Блеск клинка - Лоуренс Шуновер

Тело женщины все еще издавало запах. Люди того слоя, к которому относился Пьер, были не очень-то знакомы с романтическими законами рыцарства, и он сомневался, предписывают ли изощренные законы, определяющие почти каждую из мыслимых ситуаций, которые могут возникнуть между мужчиной и женщиной, как освежить белое тело нагой женщины, только что извлеченной из груды пораженных чумой трупов. Очевидно, полить уксусом столь волнующий объект было бы не по-рыцарски и, кроме того, он знал по собственному опыту, что это вызывает зуд. Он вспомнил о бутылке крепкого сладкого вина, это было явно предпочтительнее. Он достал бутылку из мешка, но прежде мудро решил попробовать дать ей выпить глоток для подкрепления сил.

Он приподнял ее голову и поднес бутылку к ее губам. Она сделала большой глоток и тут же с содроганием откинулась назад. Напиток по запаху не был похож на вино, и Пьер сам попробовал его. Горло его обожгло как огнем, он задохнулся и отчаянно закашлялся. По-видимому, в спешке и возбуждении Мария неосторожно сунула ему бутылку жгучего старого бренди. Пьеру не нравился этот напиток, и он целиком вылил его на девушку, тщательно растирая ее, а потом вытер ее платком и отбросил его в сторону. По крайней мере, жидкость не была липкой, как вино, и хорошо очищала.

Применение бренди внутренне и наружно привело женщину в чувство, она села на кровати и тут же пришла в ужас:

— Святая Богородица! — воскликнула она. — Что ты со мной делаешь? Где я? Кто ты?

— Меня зовут Пьер, — ответил Пьер, совершенно смутившись.

— Какой Пьер? — спросила девушка. — И почему ты раздет?

— Просто Пьер, — сказал он. — Хотя иногда меня зовут Пьер из Милана.

— Милан — прелестный город, — мечтательно произнесла женщина. — Ты давно оттуда?

— Я никогда там не был. Меня так зовут по обычаю, потому что мой приемный отец — оружейный мастер Хью из Милана.

— А, — сказала женщина. — Меня зовут Луиза. — Положение обязывает, поэтому она не добавила, что ее имя Луиза Де ла Тур-Клермон и что она по праву будет носить титул графини.

Затем сознание ее прояснилось, и она обнаружила, что обнажена в значительно большей степени, чем Пьер.

— Святая Дева! — воскликнула она. — Где моя одежда? Меня похитили! Меня насилуют! Или тебе нужны деньги? Нет, наверное и то, и другое, — горько посетовала она. Действительно, такие вещи случались. Она забилась в солому.

— Я никогда никого не насиловал, — негодующе запротестовал Пьер. — Если вы дадите себе труд взглянуть в окно, вы увидите костер, и если бы я не вытащил вас из него, вы горели бы там сейчас с другими трупами.

Луиза взглянула в окно, там действительно горел костер, он был не очень далеко, и она смогла различить тела.

— Как ужасно, — произнесла она. — Но как я там очутилась?

— Этого я определенно не знаю. Может быть, они думали, что у вас чума. Вы голодны? У меня есть еда.

Женщина смерила взглядом человека, которого она приняла за своего похитителя, по ее мгновенной оценке его возраст составлял половину, нет, две трети (с такими-то плечами) ее возраста, который при всей ее стройности приближался к тридцати.

— Я прошу у тебя прощения, — сказала она. — Я ужасно несправедливо подумала о тебе. Вчера мы поехали к доктору, мой родственник и я. Теперь ведь нельзя вызвать доктора к себе. У меня был жар, болела голова и, естественно, отец был обеспокоен. Помню, что потом я почувствовала ужасную слабость и оглянулась на кузена. Его не было, а дальше я ничего не помню до момента, когда очнулась здесь.

— Вероятно, вы потеряли сознание на улице, мадам, и в конце концов очутились в повозке с теми, другими. Вы были в ужасной грязи и я тоже принял вас за жертву чумы. Вы были покрыты пятнами, но они все отмылись.

— Кто это сделал?

— Я.

— Вы бесстрашный молодой человек, Пьер.

— По правде говоря, я не испугался, мадам.

— Именно это я и имею в виду. И пожалуйста не зови меня мадам. Я мадемуазель. Ты сказал, что у тебя найдется поесть? Я ужасно голодна. Я бы хотела надеть одежду.

— Она вся мокрая, мадемуазель, — возразил Пьер. — Посмотрите. — Он приподнял сорочку.

— Все равно я ее одену.

— Очень хорошо, — сказал Пьер и протянул ей сорочку.

В доме становилось темно, и Пьер поискал что-нибудь, чтобы зажечь огонь, но не нашел. Тогда он пошарил в своем мешке, вытащил хлеб и мясо и разрезал их своей саблей под завороженным взглядом Луизы. Он положил еду на стол и пригласил ее.

— У тебя твердая рука, — сказала она. — Я рада, что ты оказался не похитителем.

Пьер тоже почувствовал голод, он откусил сразу большой кусок хлеба и большой кусок мяса, запихнул их пальцами в рот и начал мощно жевать. Луиза съела не меньше, но значительно деликатнее.

— У меня есть дядя, — заметила она, — он преподает математику в университете, и он однажды сказал мне, что два тела не могут одновременно занимать одно и то же место. Я должна ему сказать, что твои хлеб и колбаса опровергли его теорию, Пьер из Милана.

— Извините меня, мадемуазель. Когда я увидел, что вы живы и хорошо себя чувствуете, ко мне вернулось ощущение голода, но я не привык обедать с дворянами.

— Я просто пошутила, — сказала она. — Но твой ответ похож на слова трубадура. Было бы поразительно, если бы мой спаситель оказался вдобавок поэтом.

— Нет, я ничего не знаю о таких вещах, — печально ответил Пьер.

Леди Луиза вздохнула:

— Я догадываюсь.

Совсем стемнело и в доме стало холодно. Луиза, которая была вся в синяках и очень утомлена событиями дня, снова вернулась на ложе из голой соломы. Пьер, который тоже устал, проведя целый день на ногах, решил, что ему выпала доля спать на жестком, негостеприимном полу, и попытался лечь. Но ему было холодно и нечем накрыться, кроме собственной влажной одежды, и он с завистью подумал о теплой соломе. Он прислушался к ее дыханию, оно было равномерным и он понял, что она заснула; решив, что ее это не обеспокоит, он удовлетворенно растянулся рядом с ней и заснул. Но прохлада сентябрьской ночи проникала в дом, и тепло двух близких тел совершило нечаянное чудо. Луиза не отдавала себе отчета, что обняла его, и Пьер во сне не осознал это; но в нем проснулся удивительный сосредоточенный источник тепла, и хотя это не разбудило его полностью, непроизвольные движения его тела сразу пробудили Луизу. Она была совершенно целомудренна, и не имела намерения расставаться с девственностью.

— Убирайся, свинья, — прошептала она. Пьер сразу сел на кровати.

— Иисусе! — произнес он. — Мне приснилось, что я тону.

Он снова лег и заснул. Однако перед рассветом оба они, хотя и по-разному, увидели один и тот же грешный сон, и к своему изумлению Луиза не к месту и не ко времени опять вспомнила спор со своим дядей, а Пьер решил получше разобраться в математике, особенно в вопросе, могут или не могут два тела занимать одно и то же место в одно и то же время. Но поскольку это был лишь сон, они, разумеется, не упоминали о нем утром.