Расплата - Брайан Моррисон

— Это тебе наука, будешь знать, что нельзя желать того, до чего у тебя нос не дорос. Это дает людям власть над тобой. — Он искоса лукаво посмотрел на Вадона. Министр стоял как вкопанный и тяжело дышал. — А теперь убирайся отсюда, мне нужно заканчивать работу. И пусть тебя не волнует американец. Я пущу по его следу своих псов.

9

Билл приближался к мосту Александра Третьего. Он медленно шел по жаре, обливаясь липким потом, мимо громады Большого дворца с застекленной крышей; вывешенные флаги как-то не вязались с мощными бронзовыми конями и обнаженными до пояса возницами. Слева громоздились баррикады, составленные из темно-серых фургонов, которые перекрывали проспект Франклина Рузвельта в месте его пересечения с Елисейскими полями.

До деловой встречи оставался целый час, и он решил убить время, прогулявшись пешком пару километров до Монпарнаса. Только после дюжины телефонных звонков инспектор Лантье, полицейский, расследовавший самоубийство Ахмеда, согласился побеседовать с Биллом. Бесцеремонный и грубый, даже враждебный, он и не скрывал, что Билл только впустую потратит время. Лишь настойчивость Билла, подогреваемая близостью смерти Сиди Бея, внушила Лантье сочувствие, и он согласился на встречу.

Биллу была понятна позиция полицейского. В таком огромном городе, как Париж, у полиции хватало забот с людьми, погибавшими от рук злоумышленников, самоубийцы же их мало волновали. То, что Ахмед выбрал для своего ухода в мир иной кабинет Вадона, рассматривалось ими как некая странность, а сам факт самоубийства сомнений не вызывал. Вообще-то можно было проявить хоть поверхностный интерес к месту, где все это произошло, но полицейскому, чья карьера была в руках Вадона, рисковать не следовало.

Билл свернул на мост. Сквозь густой туман пробились лучи солнца, и позолоченный купол собора Инвалидов вдруг вспыхнул золотым пламенем. Даже четверть века спустя этот вид вызывал у Билла дрожь восхищения.

Он вспомнил вчерашнюю встречу с Вадоном. Министр был, бесспорно, наделен обаянием, чувством собственного могущества. И все же что-то его определенно угнетало, он был неуравновешен. В бытность свою следователем Билл хорошо усвоил то, что известно каждому полицейскому, судье и адвокату: только очень немногие люди умеют убедительно лгать.

Заявление Вадона, что его знакомство с Ахмедом было шапочным, не выдерживало критики. Эта ложь нарушила его физическое и душевное равновесие, лишила естественности и непринужденности его движения, а улыбку — искренности. В тот же вечер на телеэкранах, когда на него больше не давил пресс неприятных вопросов, он выглядел уверенным в себе и обаятельным. И, хотя мимика и жесты не были достаточно хорошо продуманы, речь свою он произнес просто великолепно, доверительным тоном, взвешивая каждое слово, все в ней было на своем месте и злободневно.

Чем-то здесь припахивало. Вадон был из тех, кому многое приходилось скрывать, но вряд ли ему удастся на этот раз выйти сухим из воды. Было бы интересно продолжать давить на него. Что из этого выйдет?

Билл ступил на левый берег, и в этот момент на мост медленно въехал бронзовый БМВ. Маячивший за тонированным ветровым стеклом водитель что-то говорил в телефонную трубку. Машина доползла до середины моста, а Билл в это время был уже на противоположной стороне. Лавируя в жидком потоке машин, он прошел мимо конечной остановки автобусов Эр-Франс и пересек эспланаду Дома инвалидов. Водитель что-то отрывисто сказал в трубку и бросил ее на рычаг.

Зеленый «рено» с закрытым кузовом свернул на мост и, увеличив скорость, поехал вслед на БМВ. Когда машины поравнялись, водитель «рено» ухмыльнулся и утвердительно кивнул. БМВ медленно съехал с моста и повернул на юг, водитель не спускал глаз с, казалось бы, беззаботно прогуливавшегося Билла.

«Рено» проехал два квартала на юг, свернул налево, на улицу Святого Доминика, и остановился. Двое из сидевших в нем четырех молодых мужчин вышли и направились к ближайшему газетному киоску. Потом вышли остальные двое. Они расстелили на крыше машины карту и сделали вид, что внимательно изучают ее. Водитель БМВ наблюдал, как Билл приближался к «рено». Один из парней повернулся к нему и что-то спросил, показывая на карту. Билл улыбнулся, кивнул, протянул руку, чтобы показать на какую-то точку на карте, и в этот момент первые двое отошли от газетного киоска, один из них занес руку с каким-то предметом, спрятанным внутри свернутого журнала, и изо всех сил ударил им Билла по затылку. Это был тяжелый железный прут, и Билл зашатался. Тотчас же все четверо набросились на него и принялись избивать кулаками и ногами, нанося прямые, быстрые, рассчитанные удары опытных кикбоксеров. Билл рухнул на колени, прикрывая руками лицо, совершенно беспомощный под градом сыпавшихся на него ударов.

Избиение длилось самое большее восемь-девять секунд. Словно по сигналу, все четверо столкнули Билла в канаву, вскочили в машину и умчались. Водитель БМВ остановил машину и с довольной улыбкой наблюдал, как киоскер и туристы бежали толпой на помощь к Биллу.

— Черт! — шепотом выругался Блез де Медем. Секунду или две он колебался, не зная, что делать: поднимать трубку или не поднимать. Наконец высвободился из объятий изящной красивой женщины, перекатился на край кровати и взял трубку телефона.

— Алло. Это я, Саид.

Де Медем скорчил недовольную гримасу, явно рассчитанную на женщину.

— Будь добр, приятель, без имен, — отрывисто сказал он в трубку. — Новости есть?

— Дело сделано.

— Хорошо. Э-э, серьезно отделали?

— Не сказал бы, что серьезно. Это ведь предупреждение. И письменное разъяснение он получит.

— Молю Бога, чтоб так оно и было, приятель. Как он среагировал?

— Поднялся на ноги, если вы это имеете в виду. А сейчас садится в такси. Вернется домой и ляжет в постельку. Я так думаю.

— Не пытайся думать, это совершенно не твое дело. Просто следи за ним и узнавай наверное, что он делает. И держи меня в курсе.

— Как прикажете, шеф. Вы же все оплачиваете.

— Да, разумеется. — Наглый тон исполнителя покоробил де Медема. — Но за свои деньги я должен знать, что работа выполнена как следует. Звоните мне сюда. — Он положил трубку и оперся на локоть. Лицо его было задумчиво.

— Этот Саид, должно быть, препротивный тип. У тебя неприятности? — хриплым голосом поинтересовалась женщина. Кожа вокруг ее глаз, натянутая хирургами в институте красоты, еще больше натянулась от беспокойства.

Он покачал головой, тыльной стороной руки нежно погладил ее обнаженную грудь.

— Не думаю. Нет пока. А там видно будет. Сейчас его только поучили немного.

— Ты хочешь, чтобы они его просто попугали, а не хорошо отделали? — спросила она, сдвинув брови.

— Я хочу, чтобы он убрался домой. Не больше, но и не меньше. Главное — не меньше. Посмотрим, все ли они сделали, чтобы убедить его. — Он вздохнул и прилег рядом. — Хватит об этом.

Билл расплатился с таксистом и с трудом выбрался на тротуар. Земля качнулась у него под ногами, и он, чтобы не упасть, оперся на крышу машины.

— Вы уверены, что с вами все в порядке, месье? — спросил водитель, протягивая ему сдачу.

— Да, — кивнул Билл. — Благодарю вас. Мне становится все лучше и лучше.

Он взял сдачу, оставив пару монет чаевых, посмотрел на табличку-указатель на углу узкой боковой улицы и направился к кирпичному зданию, где над входом висел вставленный в железный кронштейн французский флаг.

Он шел осторожно, через каждые несколько шагов останавливался и отдыхал, опираясь одной рукой на припаркованную у обочины машину, а другой потирая ушиб на затылке. Перед зданием выстроились в ряд машины без номерных знаков, скрыв под собой выведенную краской на мостовой надпись: «Стоянка запрещена». А позади них, вздыбившись, стояли задними колесами на подставках черные велосипеды доисторических моделей. Билл постоял, собираясь с силами, повернулся и преодолел целых три бетонных ступеньки крыльца.

Вот уже двадцать лет он не был в полицейском участке. За это время там ничего не изменилось: высокое голое помещение с маленькими окнами, забранными стальными решетками с мелкими ячейками, сквозь которые почти не пробивался дневной свет, над головой — мигающая неисправная неоновая лампа. Тошнотворный спертый воздух. Вдоль стен выстроились пять сломанных стульев, на одном из которых сидел пожилой мужчина, выглядевший так, словно он очень плохо провел ночь, и бессмысленным взглядом смотрел перед собой. За стойкой, у торцевой стены, полицейский в униформе усердно печатал на покрытой пылью механической пишущей машинке. Услышав шаги Билла, он поднял голову и рассеянно взглянул на него.

— Да? — нехотя произнес он с таким видом, будто охотнее побежал бы расследовать вооруженный грабеж, чем записывать показания очередной жертвы городских карманников.