На крыльях - Петроний Аматуни

— Работает! — весело сказал Быба.

— Работает, командир...

— Как часы, — добавил довольный второй пилот.

— Тоже мне, сравнил... — засмеялся Гроховский, — не всякие часы так работают, как этот мотор!

Но не прошло и пяти минут, как левый мотор снова затряс и даже с большей силой, чем прежде.

— М-да, «часы»...

— Ничего, ничего, командир, я сейчас... — и Гроховский опять прожёг свечи и восстановил нормальную работу левого мотора.

Пролетели каких-нибудь «пару шагов» (то есть километров двадцать) и... лица пилотов опять стали серьёзными, потом хмурыми: «часы» явно барахлили.

— Сейчас, сейчас, командир, — приговаривал Гроховский. — Идём дальше! Вот мотор снова забрал... А ну, давай, давай ещё оборотики... Вот так... Он не имеет права замолчать, командир!

И задание было выполнено...

Так самообладание и опыт бортмеханика, его вовремя найденные слова и уверенность влились в уверенность всего экипажа, умножили её и помогли довести дело до победного конца. А доброе слово всегда имеет в себе большую силу не только на земле, но и в воздухе.

* * *

Почти всю войну Иван Александрович летал на воздушных кораблях Аэрофлота в качестве бортмеханика, не оставляя надежды стать пилотом.

Лишь в конце 1944 года начальник главного управления ГВФ издал приказ: «... бортмеханики, имеющие налёт свыше 3000 часов и желающие стать вторыми пилотами, могут быть переобучены, при условии...»

Всем, далее указанным условиям вполне отвечал и бортмеханик первого класса Иван Александрович Гроховский. Налёт его давно перевалил за три тысячи лётных часов, за боевые заслуги он был награждён двумя орденами и несколькими медалями. Командование не могло не уступить его настойчивым просьбам.

Расставшись с боевыми друзьями, Гроховский покинул Польшу, где в то время базировалось его подразделение, и уехал на курсы высшей лётной подготовки.

От Москвы до Аляски

Ночь. Плотная. Мрачная. Сквозь высокую облачность до земли, погружённой в жесткий мрак, не доходит ни один светлый лучик.

На небольшой высоте летит двухмоторный самолёт. Ещё летом это был серебристый красавец, перевозивший весёлых пассажиров из Москвы на берега Черного и Каспийского морей, из Ростова-на-Дону в Киев, в Минеральные Воды.

А сейчас его благородная окраска сменилась зелёно-чёрным камуфляжем — «цветом войны», на мягких креслах, в проходе и в багажниках лежат ящики с медикаментами и боеприпасами...

В самолёте почти нет света, даже аэронавигационные огни на консолях крыльев и хвосте погашены. Только приборная доска иллюминована светящимися стрелками и цифрами приборов. Но свет этот зеленовато-мёртвый, неуютный.

В пилотской кабине лётчик-«миллионер» командир корабля Иван Терентьевич Шашин, второй пилот Барков, бортмеханик Петровичев и бортрадист Катымян. У турельной установки — стрелок Харченко. Пятеро ростовчан молча летят в московском небе. Каждый занят своим делом.

Всё вокруг темно, и нелегко отыскать Дорогобуж, возле которого находятся бойцы конной армии, попавшие в окружение. Они с нетерпением ожидают самолёт.

Ещё и ещё сверяют свои расчеты Шашин и Барков. Пора!

Барков приоткрывает форточку, просовывает в щель ствол ракетницы и даёт условленный сигнал. Несколько минут спустя внизу, также в условленном порядке, засветились костры, на землю полетели первые сотни килограммов груза...

— Мессеры! — услышали пилоты громкий голос Харченко.

Пригнув голову и глянув вправо, Иван Терентьевич увидел две едва заметные вытянутые акульи тени с короткими языками зеленоватых выхлопов мотора вместо плавников. Мессеры пролетели совсем рядом и обстреляли самолёт.

— Горит! — испуганно вскрикнул второй пилот.

— Что? — спокойно спросил Шашин и резким манёвром как бы кинул свой самолёт вправо, чтобы очутиться где-то в хвосте и позади вражеских истребителей.

— Правый мотор...

Шашин внимательно посмотрел в окно кабины.

— Надо различать разницу между обычным выхлопом и пламенем пожара... сбрасывайте груз! — сказал он.

Через три-четыре минуты мессеры вновь отыскали в чёрном небе самолёт-невидимку и вторично атаковали его.

— Стреляют! — нервно крикнул второй пилот.

— Кто?

— Мессеры…

— Для того они вокруг нас и крутятся. Чёрт с ними! Сбрасывайте груз...

Шашин ловким манёвром ушёл из-под огня вверх, а потом, отжимая от себя штурвал, стал набирать скорость. Разгадав его намерение, истребители свечой тоже взмыли вверх и сбросили на маленьких парашютах осветительные ракеты.

Над лесом повисли две огромные синевато-белые медузы, и в широких лучах ослепительного света как бы запутался большекрылый силуэт двухмоторного самолёта. Сверху на него метнулись две узкие, вытянутые тени.

— Теперь надо уходить всерьёз, — сквозь зубы произнёс Шашин и развернул самолёт на юг.

— Куда? — недоумевал Барков. — Там же фашисты....

— Но зато меньше зениток, чем на линии фронта, — лаконично пояснил командир.

— Лучше уйти в другую сторону.

— В какую? — удивился Шашин.

— Ну, так вернёмся?

— У нас же ещё две с половиной тонны груза.

— А если... — Барков не докончил фразы и угрюмо промолчал.

— Для того-то мы с тобой и сидим здесь, чтобы не допустить этого «если»... — сказал Шашин. — Пока не выполним задания, не вернёмся.

Больше тридцати минут кружился Шашин над вражеским тылом и, окончательно сбив с толку истребителей, незаметно вернулся к Дорогобужу. Вновь тускло засветились костры на жаровнях и вниз полетели ящики с боеприпасами.

Задание выполнили.

* * *

... Шашина вызвали в штаб поздно вечером.

— Немедленно готовьтесь к вылету, — сказали ему. — В Н-ском партизанском отряде вас ожидают несколько наших лётчиков, сбитых в недавних боях. Они спаслись на парашютах. Необходимо срочно вывезти их оттуда. Сами знаете обстановку... Горючего берите в обрез, чтобы больше была загрузка.

Час спустя Шашин был в воздухе. Полёт предстоял недолгий, но рискованный. Шёл на высоте около тысячи метров — забираться выше не было нужды. Туда летели без каких-либо происшествий. Можно было подумать, что никакой войны нет, и они летят обычным ночным пассажирским рейсом.

Подлетев к месту базирования партизан, сразу увидели на земле сигнальные огни и спокойно зашли на посадку.

— Выпустить шасси, — приказал Шашин.

— Есть шасси! — откликнулся бортмеханик.

Вдруг с земли ударил по ним шквал огня! Иван Терентьевич резко развернул машину вправо, а бортмеханик, не дожидаясь команды, убрал шасси.