Бесконечный миг - Каттнер Генри

— Возможно, дикарям повезло больше, чем нам.

— Да, они дикари, но твой народ слеп и эгоистичен. Они не понимают, что идут к саморазрушению.

— Разве это плохо для гедониста? — спросила Шарн. — Мы живем для себя, а не для своих детей. Наша раса может погибнуть, но мы умрем задолго до этого. Мы довольствуемся тем, что плывем по течению. Мы работали некоторое время, чтобы достичь совершенства. Теперь мы наслаждаемся плодами своих трудов.

— Плывете по течению? — повторил Вудли. — Разве ты не понимаешь, что значит жить для других?

Она задумчиво взглянула на него.

— Если бы Сенат можно было склонить на твою сторону, дикарей превратить в нормальных людей, человечество могло бы избавиться от бессмысленного бессмертия. Возможно, я смогу помочь. — Она помолчала. — Ты был влюблен в эту девушку, не так ли?

— Джанет? Да.

Шарн резко отвернулась.

— Я подумаю, что можно сделать. Это может занять несколько дней. Я должна встретиться с некоторыми руководителями Центра, проверить кое-что в старых книгах, проконсультироваться с психологами и администрацией. Возможно, мы сможем оказать давление на Сенат.

Вудли возбужденно вскочил на ноги.

— Ты хочешь сказать, что шанс действительно есть?

— Пусть небольшой шанс, но есть. Тебе точно не нравится жить в Центре? Я имею в виду, в таком виде, в каком он сейчас существует? — Она жестом указала на сияние огромных башен и все, что окружало их. — Тебе здесь не по душе, я знаю. Что ж, посмотрим, что я смогу сделать. Дай мне несколько дней для переговоров с нужными людьми. Я распоряжусь, чтобы завтра тебе прислали нового проводника.

— Я даже не знаю, как тебя благодарить, — тихо сказал Вудли. — Ты мне подарила надежду на спасение моей любимой и всего человечества.

Шарн горько усмехнулась, что-то пробормотала на прощание и тихонько выскользнула в сад. Вудли стоял неподвижно и долго смотрел ей вслед. Затем он сел, откинулся на спинку стула, взглянул на ночное небо и закурил новую сигарету.

Ему пришла в голову нелепая мысль. Как он вообще вспомнил, как курить? Прошло сто тридцать лет с тех пор, как он в последний раз держал сигарету в руках. Конечно, это была привычка, условный рефлекс.

Млечный Путь на небе казался извилистым туманным облаком слабого сияния высоко в космосе. Марс горел красной точкой на горизонте. Пятно созвездия Кассиопеи было узнаваемым, а пояс Ориона — загадочно ярким. Вудли вспомнил их без труда. Но в его памяти было так много темных мест, которые он не мог вспомнить.

ТО СВЕРХНАУЧНОЕ чудо, которое он лицезрел на потолке сенатского зала, вызвало смутные вспышки воспоминаний из прошлого. То, что он там увидел, он помнил отчетливо. Но в сознании оно отражалось как разрозненные размытые картинки. Они то исчезали, то возникали вновь, как яркие огоньки ночного костра, но между ними была темнота.

Вудли закрыл глаза и представил себе то, что увидел. В том последнем видении в музее он видел Джанет. И он цитировал ей отрывок стиха, который был до боли знаком.

«Если люди те, что есть

Позабыли тех, что были...»

Судный день, подумал Вудли, страшнее любого из тех, что представляли себе ученые или пророки в незапамятные времена. Это было полное уничтожение разума, апокалипсис, поглотивший весь привычный мир. После катаклизма почти столетие спустя осталось немногое — лишь пустые, заброшенные руины.

Каким-то образом нескольким индивидуумам дали еще один шанс, возможность осознать все заново, но они сами себя заводят в тупик. Они создали волшебный город науки, в котором просто предаются наслаждениям, а разум их спит.

Ночь опустилась на планету Земля.

Так много загадок, подумал Вудли. Если бы только у него был ключ к разгадке этих тайн! Но теперь, когда Шарн предложила помощь, появилась реальная надежда. Он не был уверен в ее способностях, но, по крайней мере, это было лучше, чем ничего. Теперь у Вудли есть возможность вернуть Джанет, которую он знал.

Одна мысль пугала его, что это окажется не его Джанет. Мысль о том, что человечество деградировало до уровня первобытных людей, была ужасна. Люди мечтали, думали и писали, создавали поистине великие произведения искусства. Вудли на подсознательном уровне не мог жить без маленьких, но столь необходимых его сознанию прелестях былых дней, по легкому течению жизни, по борьбе, по переживаниям и по многому, что составляло суть его жизни. Он искренне сочувствовал всем тем миллионам людей, которые потеряли свой разум.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он вспомнил Гета, Сэнда и их племя в той местности, где раньше был Лонг-Айленд. Хотя у них отняли все, чем они когда-либо обладали, даже их разум, они мужественно боролись за жизнь. Они деградировали до дикости, но не были эгоистичными гедонистами. Инстинкт долга не покидал их. Гет позаботился о том, чтобы более слабые члены его племени были накормлены и защищены.

Те, у кого не было выбора, вроде Гета, пытались вырваться на солнечный свет, ощупью, неуклюже, побаиваясь, чтобы помочь более слабым. В Центре же люди отгораживались от окружающей действительности, возводя вокруг себя тюремные стены все выше и выше. Они сами загнали себя в условия полной изоляции и использовали свои знания для самоуничтожения.

Вудли захотел спать. Он чувствовал себя очень подавленным, покидая сад на крыше. Почему-то он не очень верил, что гедонисты будут склонны помогать ему в его замыслах. Он почти убедил Шарн, подумал он. Но как быть с остальными?

Вудли долго мучился в сомнениях, и наконец заснул под звуки приятной тихой музыки из какого-то скрытого динамика.

На следующее утро, сразу после принятия душа и бритья, в саду он заметил незнакомца, которого раньше не видел. Тот прислонился к парапету и не сводил глаз с города за окном. На мгновение Вудли задумался, не нашел ли он в Центре еще одного единомышленника, который, как и Шарн, осознавал всю тщетность их жизни за стеной.

Новый проводник выглядел очень молодо, но на его смуглом мужественном лице лежала тень беспокойства, как будто его что-то беспокоило и портило ему настроение. Услышав шаги Вудли, незнакомец обернулся. Улыбка осветила его красивое смуглое лицо, а гримаса мрачных раздумий исчезла прочь. Вудли подумал, что это ему привиделось.

— Я Рогур, — представился новоприбывший мягким и дружелюбным голосом. — Я буду твоим проводником, пока Шарн занята другими делами.

— Рад познакомиться, — произнес Вудли. — Ты уже завтракал?

— Нет. Если хочешь, мы покушаем вместе.

Рогур сел и лениво сорвал цветок, росший рядом с его креслом. Он повертел его в руках.

— Шарн сказала, что водила тебя по Центру, но ты не увидел и половины. Центр — очень большой сам по себе.

— Я могу представить.

Вудли задумался, а что сейчас делает Шарн? Она сказала, что ей нужно повидаться с некоторыми лидерами. На это, естественно, потребуется время. А пока ему придется подождать, и не будет ничего плохого, если он лучше разведает обстановку в компании нового попутчика.

Ему в голову пришла одна мысль. Возможно, Рогур, как и Шарн, окажется его единомышленником. Может быть, он тоже чувствует бесполезность и упадок здешней жизни.

Глава 9. Гарт.

К КОНЦУ ДНЯ Вудли уже не был в этом так уверен. В глубоко посаженных глазах Рогура иногда мелькала смутная тень сочувствия, но она появлялась лишь изредка.

Проводник посвятил свой день, чтобы показать своему подопечному Центр, и там действительно было на что посмотреть. Вудли невольно поймал себя на том, что сравнивает роскошь и красоту Центра с суровой жестокой реальностью, существовавшей за пределами рва.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Мы работаем только тогда, когда хотим, — объяснил Рогур, останавливаясь в комнате в башне, прозрачные стены которой открывали прекрасный вид садов на кровлях зданий.