Искусство выживания - Чингиз Абдуллаев

Можно сказать, началась черная полоса в моей жизни, когда я позволял себе обедать только в самых дешевых столовых и кафе, через день грузил картонные коробки с книгами, подрабатывая таким необычным образом, получал не более трехсот пятидесяти долларов в месяц, что с трудом хватало на еду и передвижения по городу. Не забывайте, что четверть своей официальной зарплаты я должен был пересылать своей бывшей семье. Наверное, они даже не трогали эти гроши, которые пересылались в банк на их счет. Для них это были непонятные и унизительные суммы, а для меня самые необходимые, на которые можно было купить еду и одежду. И вообще участь гастарбайтера – это самое ужасное, что можно себе представить. Без прав и привилегий, лишенные элементарных удобств, безо всяких надежд на будущее, зарабатывающие сущие крохи, обижаемые властями и скинхедами, чиновниками и полицейскими, они умудряются выживать в самых сложных и нечеловеческих условиях, когда выжить практически невозможно. Вся разница между этой категорией людей и заключенными в концлагеря узниками – ты сам можешь в любое время покинуть свой «лагерь». Если, конечно, можешь. На самом деле твои заработки – это зачастую единственная возможность для существования твоей семьи где-то в горных селах Таджикистана или аулах Дагестана. Но тебя также могут неожиданно убить, причем даже в людном месте – в метро или на улице. Могут безнаказанно оскорбить или побить. Полицейские считают своим долгом тебя обирать, скинхеды за тобой охотятся, твои собственные соплеменники, более удачно устроившиеся в Москве, тебя презирают. Другие считают, что ты позоришь свой народ. Третьи просто предпочитают тебя не замечать. Бизнесмены, пользуясь твоим бедственным положением, выжимают из тебя все возможные соки, платят гроши, зачастую обманывая при любом удобном случае. Чиновники берут деньги за регистрацию, оформление, переоформление, прописку, разрешение на проживание и тому подобное. В общем, собачья жизнь. Но миллионы людей все равно рвутся в Россию именно потому, что здесь можно заработать деньги, которые в их странах не заработаешь, и потому, что они традиционно считают Россию и Москву центром притяжения всех бывших советских граждан. Кроме полуграмотного русского языка, они других языков не знают, так что им и некуда больше отправиться.

Самое поразительное, что при этом своих детей они пытаются научить русскому языку и русской культуре, справедливо оценивая ее миссионерскую роль на бывшем советском пространстве. Конечно, есть и такие, кто не хочет учиться и не желает учить своих детей. Но они либо возвращаются в свои республики, либо полностью меняют свои взгляды. Нельзя жить в обществе и быть свободным от требований этого общества.

Через четыре месяца в моей жизни снова наступил некий «просвет». Он был связан с появлением в театре нового главного режиссера – Юриса Маулиньша, решившего кардинально изменить репертуар театра. Для начала он собрался поставить сразу две новые пьесы – Шекспира «Ричард Второй» и Чехова «Дядя Ваня». Причем первая пьеса ставилась именно с расчетом на актуальность. Маулиньш хотел одеть своих героев в современные одежды. Слабый король, который не смог удержать свой трон и свою страну, теряет не только корону, но и саму жизнь. После распада Советского Союза такие пьесы вызывали самый живой интерес. Когда распределяли роли, я стоял и слушал за кулисами, кусая губы от волнения, ведь я знал многие пьесы Шекспира практически наизусть.

И здесь судьба или слепой случай – не знаю, как их назвать, – решили мне помочь. Получивший одну из главных ролей в пьесе заслуженный артист Альберт Ярочкин неожиданно упал на репетиции и сломал себе ногу. А он должен был играть графа Нортемберленда. Режиссеру пришлось вводить другого исполнителя, и я, набравшись наглости, постучал в его дверь. Этот суховатый прибалт выслушал меня молча, не перебивая, затем задал несколько вопросов, уточнил, в каких именно ролях я выступал. Спросил про отца. Оказывается, он слышал о нем от своего наставника. Потом предложил завтра появиться на репетиции. Можете себе представить, в каком состоянии я появился на следующий день на репетиции? Наверное, за всю прошлую творческую жизнь я не играл лучше, чем тогда. Я практически знал роль наизусть. Маулиньш молча смотрел на меня и ничего не говорил. Так ничего и не сказав, поднялся и ушел. Никто не понял, понравилось ему мое исполнение или нет. Но в театрах иногда ходят легенды об уборщицах, ставших солистками оперных театров, или рабочих, сделавшихся звездами очередного спектакля. На самом деле подобное бывает только в кино или в выдуманных рассказах.

Не может уборщица запеть как настоящая оперная солистка, так не бывает. И рабочий не может сыграть роль графа Нортемберленда. И короля Ричарда II. И будущего короля Генриха Болингброка. Просто по определению не может. Не забывайте, что я был сыном народного артиста и главного режиссера Бахрама Салимова, получил высшее театральное образование и несколько лет служил в одном из лучших театров Баку. На следующий день появился приказ о моем зачислении в труппу на временной основе для исполнения роли графа Нортемберленда в новом спектакле. В этот вечер я позвонил Жене и впервые разговаривал с ней совсем другим тоном. Я готов был кричать и петь от восторга. Очевидно, она почувствовала мое состояние и поздравила меня с успехом. Я сказал, что этим успехом во многом обязан и ей. Ведь именно наши разговоры позволили мне снова поверить в себя, в свои силы. Поверить, что я могу вспомнить свою профессию, обрести прежний статус актера. Я решился на безумный поступок, когда отважился зайти к главному режиссеру, предлагая свои услуги. И я действительно искренне считал, что в этом заслуга прежде всего Евгении. Когда тебя любит такая женщина, ты просто обязан становиться сильнее.

Теперь я уже думал о том, как снова увидеться с Женей. Я постепенно обретал прежнюю уверенность, еще не зная, чем все это закончится.

Глава 14

Я лежал на кровати и размышлял, как именно мне следует поступить. С одной стороны, можно просто сбежать, получить пятьдесят тысяч от Хейфица и прибавить к ним другие деньги, которые находились в камере хранения. С такой суммой я уже мог возвращаться в Баку, чтобы начать свое дело или открыть небольшой бизнес. Для этого нужно незаметно уйти отсюда, встретиться с Хейфицем и потом выступить на пресс-конференции. Каким бы крутым ни был Палехов, он не станет искать меня в Баку, просто побоится. Пограничный контроль с обеих сторон налажен исключительно хорошо, и посторонний не сможет незаметно пройти две границы. А посылать киллера в другую страну, да еще рискуя, что его могут обнаружить и задержать, достаточно опасно. Хотя, конечно, возможно. Но это только в том случае, если меня смогут найти. А после смерти Расима у меня не осталось в Москве ни одного близкого человека, никого из родных, так что искать придется достаточно долго.

Но, с другой стороны, можно рискнуть и поднять ценовую планку. Сообщить Арвиду, что мне предлагают большие деньги за пресс-конференцию. Здесь возможны два варианта. Первый и наиболее естественный – им надоест моя игра, и они справедливо решат, что гораздо удобнее и дешевле меня просто удавить прямо в моей палате. Придет тот самый мордастый врач, незаметно сделает мне какой-нибудь укол, и на этом все закончится. Быстро и сердито. И стоить будет совсем недорого. Но есть и второй вариант – они согласятся перебить цену Хейфица и заплатят мне хотя бы такие же деньги или похожую сумму. Здесь важно не ошибиться, иначе легко можно перегнуть палку. Хотя им очень невыгодно меня сейчас убивать. Если я неожиданно умру, любые обвинения Хейфица против Палехова будут выглядеть достаточно реально. И их могут обвинить в моем физическом устранении. Кстати, подобная опасность грозит мне и со стороны Хейфица и его людей. Но в этом случае их риск еще больше, ведь тогда на телеэкранах появятся кадры, где вышедший из машины Лихоносов пинает меня ногой. И я представляю реакцию зрителей, которые увидят подобный ролик. Нет, Хейфицу и его людям очень невыгодно, чтобы я неожиданно умер. Значит, я могу рисковать. Но на этот раз будет очень трудно убедить Леонида Иосифовича в том, что Палехов или Арвид каким-то неведомым образом узнали о моем соглашении с ним. Поэтому нужно тщательно продумать свою позицию до конца.

Я лежал на кровати и размышлял, когда снова зазвонил мой телефон. Это опять была Женя.

– У тебя действительно все нормально?

– Конечно. Не волнуйся, я же тебе сказал.

– В Интернете пишут, что ты попал под машину.

– Я тебе уже говорил, что это неправда.

– Журналисты уже поставили туда кадры, где тебя сбивает машина Лихоносова, – убитым голосом сообщила мне Женя. – Ты можешь мне нормально объяснить, что происходит?

– Ничего. Ничего не произошло. Сиди дома и никуда не выходи. Я завтра тебе позвоню.