Княгиня - Петер Пранге

Вдруг девушку охватило неизъяснимое желание сделать ему подарок. Сняв с шеи крест, тот самый, в котором прибыла сюда, в Рим, она вложила его в ладонь Франческо.

— И еще у меня к вам будет одна просьба, очень большая просьба.

Кларисса колебалась.

— Вернитесь в собор, — решительным тоном, глядя ему прямо в глаза, произнесла княгиня. Она чувствовала, что архитектор собрался ей возразить, и крепко сжала его ладонь с крестом. — Вы обязаны туда вернуться! Ведь алтарь и ваш тоже! И если сейчас вы откажетесь от него, откуда люди потом узнают, что и вы вложили в него часть своей души?

Кастелли пристально смотрел на лежавший у него на ладони крест, затем поднял взор на нее.

— Вы за этим и пришли? — спросил он. — Вас Бернини прислал?

— Бернини? Прислал меня? С чего вы взяли?

Лицо архитектора потемнело, лоб прорезала знакомая складка.

— «Стрела пронзила сердце мое… Неисчерпаема была сладость боли той, и любовь захватила меня без остатка…» — негромко произнес он.

Услышав эти строки, Кларисса вздрогнула и невольно опустила взор.

— Так… значит, это вы были тогда у дверей?

— Мне знакомы труды святой Терезы. А тогда я пришел к вам принести проект.

Кларисса лишилась дара речи. И вдруг поняла все: отчего он не приходил к ней все эти недели, откуда резкий тон, отчего он отверг ее дружбу. От охватившего ее чувства растерянности девушка не могла вымолвить ни слова.

— Разумеется, — заключил он, возвращая крест, — это он вас ко мне подослал. Прошу вас, уйдите и оставьте меня одного.

Собрав все свое мужество, Кларисса посмотрела ему в лицо. Лицо Франческо оставалось каменным, в глазах стояла безграничная печаль. Глядя на это лицо, Кларисса поняла, какую страшную ошибку совершила. Как ее теперь исправить?

22

Колокола собора Святого Петра уже призывали к вечерне, но никто из рабочих и ремесленников не выпускал из рук инструмент. Многоголосой тарантеллой звучал перестук молотков скульпторов и каменотесов, в кровь разбивавших руки ради выполнения папского заказа, а десятки чертежников, согнувшись в три погибели, корпели за столами — папа не знал устали, изобретая для них все новые и новые задания.

Лоренцо чувствовал себя ужасно одиноким. Через несколько недель после того, как Франческо ушел со стройки, внезапно умер отец. Едва его не стало, Лоренцо понял, как много тот успевал делать на стройке: преклонные годы не мешали Пьетро следить за работой чертежников, организовывать доставку мрамора, руководить каменотесами и скульпторами, украшавшими фасады палаццо Барберини и собора Святого Петра. Старик Бернини не чурался порой и сам взять в руки долото, если время поджимало. И всегда был готов помочь своему сыну Лоренцо советом и делом, и, надо сказать, всегда как нельзя кстати.

Будто проклятие обрушилось на голову Бернини. С тех пор как Лоренцо взгромоздил Смерть в обличье скелета на этот катафалк, костлявая время от времени демонстрировала свой зловещий оскал повсюду. Не стал исключением и папа римский. За короткое время на жизнь понтифика покушались дважды: первым был некий падре, отец Орзолини, попытавшийся отравить папу гостией, затем двое нищенствующих монахов, усмотревших в размахе деяний папы не благодарность Создателю, а олицетворение гордыни и высокомерия его земного наместника, изготовили восковую фигуру его святейшества и с проклятиями предали ее огню, свершив символическую казнь папы. Заговорщики вскоре были найдены монсеньором Памфили и обезглавлены уже не символически, а вполне реально, однако инцидент сей послужил напоминанием, что и он, папа, не вечен в мире этом. Что и подвигло понтифика в возрасте неполных шестидесяти лет заказать для себя склеп.

Хотя до завершения алтаря было еще далеко, Урбан пожелал осмотреть его модель в текущем месяце. На счастье Лоренцо, его ассистент Франческо успел выполнить нишу у главного алтаря, для которой Урбан даже пожертвовал свой церемониальный трон епископа Рима. Готовы были и цоколь, и фронтон, так что Лоренцо осталось дорисовать лишь надгробный памятник. Усевшись за столом чуть поодаль от чертежников, он набросал фигуру святого отца в момент благословения и в сопровождении двух аллегорических фигур — Справедливости и Милосердия. Центр композиции составлял образ Смерти, стыдливый и в то же время горделивый. Ах, если бы здесь был Франческо! С каждым днем Лоренцо все сильнее не хватало Кастелли: его добросовестности, старательности, даже упрямства — вкупе с постной физиономией мула. Потому что Франческо, не считая отца Бернини, был единственным, с которым Лоренцо связывали сердечные узы.

Внезапно стук молотков стал стихать.

— Чего вы там? За работу! — прикрикнул на рабочих Бернини. Подняв глаза, Лоренцо увидел перед собой донну Олимпию. — О, донна Олимпия! Какая честь и какая радость видеть вас здесь!

Вскочив из-за стола, Лоренцо отвесил глубокий поклон.

— Луиджи! Маттео! Кресло для синьоры! — громко велел он рабочим.

— Вы работаете над папским склепом? — поинтересовалась донна Олимпия, бросив взгляд на эскиз. — От души надеюсь, что его святейшество уже оправился от пережитого потрясения.

— Вчера лейб-доктор делал папе кровопускание, дабы изгнать злые силы, — ответил Лоренцо. — Но за столом он уже снова был бодр и разговорчив. Очень много хорошего высказал в адрес монсеньора Памфили, которому безмерно благодарен за умело и своевременно раскрытый им заговор и которому вскорости намеревается вручить мантию кардинала.

— Возможно, — пробормотала донна Олимпия, не отрывая взора от эскиза. — А что за пчелы вот здесь, над надгробием? Уж не пчелы ли это из герба Барберини? Снуют вокруг, будто в поисках заснувшего вечным сном господина. — Она повернула к Бернини лицо в обрамлении черных волос. — Вы ведь можете рисовать и голубей?

— Синьора имеет в виду Святой Дух?

— Я имею в виду голубей из герба Памфили, — с улыбкой ответила донна Олимпия, усаживаясь в предложенное ей кресло. — Но оставим это, я пришла другое обсудить.

Дождавшись, пока Маттео и Луиджи удалятся па почтительное расстояние, донна Олимпия заговорила:

— Я хотела попросить вас об одном одолжении, синьор Бернини. Речь пойдет о личной просьбе.

— Я готов выполнить любую вашу просьбу, донна Олимпия, — заверил Лоренцо, подавая ей бокал апельсинового сока, поднесенного учеником.

— Вероятно, — заговорила она, сделав глоток, — вероятно, вам приходилось слышать, что смотрители Рима подыскивают сейчас архитектора для постройки Сапьенцы, католической богословской гимназии. Науки ведь тоже требуют внимания к себе.

— Весьма достойное начинание, заслуживающее всяческой поддержки, — почтительно склонил голову Лоренцо. — Вот только я не уверен, что время позволит мне надлежащим образом…

— Нет-нет, — с улыбкой перебила его донна Олимпия, и черные локоны заплясали вокруг лица. — Я понимаю, что вы с утра до ночи заняты. Я имею в виду другого архитектора, он уже есть у меня на примете, мне просто хотелось бы слышать ваше мнение о нем.

— Пьетро да Кортона? — спросил Лоренцо, не зная, оскорбиться ему или же вздохнуть с облечением.

— Он, несомненно, человек подходящий, но ведь вам известны и другие.

Сделав непродолжительную паузу, донна Олимпия устремила на Бернини пристальный взор своих умных глаз.

— Я имею в виду вашего ассистента. Лоренцо ожидал чего угодно, только не этого.

— Вы имеете в виду… Франческо Кастелли? — с недоумением вопросил он.

— Да, — кивнула синьора Памфили. — Если бы в беседе с его святейшеством вы замолвили за него словечко, я не сомневаюсь, что папа внял бы вашей рекомендации и дал бы соответствующие указания.

— Да, но почему я должен просить за него, донна Олимпия? — довольно громко произнес Лоренцо. — Кастелли подвел меня, он отказался со мной работать.

При воспоминании о предательстве кровь бросилась ему в лицо.

— Я знаю его как весьма добросовестного и сведущего архитектора. Он выполнил в палаццо Памфили ряд заказов, которые никаких нареканий у меня не вызвали, скорее наоборот, я была в высшей степени довольна им.

— Не взыщите за мое прямодушие: Кастелли — склочник, честолюбец и завистник, безмерно себя переоценивающий…

— Одним словом, — с улыбкой перебила его донна Олимпия, — он — ваш соперник, а идея поддержать соперника вам явно не по душе. Вас понять нетрудно! И все же поразмыслите: если вы станете рекомендовать Кастелли для Сапьенцы, тем самым вы, вполне вероятно, кое-что сделаете и для себя, возможно, даже и не кое-что, а куда больше.

— Ценю ваш ум, донна Олимпия, и мне очень не хотелось бы показаться глупцом в ваших глазах, но все же я не совсем понимаю вас.

— Все весьма просто. — Жестом она позволила ему сесть напротив. — Вы рекомендуете Кастелли как архитектора Сапьенцы и принимаете его уход с палаццо Барберини! Так вы убиваете сразу двух зайцев: избавляетесь от конкурента на своем важнейшем участке как исполнитель заказов папской семьи и одновременно вынуждаете своего ассистента продолжить работу над главным алтарем собора Святого Петра. Как я наслышана, определены сроки его завершения?