Багровое око - Даниэл Уолмер

— Не пытайся меня разжалобить! — воскликнул Роальд.

— Я не пытаюсь вас разжалобить, — сказал полудемон. — У меня очень сильная воля. Вот, смотрите, — он вытянул ладони, повернув их в сторону рыцаря. — Сейчас вы будете качаться вслед за моими руками, хотя я не прикоснусь к вам.

Харрок начал поводить руками из стороны в сторону. Роальд стоял неподвижно, с презрительной усмешкой на лице.

— У вас тоже не слабая воля, — заметил Харрок, — Я мог бы вас кое-чему научить, если бы вы захотели пойти ко мне в ученики. А чтобы не быть голословным, — он подошел к одному из окон и поманил к себе рыцаря: — Взгляните.

Внизу в саду разгуливали птицы — напыщенные павлины и фазаны с яркоцветными, волочащимися по траве хвостами.

Харрок поднял ладонь.

Одна из птиц оторвалась от земли и, наращивая скорость, понеслась в их сторону. С шумом ударилась о стекло — и словно приклеилась к нему.

— Смотрите, — продолжал Харрок.

Будто порывом ветра с птицы сдуло все ее оперение, и она кричала, стуча клювом в стекло — голая, когтистая, жалкая…

Роальд вспомнил, как не хотела Эльбет перелезать вместе с ним через ограду, вспомнил судорогу ужаса на лице…

— Хочу предупредить вас сразу, — сказал Харрок, отходя от окна. — Мое условие окажется невыполнимым вас. Я не хочу отдавать Эльбет. Поэтому не обессудьте предлагаю вам выйти из игры, не вступая в нее.

— Не трать на меня подобные слова, — попросил рыцарь.

— Хорошо, — Харрок улыбнулся, мягко и пленительно. — Мой стойкий, мой отважный юноша! Отчего бы нам и не поиграть?..»

Как ни был захвачен Конан балладой, но он при этом отлично слышал все происходящее за стенами хижины. Рев барабанов, становящийся все более резким, подстегивающим, яростным… короткие команды, которые вождь отдавал мужчинам племени… стук каменных топоров… возбужденные повизгивания детей в предвкушении яркого зрелища…

Киммериец еще крепче сжал кинжал. Ему показалось, что руки его стали постепенно обретать силу. Раньше любое физическое усилие давалось ему с трудом — теперь же ладонь его уже давно сжимала рукоять оружия так, что побелели костяшки пальцев, но слабости он не ощущал.

«…На следующее утро полудемон ждал рыцаря в то же зале с пентаграммами пола и высокими окнами. Он был в том же облике, с кротким и мягко-грустным выражением на лице.

По правую руку от него стояла Эльбет.

Роальд послал ей нежную улыбку, но она не смогла улыбнуться в ответ. Она была очень бледна.

— Мы начнем без вступительных речей и приветствий, — сказал Харрок. — Я дам вам задание, и если вы справитесь — вы, оба, — девушка будет свободна. Если не справится хоть один — испугается, отступит, — Эльбет навсегда останется здесь.

Он негромко хлопнул в ладоши. Подхваченный эхом звук хлопка разнесся по анфиладам замка.

В одну из дверей, позвякивая висящими на поясе железными инструментами, вошел слепой старик с запрокинутой головой.

— Моя правая рука, Усталый Го, — представил его Харрок. — Несмотря на усталость, человек он довольно пылкий, Полный выдумки и огня. И ребячьей фантазии. Природа обделила его светом и красками. Звуки, издаваемые людьми и животными, с которыми он играет, или, точнее, над которыми ставит опыты, в какой-то мере заменяют ему его потерю.

Старик повел головой, прислушиваясь, затем, гремя железом и шаркая ступнями, приблизился к Роальду и остановился в двух шагах от него.

— Скажу сразу, я не знаю, что будет Го делать с вами, рыцарь. Всплески его фантазии непредсказуемы, и я не склонен ограничивать их полет. Талант изобретателя сочетается в нем со склонностью к психологии и тонким чутьем художника… Вы, Эльбет, будете наблюдать за всем этим. Наблюдать, храня достойное, приличествующее вашему высокому роду молчание. Если вы выразите — жестом или звуками — какое-либо неудовольствие или протест, опыт закончится, а вы будете считаться не выдержавшими испытания.

— Я скажу сразу! — хрипло рассмеявшись, воскликнула Эльбет. — Отзовите назад вашего жуткого Го! Я скажу сразу, что не выдержу испытания и отказываюсь участвовать в нем.

— Эльбет! — огорченно крикнул ей Роальд. — Да пусть этот зверь даже разрежет меня на куски — я ведь знал, на что шел. Ты только потерпи, закуси губы, чтобы не произнести ни звука. Ты ведь сильная! Соберись с духом, заклинаю тебя!

— Я не согласна! — оборвала его Эльбет. — Если хотите, — она обернулась к Харроку, — я могу приступить к крикам и жестам протеста прямо сейчас.

Полудемон смеялся.

— Послушай! — обернулся к нему рыцарь в отчаяньи. — Что ты хочешь от хрупкой женщины? Какой с нее спрос? Зачем впутывать ее слабые нервы в наши Мужские дела? Я пришел сюда сам, и мне отвечать. Мне — не ей! — выполнять твои проклятые условия.

— Вы убедили меня, — сказал полудемон, наконец отсмеявшись. — Оставим женщинам женское и не будем принимать в расчет слезы и нервы. Как бы ни вела себя девушка, ее поведение учитываться не будет. Остальные условия те же. Минут двадцать или полчаса Усталый Го по занимается с вами, и после этого Эльбет будет свободна.

— Роальд! — попросила девушка непривычно тихим и хриплым голосом. — Не делай этого…

— Любимая моя Эльбет, — ответил ей рыцарь, — позволь мне принимать решения самому.

Харрок снова хлопнул в ладоши, и Усталый Го, оживившись, стал перебирать корявыми пальцами свои причудливые железки…»

Внезапно во входном проеме хижины появились две рослые черные фигуры туземцев.

Шумри смолк и быстро оглянулся на киммерийца. Один из вошедших крепко сжал плечи музыканта и рывком поднял его на ноги. Другой подошел к Конану и взялся руками за его лодыжки, намереваясь волоком вытащить его из хижины.

Никто не ожидал того, что последовало мгновением позже. Конан согнул ноги и резким, мощным ударом отбросил туземца к противоположной стене. Сила удара была такова, что хижина не выдержала, с потолка посыпались плотно сбитые вороха листьев, стены из тонких пальмовых стволов обрушились вовнутрь. Пронзительно заверещала придавленная старуха.

Сноровисто работая руками и ногами, Конан выбрался из древесных развалин, оглянувшись, моментально сориентировался и выхватил у одного из поверженных туземцев каменный топор, кинжал же переложил в левую руку.

Шумри, слегка оглушенный, но не потерявший сознания, также благополучно выбрался на свет. Он увидел, как семь или восемь воинственно вопящих туземцев окружают их со всех сторон.

— Прикрой мне спину! — крикнул киммериец, бросая ему топор.

Сам он подхватил одно из длинных увесистых бревен и поднял его над головой. Казалось, за долгие дни неподвижности сила его ничуть не уменьшилась. Наоборот, он крушил подбегавших к нему дикарей с такой необузданной яростью, с такой мощью, словно застоявшаяся в нем сила забродила, стала хмельной и выплескивалась из берегов.