Ахундов - Микаил Рафили

Но, оказывается, черти тоже любят деньги. Они ведь не сарбазы, чтобы служить даром… За сто червонцев, которые Мастали дали наивные и суеверные женщины, он начинает разрушать столицу Франции. Мастали произносит страшные заклинания, вызывает чертей и дьяволов и дает им приказание одним ударом разрушить Париж, подобно тому, как он разрушит его изображение. Дервиш грозно устремляется к разложенным на полу дощечкам, изображающим грешный город, и одним сильным ударом разбивает их вдребезги. "Ханум, — кричит он, обращаясь к женщинам, — поздравляю, Париж разрушен! Довольны ли вы теперь мною?"

Единственная трудность в том, что некому доставить из Парижа известие о гибели города. Но и это затруднение дервиш разрешает легко: он обещает, что сообщение придет очень скоро.

Конечно, дервиш сам не верил своим словам. И каково было его изумление, когда вдруг раздался сильный стук в дверь и вошедший мусье Жордан в волнении сообщил о том, что Париж разрушен и что он немедленно должен ехать во Францию.

Женщины испугались быстрого исполнения магических действий Мастали. Даже сам дервиш в страхе от содеянного: он прячется за занавесью, чтобы его никто не обнаружил. Страшнее всего то, что на вопрос прибежавшего Хатам-хана: "Кто же разорил Париж?", Жордан отвечает с негодованием: "Черти!.. Сатана!.. Дьяволы!.. Злодеи!.." Тут уж не остается никаких сомнений, что Париж разрушил всесильный дервиш Мастали. Одна из женщин опасается даже, как бы не полетели в воздух и другие города.

Совершенно ясно, что дервиш Мастали не мог разрушить Париж. В Париже произошла революция-Король бежал. Напуганный этим, член Королевской академии Жордан уже не может больше заниматься своими научными изысканиями и должен немедленно покинуть Карабах. Он уезжает, и Шахбаз, к радости своей невесты, остается. Женщины торжествуют.

Невозможно переоценить значение новой пьесы Ахундова. Реалистические картины азербайджанской жизни были написаны яркими, сочными красками и сохранены для будущих поколений. Образы женщин, умных и находчивых, умеющих бороться за свое счастье, несомненно, по-новому трактовались в азербайджанской литературе. Вопреки шариату, вопреки феодальным законам женщина поднимала голову, вступала в конфликт с обществом, добивалась своих целей, училась побеждать в борьбе за эмансипацию. Пусть она, беззащитная и бесправная, прибегает к помощи шарлатанов-дервишей, проявляет чрезмерную доверчивость, побеждает только благодаря счастливому стечению обстоятельств. Хорошо уже то, что она не желает покорно нести свое тяжелое бремя, ищет пути к своему освобождению, противодействует желаниям окружающих.

Ахундов осуждал доверчивость своих героинь, их суеверие, преклонение перед авторитетом дервиша, но одновременно утверждал новые принципы жизни, право женщины на любовь, на счастье, на борьбу за решение своей судьбы. В этом огромное значение комедии Ахундова. Она отражала новые веяния, новые идейные настроения, развивающиеся в Азербайджане под влиянием русского освободительного движения.

Много сарказма вложил Ахундов в свою пьесу, зло высмеивая самодурство и глупое самохвальство иранских визирей и военачальников. Визири кормят своих солдат баснями, ничего им не платят, а только бранят. Солдаты запуганы, невежественны, покорно сносят лишения и трудности. Невозможно защищать страну от посягательств чужеземцев, имея солдат, которые не знают, кому они служат, зачем служат. Голодные и нищие, они не могут быть опорой страны, не могут обеспечить оборону государства. Дервиш Мастали-шах рассказывает любопытный случай с Гаджи-Мирзой-Агаси: "Однажды я видел своими глазами в Тегеране, как он осматривал на Арсенальной площади пушку, называемую "Жемчужина". Вдруг семьсот сарбазов, окружив его, стали требовать жалованье. Гаджи-Мирза-Агаси нагнулся, снял с ноги туфлю и, осыпая сарбазов бранью и руганью, коршуном кинулся на них; они разлетелись, как стая перепелок. Гаджи-Мирза-Агаси не смог поймать никого из них. Он возвратился к пушке и, обращаясь к стоявшим тут же ханам, сказал: "Господа, вы видели? Я не знаю, как я возьму Герат с таким трусливым войском. Хорошо еще, что я кинулся на них не с саблею, а то, право, неизвестно, где бы остановилось их бегство? Впрочем, нельзя приписать это только трусости: сарбазы испугались моей решительности; отвага военачальника заключает в себе огромную силу!"

Ахундов еще не осознал глубоко, что основная причина обнищания народных масс в варварских порядках феодальной системы. Но в комедиях он уже начал свою умную критику феодальной действительности, стремясь разрешить самые животрепещущие проблемы современности. Он с сожалением говорит о том, что богатства Азербайджана остаются зарытыми в земле, экономические ресурсы не используются для общего блага. Невежество помещиков, их полное незнание жизни и опыта других народов, полное неведение в вопросах науки приводят к тому, что они мешают молодому поколению идти новым путем, получить образование, занять определенное место в общественной жизни. Но остановить рост и развитие новых идейных устремлений становится почти невозможным. Даже отсталый помещик Хатам-хан сознает, что человеку нужен ум, что необходимо знать не только языки, но и иметь представление о самых разнообразных вещах, уметь вести свои дела.

Ахундов имел свои положительные идеалы. Отчасти эти идеалы он выразил в образе молодого дворянина Шахбаза, жаждущего получить образование, стать на уровне своей эпохи. Он намерен ехать в Париж, а затем, вернувшись на родину, служить в Тифлисе, приобрести известность, стать полезным обществу.

Ахундов критически относится к стремлению своего положительного героя изучить французский язык. Он хорошо понимает, что дело не только в том, чтобы знать язык. В Париже можно приобрести некоторые знания, "увидеть хорошее и дурное", но самое главное — приобщиться к новому миру, изучить опыт других стран. Не мало отрицательных сторон и в жизни того города, куда так страстно стремится поехать Шахбаз. Хотя и в наивной форме, но, по существу, правильно критикует западные нравы Хатам-хан. По его мнению, "в Париже все наоборот". В этом городе процветает и взяточничество и разврат, такие же грубые нравы, как и в Карабахе, разница только в том, что там все проявляется в противоположной форме. "Мы красим руки хной, а французы нет; мы бреем головы, а они отпускают волосы; мы сидим дома в шапках, а они — с непокрытой головой; мы носим башмаки, а они — ботинки; мы едим рукой, они — ложкой; мы принимаем подношения открыто, они принимают их тайком. Мы верим всему, а они ничему не верят; наши женщины носят короткие платья, а их женщины — длинные; у нас в обычае иметь много жен, а в Париже — много мужей".