По их следам - Тесс Герритсен

Ричард кивнул:

– Наши мысли сходятся, леди Хелена.

– Впрочем, не могу сказать, что у него не было других причин для прыжка с того моста. Если бы я была мужчиной, который женился на Нине, давно бы совершила самоубийство! – Хелена впилась зубами в бисквит, будто напоминая о том, что даже у безобидных с виду тихих серых мышек есть зубы.

Реджи выбил трубку и бросил:

– Нам не следует обсуждать все эти домыслы.

– А вдруг это поможет – не одно, так другое?

К тому моменту, как Реджи вышел проводить гостей к двери дома, уже сгустились сумерки, а ночь принесла сырую, не по сезону, прохладу. Даже высокие стены, окружавшие внутренний двор владений Вэйнов, не могли, казалось, защитить от ощущения опасности, висевшего в воздухе той ночью.

– Обещаю вам, – сказал Реджи на прощание, – я сделаю все, что в моих силах.

– Не знаю, как вас благодарить, – пробормотала Берил.

– Просто улыбнись мне, дорогая. И еще вот что. – Реджи обнял ее за плечи и чмокнул в лоб. – С каждым днем ты становишься все больше и больше похожей на свою мать. И из моих уст ты не услышишь более лестного комплимента. – Вэйн обернулся к Ричарду: – Вы ведь присмотрите за девочкой?

– Обещаю, – сказал тот.

– Хорошо. Потому что она – все, что у нас осталось. – Он грустно коснулся щеки Берил. – Все, что у нас осталось от Мэдлин.

– Они всегда общались подобным образом, – спросила Берил, – Реджи и Хелена?

Ричард вел машину, сосредоточенно глядя на дорогу.

– Что ты имеешь в виду?

– Эти язвительные замечания в адрес друг друга. Оскорбительные выпады.

Ричард усмехнулся:

– Я так привык слышать все эти обмены колкостями, что уже почти не замечаю этого. Да, помнится, именно так они и общались, когда я познакомился с ними двадцать лет назад. Убежден, все это идет от чувства досады, которое испытывает Реджи из-за денег. Какому мужчине понравится быть… на содержании у женщины?

– Конечно, – тихо поддакнула Берил, старательно избегая смотреть в глаза Ричарду. – Полагаю, ни одному мужчине не захочется с этим мириться.

«Неужели нас разделяет то же самое? – лихорадочно думала она. – И он мог бы использовать мои деньги в качестве аргумента против меня? Его уязвленное самолюбие пестовало бы обиды в течение многих лет, и в итоге мы бы закончили как Реджи и Хелена, чья семейная жизнь превратилась в ад…»

– Их отношения испортились еще и потому, – добавил Ричард, – что Реджи никогда по-настоящему не нравилось это пребывание в Париже, да и быть банкиром ему никогда не хотелось. Именно Хелена уговорила его занять этот пост.

– Похоже, ей и самой не слишком здесь нравится.

– Точно. Вот и получается, что они постоянно язвят, пытаются поддеть друг друга. Я наблюдал за ними на приемах, где присутствовали и твои родители, и всякий раз поражался контрасту. Бернард и Мэдлин казались такими влюбленными… Впрочем, я уже говорил, что каждый мужчина, который был знаком с твоей матерью, просто не мог в нее не влюбиться – хотя бы немножко.

– Что же в ней было особенного? – спросила Берил. – Ты как-то упомянул, что она была… очаровательной.

– Когда я познакомился с Мэдлин, ей было около сорока. О, у нее, конечно, на висках уже появились седые волосы. И несколько морщинок от смеха. Но она была более обворожительна, чем любая двадцатилетняя девушка из всех, кого я когда-либо встречал. Я сильно удивился, когда узнал, что она не урожденная аристократка.

– Она родом из Корнуолла. Испанских кровей. Они с папой познакомились летом, во время каникул. – Берил улыбнулась. – Он рассказывал, как мама победила его в соревновании по спортивной ходьбе. Причем она шла босиком! И именно тогда папа понял, что она – та самая, единственная.

– Они прекрасно подходили друг другу, дополняли буквально во всем. Думаю, именно это и восхищало меня – их счастье. Мои родители в свое время развелись. Их расставание было довольно неприятным, даже скандальным, и это решительно настроило меня против самой идеи брачного союза. Но отношения твоих родителей казались такими легкими и гармоничными. – Ричард покачал головой. – Их гибель потрясла меня больше чем кого бы то ни было. Я просто не мог поверить, что Бернард…

– Он этого не делал. Я знаю, что он этого не делал.

Немного помолчав, Ричард сказал:

– Я тоже.

Какое-то время они ехали в полном молчании, щурясь от ярких огней пролетающих мимо встречных машин, которые отражались в лобовом стекле.

– Именно поэтому ты так никогда и не женился? – наконец решилась спросить Берил. – Из-за развода родителей?

– Это лишь одна из причин. Другая – то, что мне так и не удалось найти подходящую женщину. – Ричард взглянул на Берил. – А почему ты еще не вышла замуж?

Она пожала плечами:

– Потому что так и не нашла подходящего мужчину.

– Но в твоей жизни ведь наверняка кто-то был.

– Был. Некоторое время. – Берил крепко обняла себя за плечи и уставилась в темноту, царившую за окном.

– Что-то не получилось?

Она выдавила из себя смешок:

– Мне очень повезло, что не получилось.

– В твоем тоне слышится оттенок горечи.

– Разочарования – так точнее. Когда мы познакомились, он показался мне исключительным, весьма неординарным человеком. Он был хирургом, собиравшимся отправиться с миссией милосердия в Нигерию. В наши дни так редко можно встретить человека, который заботится о человечестве. Я два раза навещала его в Африке. Он чувствовал себя там как рыба в воде.

– И что же произошло?

– Какое-то время мы были любовниками. А потом я неожиданно осознала, кем он себя мнит – великим белым спасителем. Он бы несся в самую простую, примитивную больницу, спасал несколько жизней, а потом летел бы обратно в Англию за бодрящей дозой лести, которой, как оказалось, ему всегда было недостаточно. Одной восторженной, преклоняющейся перед ним женщины ему явно было мало. Ему требовалась дюжина. – Помолчав, Берил тихо добавила: – А я хотела быть единственной.

Она откинулась на автомобильном сиденье и вновь принялась вглядываться в сверкавшие огни Парижа. «Это просто город света! – подумалось ей. – И все же он полон теней, темных переулков и еще более темных тайн».

Добравшись до Вандомской площади, они ненадолго остались в припаркованной машине, – не заводя разговора, просто сидели рядом, окутанные мраком. «Мы оба измучены, – думала Берил, – и все же этот день еще не закончился. Я должна собрать вещи Джордана – зубную щетку, смену белья. И привезти все это в тюрьму…»

– Выходит, мне так и не удалось убедить тебя вернуться домой, – констатировал Ричард.

Берил задумчиво посмотрела на площадь: в темноте угадывались два силуэта влюбленных, которые прогуливались, держась за руки.

– Нет, я не вернусь. По крайней мере, до тех пор, пока Джордан не выйдет на свободу. Пока мы не доведем это дело до конца, пока мы во всем не разберемся.

– Я боялся, что ты именно так и скажешь. Но я не удивлен. Ты ведь на днях упоминала, что у тебя твердая голова.

Берил взглянула на него, даже сквозь темноту различая сияние его улыбки.

– Это не твердолобость, Ричард. Это преданность. По отношению к Джордану. К моим родителям. Понимаешь, мы – Тэвистоки, и мы горой стоим друг за друга.

– Ты должна поддерживать Джордана, это я могу понять. Но твои родители умерли.

– Это дело чести.

Он покачал головой:

– Бернарду и Мэдлин уже не помогут твои заботы о чести. Да и вообще, честь – безнадежно устаревшее понятие, оно того же рода, что и отстаивание чего-то абстрактного, вроде достоинства фамилии.

Берил выбралась из машины.

– Фамилия Вулф, очевидно, ничего для тебя не значит, – холодно ответствовала она.

Заперев машину, Ричард нагнал Берил, когда та уже прошла через вестибюль отеля и зашла в лифт.

– Может быть, это странная для тебя американская точка зрения, но я считаю, что достоинство моего имени – то, что создаю я сам. И на моем лбу не вытатуирован фамильный герб!

– Похоже, ты не так меня понял.

– О да, ну конечно! – резко бросил он. – Я ведь всего лишь тупоголовый янки!

– Я никогда не говорила в твой адрес ничего подобного!

Ричард зашел за ней в номер и с громким стуком захлопнул дверь.

– И все-таки совершенно понятно, что я не дорос до стандартов вашей светлости!

Берил обернулась и гневно посмотрела на него:

– Ты готов использовать это против меня, не так ли? Мое имя. Мое состояние.

– То, что меня беспокоит, не имеет к этому ни малейшего отношения. К тому, что ты из семьи Тэвисток.

– Что же тогда тебя беспокоит?

– То, что ты не слушаешь доводы разума.

– Ах, эта моя твердая голова!

– Да, твоя твердая, упрямая голова. И твое дурацкое чувство чести. И твои… твои…

Берил подошла к Ричарду совсем близко. Подняв голову, она заглянула ему прямо в глаза.

– Мои – что?

Ричард нежно взял лицо Берил в ладони и прижался к ее губам. Поцелуй был таким длинным, таким пылким, что она чуть не задохнулась от нахлынувших эмоций. Когда Ричард наконец-то оторвался от ее уст, ноги Берил дрожали, а пульс громким эхом отдавался в ушах.