Невидимые академики - Терри Пратчетт

— Ага, тайком подёргать за вымя коров, идущих с пастбища, — предположил Энди, и снова все рассмеялись, как по команде.

К удивлению Орехха, на этом процедура знакомства завершилась. Он-то ожидал, что кто-нибудь обязательно вспомнит про кражу цыплят. Вместо этого Картер достал из карманов две жестяных банки и бросил их Орехху и Треву.

— Поработал пару часов на разгрузке в доках, — пояснил он, словно оправдываясь, будто случайная подработка была чем-то неприличным. — Эти с корабля, приплывшего из Ужастралии.

Джамбо пошарил у себя в карманах и вынул явно чьи-то чужие часы.

— Игра начнётся через пять минут, — объявил он. — Ну что, пошли, потолкаемся… гм, всё нормально, Энди?

Энди кивнул. Джамбо явно испытал облегчение. Очень важно, чтобы с Энди было всё нормально. А Энди, задумчиво потирая руку, продолжал пристально глядеть на Орехха, словно кот на слишком нахальную мышь.

Мистер Ухорез прочистил горло, отчего его красное адамово яблоко запрыгало вверх и вниз, словно солнце, которое никак не может решить, садится оно или встаёт. Орать на публику он умел и любил. А вот публично говорить было ужасно и унизительно.

— Ну, гм, джентльмены, скоро начнётся этот ваш футбол. Главное в футболе, в общем, Толкучка, чем вы, джентльмены, сейчас и займётесь…

— Я думал, мы будем смотреть на две команды, соперничающие за мяч, с целью закинуть его в ворота противника.

— Возможно, очень даже возможно, что именно так оно и должно быть, сэр, — признал бледл, — но на улице, видите ли, в игре ещё и толпы фанатов участвуют, причём с обеих сторон. Они, так сказать, пытаются сократить игровое поле, чтобы, в зависимости от текущей ситуации, как бы дать преимущество своим.

— Вроде как живые стены? — уточнил Чудакулли.

— Типа того, сэр, да, вы правы, сэр, — подобострастно подтвердил Ухорез.

— А как насчёт ворот?

— О, ворота тоже можно двигать.

— Извините? — переспросил Думмер. — Я не понял! Зрители имеют право двигать ворота?

— Прямо в точку, сэр.

— Но это же чистая анархия! Кавардак!

— Ну, некоторые старики утверждают, что футбол катится по наклонной, это правда, сэр.

— По наклонной, до дна, и потом ещё ниже, я бы сказал!

— Значит, он прекрасно подходит для применения магии, — заметил доктор Икоц. — Определённо, волшебникам стоит попробовать.

— Вы тонко намекнули на толстые обстоятельства, сэр, — непреднамеренно скаламбурил Ухорез. — Однако если вас поймают, вам кишки на подвязки выпустят. Нынешние футболисты такие типы, вы не поверите просто. Относятся к игре со звериной серьёзностью.

— Мистер Ухорез, я уверен, что ни никто из моих парней не носит подвязки… — Чудакулли замолчал, выслушал то, что шепнул ему на ухо Думмер, и продолжил, почти без запинки: — …ну, может, один, максимум двое. Мир стал бы страшно скучным, будь мы все одинаковы, вот что я имею в виду. — Он осмотрелся и пожал плечами. — Итак, мы на футболе. Хотя от истинного футбола осталась, похоже, лишь сморщенная оболочка. Но лично я не намерен весь день стоять в сторонке и мокнуть под дождём, пока все остальные развлекаются. Пойдёмте, поищем мяч, джентльмены. Мы же волшебники, а это кое-чего да стоит.

— Я думал, мы теперь "парни", — заметил преподаватель Новейших Рун.

— Без разницы, — пробормотал Чудакулли, вытягивая шею, чтобы взглянуть поверх голов толпы.

— Не может быть!

— Ну, — вздохнул Чудакулли, — разве «парень» это не тот, кто предпочитает выпивать с друзьями при полном отсутствии женщин? В любом случае, хватит с меня споров. Стройтесь за мной в боевой порядок. Мы отправляемся посмотреть на футбол.

Успехи волшебников поразили Ухореза и Ноббса, которые до настоящего момента считали своё начальство всего лишь кучкой белых и пушистых толстячков, напрочь оторванных от реальной жизни. Однако чтобы стать старшим волшебником и удерживать свой пост много лет, требовалось открыть в себе немалые источники упрямства, жестокости и завуалированного хамства, каковое, несомненно, является признаком каждого истинного джентльмена, например: "О, так это была ваша нога? Я ужасно извиняюсь!"

А кроме того, с ними шёл доктор Икоц, идеальный компаньон для непростой ситуации, потому что (согласно Уставу университета) он был официальным злым волшебником, а всё благодаря радостному стремлению НУ решать неприятные проблемы, вовсе отказываясь от их решения.[8]

Менее опытная, чем НУ, организация могла бы вообразить, что её задача — избавляться от таких, как доктор Икоц, и понесла бы при этом существенные риски и расходы. НУ, напротив, дал Икоцу штат, кафедру, бюджет и карьерную перспективу. А также шанс время от времени спускаться в тёмные пещеры и метать молнии в неофициальных злых волшебников. Подобная тактика неплохо работала, пока кому-нибудь не приходило в голову указать, что Департамент посмертных коммуникаций на самом деле, по сути своей, занимается ни чем иным, как н-е-к-р-о-м-а-н-т-и-е-й, верно?

Так или иначе, доктор Икоц получил признание среди коллег как полезный, (хотя и слегка раздражающий) член Совета НУ. В основном потому, что он (согласно Устава) имел право произносить вслух гадости, которые все другие волшебники были бы счастливы озвучить сами, если бы осмелились. В конце концов, человек с вампирской V-образной чёлкой, кольцом-черепом на пальце, зловещим посохом в руках и чёрным плащом на плечах, просто обязан распространять вокруг немного зла (хотя Устав определял допустимое зло где-то на уровне тайком связанных шнурков или краткого приступа почесухи в паху). Может, и не самый идеальный компромисс, но зато в лучших традициях НУ: Икоц любезно занял нишу, которую в противном случае мог бы занять человек, действительно находящий удовольствие в грудах гниющих трупов и горах ободранных черепов. Надо признать, у Икоца был ещё один крупный недостаток: он постоянно навязывал своим коллегам бесплатные билеты на всякие любительские спектакли, в создании которых принимал живейшее участие. Однако, взвесив все за и против, волшебники согласились, что лучшее — враг хорошего, а спектакли всё равно гораздо предпочтительнее ободранных черепов.

Икоц ощущал себя в толпе совершенно счастливым. Тут хватало в избытке не только подлежащих мастерскому перепутыванию шнурков, но и карманов! Которые Икоц отнюдь не собирался обчищать. Наоборот! Он пихал в них рекламки очередного любительского спектакля, изрядный запас которых всегда на всякий случай хранил под своим зловещим чёрным плащом.[9]

Для Орехха сегодняшний день выдался определённо загадочным, и оставался таковым, становясь всё загадочней и загадочней с каждой минутой. Вдалеке раздался свисток, и где-то посреди этой пихающейся, топчущей ноги, и, в основном, выпивающей толпы, началась игра. Кажется. Тут Орехху пришлось положиться на мнение Трева. Повсюду раздавались охи и ахи, в соответствии с которыми толпа колыхалась то вперёд, то назад. Трев и его приятели, которые, насколько в общем гвалте смог разобрать Орехх, называли себя "Дурнелловская Мощная Бодяга", использовали каждый удобный момент, чтобы протиснуться поближе к месту загадочной игры: они упирались, когда их толкали назад, и нажимали, когда людской водоворот тащил их вперёд. Толкнуть, качнуться, поднажать… что-то в этом ритме говорило с Ореххом. Неясное чувство поднималось от его стоп и кистей, легко проскальзывало в мозг, согревало его, отрывало от собственного «я» и делало частью живого, подвижного создания, дышащего вокруг.