Зеркальная месть - Сергей Бакшеев

Взгляд Виктора Брагина становится загадочным и томным. Видимо, я должна растаять и с придыханием «Я твоя!» и броситься ему на шею.

— Осади фантазию, вояка.

— Да я чего. Без всякой задней мысли.

— Ага, с передней. За чай спасибо, но я приехала сюда не за этим. Давай вспоминать 28 августа 75 года.

Брагин нервно трет культю, точно у него зачесалась живая рука.

— Август, время заготовок. Тогда все крутили банки: огурцы, помидоры, грибы, варенье, чтобы зимой было что пожрать.

— Ты не отвлекайся, Брагин.

— Я как раз по делу. Банки эти ставили в сарайки за домами. У кого погреб был, у кого так. А у меня батя был, как бы тебе объяснить… Короче, куркуль. Мне двенадцать было, пацан верткий, отчаянный, и батя подбил меня по чужим сарайкам лазить. По мне так даже в кайф — приключение. Замки я не вскрывал, лез через крышу. Отогнешь рубероид, пару гвоздей из доски вырвешь, доску сдвинешь — и вниз. Хитрость была в том, чтобы брать понемногу. Тут пару банок, там еще три — и доску на место, чтобы не заметили. В ту ночь, двадцать восьмого, я тоже этим занимался. Каникулы заканчивались, батя торопил.

— В сарае нашли Александра Демьянова с ножом.

— Да. Только он не убивал.

— Почему?

— Я видел его еще вечером, он пришел в сарай пьяным и заснул.

— Убил, напился и заснул.

— Нет. Ножа при нем не было.

— Ты мог не заметить.

— Нож принес позже другой человек.

— Другой? — меня охватывает волнение. — Как это было?

— Ночью я полез по сараям. Спустился в один, в другой — всё, как обычно. Банки я передавал отцу, он за сараями прятался. Сараи к лесу примыкали, удобно. А потом я услышал шаги и затаился на крыше. Я как раз сарай Демьяновых хотел переползти, там ведь Сашка спал, да и брать у них нечего, кроме гнилой картошки. Слышу, открывается дверь прямо подо мной. Я не из пугливых — отгибаю рубероид, чтобы посмотреть, как Сашку отец пинать будет, чтобы домой увести. Вижу человека. Странное дело, он осторожно крадется, явно опасается Сашку разбудить. Присел пред ним и что-то сует ему в ладонь. Я вначале не понял, что это было, только заметил, что длинное. Потом человек встал, прошел вглубь и сунул эту штуку в поленницу между дров. Тут-то я и увидел, что это нож.

— Это был отец Демьянова?

— Нет. Я точно не разглядел, но не он.

— Почему уверен?

— Темно было, я видел только макушку человека с ножом. Демьянов-старший невысокий, а этот был выше. Когда он сунулся вглубь сарая — там крыша снижается — он задел головой балку, а из нее гвоздь торчал. Этот тип здоров поцарапался, на макушке остался кровавый след.

— Демьянов старший не достал бы головой до балки?

— Сама посуди. Демьяновы в сарай постоянно за дровами ходили. Если бы гвоздь им мешал, давно бы его загнули. С ножом пришел тот, кто никогда не был в этом сарае.

Я мысленно соглашаюсь с логикой Брагина.

— Значит в сарай пришел настоящий убийца и подкинул нож с отпечатками Александра Демьянова.

— Выходит так.

— Почему ты ничего не рассказал милиции.

— Да ты что! Когда Демьянова повязали, батя меня сразу взял в оборот. Молчи, говорит, а то убью! Пришлось бы признаться, что мы воровали у соседей.

— Из-за твоего молчания, Брагин, расстреляли невинного человека! — вспылила я.

Виктор Брагин мигом набычивается.

— Ты пришла сюда на совесть капать или правду узнать? Я за свои грехи отвечу. Вот, рукой уже поплатился, а ты чем?

Мы испытываем друг друга тяжелыми взглядами. Я опускаю глаза первой.

— Пойми, речь идет о моей маме. Я хочу знать, кто убийца. Вспомни еще что-нибудь.

— Я всё рассказал.

— Ты говоришь, высокий. Какого роста?

— Крыша сарая сзади два метра, я сто раз залезал — знаю. Еще балка, доска. Выходит, он должен быть ростом около ста девяносто сантиметров.

— Цвет волос?

— В темноте все кажутся черными, но этот был посветлее. Светло-русый, наверное.

— Он расцарапал гвоздем голову. Сильно, — пытаюсь рассуждать я. — Ты видел потом высокого человека с повязкой или пластырем на голове?

— Ты угадала. Я присматривался, пытался быть сыщиком. Но никого не заметил. Я думаю, убийца был не из нашего района. Валяпинск большой город.

— Убили молодую маму, девятнадцатилетнюю женщину. Из квартиры ничего не взяли. Кто мог желать ей смерти?

— Так ее же судили за хищения в универмаге. Посадили заведующую, еще кого-то, а ей условное. Заведующая могла посчитать девчонку стукачкой и прислать урку для расправы. А может вообще за Портновой-старшей пришли, а дочь до кучи завалили. Кто ж теперь знает.

— Кто-то должен знать. — Я думаю. — Брагин, ты служил в МВД. У тебя остались связи? Я хочу найти ту самую заведующую.

Виктор Брагин опускает взгляд, улыбается, словно вспомнил что-то приятное, и хлопает себя по колену.

— Есть одна женщина. Не думаю, что откажет. Мы с ней бывало… Утром позвоню, — заверяет он.

— Попробуй сейчас, — прошу я и дотрагиваюсь до его руки выше протеза. — Только про меня упоминать не стоит.

— Ежу понятно.

Мужские глаза скользят по моей фигуре сверху вниз и возвращаются обратно. Теперь он смотрит на кровавую точку, которую оставил крюком на моей шее.

— Я не всегда такой грубый. Руки нет, зато всё остальное…

Он не так истолковал мое прикосновение. Приходится отодвинуться.

— Давай без заигрываний. Позвони.

Он набирает номер, игриво воркует с женщиной и получает утвердительный ответ.

— Завтра узнает. А мне придется отработать услугу.

— Надеюсь, не огород пахать.

— Углублять межличностные отношения.

Я не желаю развивать скользкую тему и достаю из сумочки выпускную фотографию своих родителей.

— Вот этого парня ты помнишь? — я показываю на Олега Рысева.

Брагин берет карточку и приглядывается.

— Моя школа. Но когда они заканчивали десятый, я был только в третьем — разные планеты. Свету Портнову и Сашку Демьянова я запомнил из-за трагедии. А его… — Брагин качает головой. — Я половину своих одноклассников благополучно забыл.

Я встаю, смотрю на часы.

— Скажи свой телефон. Я завтра позвоню.

— Издалека приехала? Можешь остаться. Места хватает, отдельную казарму выделю. Правда, натоплено только в моей комнате.

— У меня есть кому согреть.

— А чего же одна пожаловала?

— Как на счет телефона?

— Да, пожалуйста! — Брагин диктует номер.

Проходя мимо оружейной комнаты, я останавливаюсь.

— Мне бы хорошую винтовку с оптикой, разборную. Я заплачу.

— Эх, чего захотела. Компактные у меня на строгом учете.

— Тебе же деньги нужны. Хороший протез немало стоит.

— Может, ты меня и квартирой обеспечишь? Бери СВД, из которой стреляла. За ночную оптику отдельная плата.

Я не торгуясь плачу и возвращаюсь к «чероки» с зачехленной винтовкой и коробкой снайперских патронов. Положив оружие в багажник, я сажусь за руль и завожу двигатель. На свет фар выходит обеспокоенная девушка с большим животом.

— Какое счастье, вы в город? — лепечет она, поддерживая живот. — У меня схватки начинаются, подвезите. Отсюда ночью никак не выбраться.

— Да разве можно быть такой безрассудной!

— У меня через три дня срок, а тут… — девушка чуть не плачет.

— Садись, — скрепя сердце, решаю я вопреки своим правилам.

Для вечного беглеца незнакомый попутчик всегда таит опасность. Как минимум, это лишний свидетель. Но я ведь тоже рожала и не могу я отказать девушке в такой ситуации.

Виктор Брагин выглянул в окно. «А вдруг, она передумала и вернется!»

От подоконника, прижимаясь к старой раме, тянулась белая «плотина» из снежинок.

«Нет, уезжает».

Зажглись фары и джип крутой гостьи резво рванул с места.

«Рисковая! Зачем так гнать? На дороге яма на яме», — успел подумать Брагин прежде чем увидел яркую вспышку на месте автомобиля.

Взрывная волна смахнула вершины сугробов, привела в дрожь оконное стекло и разрушила часть снежной «плотины».

35

Майор Матвеев тискал ягодицы жены в ожидании эрекции. Даже супруга не знала его оперативного псевдонима Гном. В мозгах Матвеева червяком извивались слова «мягкая сила». Именно так характеризовало начальство современную концепцию работы спецслужб. Теперь не нужны суперагенты «а ля» Джеймс Бонд, наибольший эффект дает обволакивающая и малозаметная «мягкая сила». Червяк разъедал мозг, двигаясь по кругу, пока не закольцевался. «Мягкая сила, мягкая сила», — вертелось в голове у Гнома. И слова эти относились отнюдь не к глобальным проблемам супердержав. Он перенес одну из рук на грудь жены, стал тискать сразу оба самых лакомых кусочка покорной женщины, двенадцать лет назад согласованных Конторой в качестве супруги. Но «мягкая сила» отказывалась твердеть.