За дверью поджидают призраки. Драма немецкой семьи в послевоенной Германии - Флориан Хубер

в органы безопасности. В федеральном ведомстве по защите конституции, которое должно было защищать республику от экстремистов, чуть ли не каждый третий сотрудник был в прошлом членом нацистской партии. Теперь их называли «крепкими профессионалами». Так в пятидесятые годы были без лишнего шума сведены на нет усилия союзников по политическому очищению страны. Коричневые «камрады» проникли в самое сердце демократической Германии – просто они стали несколько старше и красноречивее. Их жертвы, снова видя своих прежних преследователей на высоких постах и должностях, не могли испытывать ничего, кроме горечи и разочарования.

Такое положение вещей вполне соответствовало позиции Аденауэра, в своей несокрушимой самоуверенности он не позволял увлечь себя никаким сомнениям. «Дорогой господин Глобке» всегда был его ближайшим помощником. Министерство по делам беженцев, переселенцев и пострадавших от войны он отдал бывшему нацистскому «специалисту по Восточной Европе» Теодору Оберлендеру. Большинство избирателей Аденауэра согласились с ним в том, что ужас Третьего рейха рассеялся. Следует похоронить его призраков, чтобы они не могли представлять опасность для новой Германии. Но это было тяжкое заблуждение – объявить прошлое умершим и думать, что вследствие этого оно исчезнет. Вместо этого в стране начали отчетливо проявлять себя силы, в феврале 1951 года повергшие в смятение Федеративную республику.

В те месяцы в Нижней Саксонии была в разгаре предвыборная кампания, которая живо напомнила корреспонденту газеты «Вельт» Веймарскую республику времен ее гибели. Корреспондент Эрнст Риггерт отважился посетить предвыборное собрание Социалистической имперской партии, которая как крайне правое крыло откололась в 1949 году от Немецкой консервативной партии – Немецкой правой партии Франца Рихтера. То, что журналист там увидел, повергло его в ужас.

Зал на восемьсот человек был переполнен. Вход стоил 50 пфеннигов, непомерно много для политического мероприятия, но и за дверями толпились сотни заинтересованных. Попав в зал, журналист увидел до боли знакомое: возбуждение, соединение восторга и агрессивности, абсолютную решимость. Да и собравшиеся выглядели как небезызвестные ему персонажи, которых он надеялся больше не увидеть. Они словно пребывали в прежнем бреду, их раздирали все те же чувства, опьянявшие до полного беспамятства. Сквозь гул голосов явственно слышался ритм хорошо знакомой песни. «Баденвейлерский марш» был любимым произведением Адольфа Гитлера. Социалистическая имперская партия вернула своих приверженцев в прошлую эпоху, прекратившую свое существование целых шесть лет назад. Это было настоящее потрясение, о котором газетный репортер Риггерт писал:

[(9) «Царила атмосфера национал-социалистического сборища конца 1931 – начала 1932 года. Перед дверями радиофицированный красный автомобиль, украшенный партийной символикой. У входа распорядитель в высоких сапогах, на руке – красная повязка. В зале толчея, густые клубы табачного дыма, из динамиков гремит маршевая музыка».]

Среди собравшихся он видел мужчин лет тридцати, бывших солдат вермахта, жаждавших включиться в борьбу за свои поруганные идеалы. Они чувствовали себя униженными новой властью. Полные нетерпения, они ожидали выступления заместителя председателя партии, которого боготворили за прошлые подвиги. Бывший генерал-майор Отто Эрнст Ремер считался человеком, расстроившим планы государственного переворота 20 июля 1944 года и покушения на Гитлера.

Тогда решение участи заговорщиков оказалось в его руках, а он сам командовал батальоном охраны фюрера дивизии «Великая Германия» в Берлине. По телефону Гитлер приказал Ремеру подавить заговор в Берлине войсками под его командованием и, не переводя дыхания, лично произвел Ремера в полковники. Воспоминания об этом славном подвиге поддерживали Ремера, который после окончания войны влачил с семьей жалкое существование в квартире для беженцев в Фареле и работал каменщиком. На снимке в форме офицера вермахта его лицо сияло самодовольной улыбкой, теперь ее сменили горькие морщины. Но металлический голос гремел, как и прежде, когда он отдавал команды на гарнизонном плацу.

[(10) «Отто Ремер, худощавый человек 39 лет с изможденным лицом и горящими фанатичным огнем глазами. В этом месяце он выступил на 46 собраниях перед приблизительно 40 000 слушателей. С недавних пор он носит мессианскую мантию, на голове у него зеленая фетровая шляпа, а на лацкане куртки старый взъерошенный имперский орел с тридцатью черными перьями. Когда Ремер говорит, слова его бальзамом льются на сердца, с которых лишь слегка отскоблили коричневую краску».]

С ораторской трибуны он громогласно обличал федеральное правительство, раболепно исполняющее приказы союзников, резко выступал против демократии и правового государства, против всех «клятвопреступников и предателей страны» в священной Германии. Он угрожал возмездием выжившим участникам заговора 20 июля. Собственно, в партийную программу входило и «решение еврейского вопроса». Отто Эрнст Ремер навечно бы остался национал-социалистом, о чем не уставал повторять. Когда стихли аплодисменты, он со своей шляпой прошел по рядам, собирая грошовые пожертвования мелких буржуа, беженцев и изгнанников.

На выборах в Нижней Саксонии в мае 1951 года 367 000 человек, то есть одиннадцать процентов избирателей, проголосовали за Социалистическую имперскую партию. Так партии удалось получить шестнадцать мест в нижнесаксонском ландтаге. Каждый десятый депутат в Ганновере был правым экстремистом, желавшим возрождения рейха. Пять месяцев спустя партия прорвалась в парламент Бремена.

Эти известия пробудили федеральное правительство в Бонне от летаргии. Британский и американский верховные комиссары в Германии оказывали на Аденауэра сильное давление, требуя немедленно покончить с «нацистской авантюрой». В то время как Аденауэр изо всех сил старался добиться запрета партии Ремера, министр внутренних дел открыто объявил войну правым. Роберт Лер уже предупреждал Аденауэра об угрозе неонацизма после того, как побывал на собраниях в Нижней Саксонии и ознакомился с обстановкой в залах. Как бывший участник Сопротивления Лер чувствовал себя оскорбленным лозунгами Ремера и решил выдвинуть против него персональное обвинение.

Генеральный прокурор в Брауншвейге Фриц Бауэр, один из тех немногих людей на государственной службе в Германии, кто подвергался гонениям при нацизме, использовал возможность усадить на скамью подсудимых прежний режим в лице отставного генерал-майора. Под давлением общественности Германии и международной прессы и благодаря участию специалистов судебный процесс над Ремером в марте 1952 года стал вехой в процессе пересмотра законов о нацистских преступлениях. Впервые немецкий суд объявил Третий рейх неправовым государством, а сопротивление Гитлеру назвал актом любви к родине. Сам Ремер не сумел ничего этому противопоставить, за исключением заявления о том, что и сейчас поступил бы точно так же. Суд приговорил его к трем месяцам тюремного заключения за сквернословие и оскорбление павших.

В то же время процесс по делу о запрещении его партии продвинулся так далеко, что осенью 1952 года немецкий конституционный суд объявил Социалистическую имперскую партию распущенной. Отто Эрнст Ремер, чтобы избежать тюрьмы, скрылся в Египте. Вместо него в тюрьму сел другой видный партийный деятель: доктор Франц Рихтер, поборник