовании, здесь не было. Очевидно, приведя его в главный гараж, телохранители рисковали столкнуться с кем-то из обслуживающего персонала.

Прыщавый сунул руку в карман, достал ключи, открыл багажник темно-синего «Крайслера Виндзор» конца 1940-х годов. «Залезай».

Здесь его не пристрелили по той же причине, что и в библиотеке. Там не хотели пачкать пол, тут опасались повредить коллекционный экземпляр.

Багажник был куда просторнее, чем в современных автомобилях. Митч улегся на бок, в позе зародыша.

– Ты не сможешь открыть багажник изнутри, – предупредил прыщавый. – В те дни о безопасности детей так не заботились[23].

– Мы поедем сельскими дорогами, где никто тебя не услышит, – добавил его напарник. – Поэтому, как бы ты ни шумел, толку от этого не будет.

Митч промолчал.

– Но нас это разозлит, – предупредил прыщавый. – И тогда по прибытии на место тебе достанется сильнее, чем могло бы.

– Я этого не хочу, – ответил Митч.

– Кто ж захочет? – пожал плечами прыщавый.

– Лучше бы вам не пришлось это делать.

– Теперь уже ничего не изменишь, – подал голос напарник прыщавого.

Свет падал на них сзади, так что лица телохранителей нависали над Митчем затененными овалами. Тем не менее он разглядел, что на одном читалось полнейшее безразличие, а на втором презрение.

Они захлопнули багажник, оставив Митча в абсолютной темноте.

Глава 28

Холли лежит в темноте, молясь о том, чтобы Митч остался в живых.

За себя она боится меньше, чем за него. Похитители при ней постоянно носят лыжные маски, и она полагает, что они не стали бы скрывать свои лица, если бы собирались ее убить.

Маски они носят не потому, что такая мода. Никто не выглядит красавцем в лыжной маске.

Если ты урод, как Призрак оперы, тогда, возможно, у тебя может возникнуть желание носить лыжную маску. Но теория вероятностей не допускает, чтобы все четверо были отвратительными уродами.

Разумеется, даже если они и не собираются причинять ей вреда, действительность может разойтись с их планами. В критический момент ее могут случайно застрелить. Или события заставят похитителей поступить с ней не так, как намечалось.

Прирожденная оптимистка, Холли с детства верила и верит, что жизнь имеет смысл и не закончится до того, как человек найдет свое предназначение. Вот Холли и не верит, будто что-то может пойти не так. Не сомневается, что ее освободят, целой и невредимой.

Она верит, что можно реализовать будущее, придумывая его себе. Нет, конечно, она не может стать знаменитой актрисой, представляя себя получающей «Оскара». Упорная работа, трудолюбие, а не одни лишь желания обеспечивают продвижение по карьерной лестнице.

В любом случае она не хотела становиться знаменитой актрисой. Ей пришлось бы проводить много времени со знаменитыми актерами, а от большинства нынешних знаменитостей просто трясет.

Освободившись, она намеревается есть марципаны, шоколадное мороженое и картофельные чипсы до тех пор, пока ей не станет стыдно или дурно. Она не блевала с детства, но на свободе даже рвота является признаком жизни.

Освобождение она намеревается отпраздновать походом в «Детский стиль», этот магазинчик в торговом центре, и купить огромного плюшевого медведя, которого видела в витрине, недавно проходя мимо. Такого белого, пушистого, милого.

Даже девочкой-подростком она любила плюшевых медведей. А теперь один ей просто необходим.

Освободившись, она собирается потрахаться с Митчем. Да так, что потом у него будет такое ощущение, будто по нему проехал поезд.

Что ж, не очень романтический образ. Николас Спаркс[24], книги которого расходятся миллионными тиражами, такого не напишет.

«Она занималась с ним любовью всеми фибрами своего существа, душой и телом, и когда, наконец, страсть их иссякла, он распластался на кровати, словно бросился под колеса локомотива».

Представлять себя автором бестселлеров не стоит и пытаться, потеря сил и времени. К счастью, она ставит перед собой другую цель: продавать недвижимость.

Вот она и молится, чтобы ее прекрасный муж выжил в этом кошмаре. Он физически прекрасен, но самое прекрасное в нем – его нежное сердце.

Холли любит его за нежное сердце, за мягкость, но тревожится, что некоторые особенности характера Митча, скажем, пассивное принятие того, с чем сталкивает его жизнь, приведут к гибели.

Он не лишен силы, в нем есть железный стержень, который иногда, очень незаметно, но дает о себе знать. Без этого его бы раздавили выродки-родители. Без этого Холли не позволила бы ему привести ее к алтарю.

Вот она и молится, чтобы он оставался сильным, оставался живым.

Молясь, размышляя о похитителях, обжорстве, блевотине и больших плюшевых медведях, она не оставляет попытки вытащить из половицы гвоздь. Она всегда славилась умением заниматься несколькими делами сразу.

Половицы нестроганые. Холли подозревает, что они еще и очень толстые, а потому гвозди более длинные, чем в обычных половицах.

У гвоздя, который ее интересует, большая плоская шляпка. Размер шляпки говорит о том, что гвоздь достаточно длинный, чтобы сойти за шпильку.