Случилось нечто невиданное (ЛП) - Даскалова Мария

     — Одним словом, вы мой коллега, болгарский дипломат. Но вы же не один?

     — Настоящий полномочный посланник Александр Некович болен. Я жду, когда ему полегчает.

     — Атанас Некович? — уточнил Феликс Петрович.

     — Нет, сударь. Александр Некович, племянник старого Нековича…

     — … кого мы все в нашем доме хорошо знали. И как обстоят дела? Прошу вас, расскажите подробно.

     — Александр Некович уполномочен болгарским народом и болгарской эмиграцией вручить императору письменную просьбу. Вы, дипломаты, называете это меморандумом. Все равно, как он называется, его надо вручить.

     — Имеются ли у вас письменные полномочия, подписанные людьми, чьи имена пользуются авторитетом и уважением?

     — Такие полномочия имеются, да и само его имя, как вы сами сказали, вполне известно.

     — Да, — согласился Феликс Петрович. — А сами вы кто?

     — Кто я… Вы меня не знаете. Волонтер болгарского земского ополчения, участвовал в 1811 году в русско-турецкой войне. Потом эмигрант в Бухаресте, а сейчас доброволец в отряде капитана Буюкли. А так как Нековичу необходима помощь, то я прибыл поддержать его.

     Феликс Петрович разволновался. Он заверил болгарина, что и он сам, и все его семейство — известные дипломаты Фонтоны — любят и уважают болгарский народ. Он выразил надежду, что император их примет, пожелал успеха их миссии и скорейшего выздоровления больного Александра Нековича.

     Сердечные, ободряющие и обнадеживающие слова Феликса Петровича хорошо подействовали на его нового знакомого.

<p>

</p>

     Снаружи развиднелось, дождь прекратился. Кто-то задул свечу в корчме, которая потихоньку пустела. Откуда-то появился Иван Ильин и доложил, что приготовил завтрак. Молодые люди заторопились — им предстоял еще долгий путь.

     Повозка двух приятелей снова тронулась по разбитым дорогам равнины. Над ними блестело как умытое синее небо, поля очаровывали свежей зеленью, а в придорожном бурьяне весело искрились на все цвета радуги капельки росы.

     К Феликсу Петровичу вернулось оптимистичное настроение:

     — Смотри, Андрюша, это Добруджа.

     И, впадая в умиление, он с энтузиазмом выкрикнул:

     — Здравствуй, Болгария!

     Охваченный самыми человечными чувствами, он сказал приятелю, что глубоко верит в освободительную миссию России.

     — Если и не сегодня, то в ближайшем будущем эта земля будет свободна. И я готов воевать за ее свободу.

     Так Феликс Петрович и Андрей Муравьев, переполненные самыми высокими чувствами, въехали в пределы Болгарии одним ранним утром 1828 года.

<p>

<a name="TOC_id20239614"></a></p>

<a name="TOC_id20239617"></a>Глава VIII

Крепкий орешек Анапа

1

     Вице-адмирал Грейг наблюдал за действиями двух кораблей, обстреливавших крепость. Восьмидесятипушечный линейный корабль «Пантелеймон» под командованием капитана 2 ранга Эсманда стрелял размеренным залповым огнем, попадания были точны. Но действия командира бомбардирского брига «Соперник» Александра Ивановича Казарского заслуживали особого внимания и вызвали одобрение адмирала. Приятели лейтенанта Казарского называли его «морским дьяволом», и в этом имелся некий резон. Умело маневрируя, этот дьявол Казарский дерзко приближался к крепости и осыпал ее бомбами. Входя в опасную зону обстрела неприятельских орудий, грозящую вдобавок мелководьем, он вел корабль, ловко избегая попадания крепостных ядер и картечи. «Молодец», — мысленно похвалил своего ученика вице-адмирал.

     Когда Грейг прибыл в Севастополь в качестве главного командира флота, он застал Казарского гардемарином, командовавшим шлюпкой. Серьезный и деятельный юноша понравился адмиралу своим стремлением к научным знаниям. Грейг имел привычку лично беседовать с офицерами как высокого, так и самого малого ранга. Так ему удавалось лучше всего оценивать их знания и возможности. У Казарского их было в достатке. Через три года он был произведен в лейтенанты. Ему доверяли командование кораблем, возлагали на него ответственные задачи. Александр Иванович не подводил его никогда. В конце 1827 года, когда подготовка к войне находилась в самом разгаре, на Казарского была возложена буксировка понтонных секций из Одессы и Очакова в Киликийское гирло Дуная.

     «Эх, были бы остальные такими же, как он», — подумал адмирал. Появился адъютант. Грейг покинул палубу и направился в салон, куда по его приказу прибыл вице-адмирал Мессер. Несколько часов назад из штаба главнокомандующего посыльный привез распоряжение отправить сильную эскадру к западным черноморским берегам. Частям второй армии предстояло взять крепости Кюстенджа, Мангалия и Каварна. Искомую эскадру собрали незамедлительно. Командовать ею Грейг доверил вице-адмиралу Мессеру, известному своей немецкой аккуратностью.

     — Вот что, коллега. Придется нам действовать отдельно. Как бы ни хотелось этого избежать, ничего не поделаешь. Мы не предполагали, что Анапа окажется таким крепким орешком.

     — Да, это так. Мы расстроили планы командования, — сухо ответил Мессер. В его голосе читалось как бы неодобрение, даже обвинение.

     Грейг пригляделся к нему внимательней и только сейчас заметил на сухом бледном лице нездоровые красные пятна.

     — Как вы себя чувствуете, коллега Мессер? — спросил он. — Все ли в порядке?

     — Спасибо. Все хорошо, — с явным неудовольствием ответил Мессер. Он не принадлежал ни к дружелюбно настроенным к Грейгу, ни к его явным врагам, которые писали доносы на него.