Изумрудные глаза Будды - Мария Жукова-Гладкова

Но разве этот некто поверит, что мы никому ничего не скажем? Я уверена на девяносто девять процентов, что это место снова не найду после того, как меня отсюда вывезут. И Пашка с Татьяной не найдут. Мы не знаем координат, даже примерных. Если их кто-то и знает, то второй пилот. В таком случае он опасен для аборигена (или аборигенов?). Но его оставили в живых, когда куда-то уводили Артура с Надеждой.

Что делать? Сидеть в доме и не высовываться? Ведь дом, по идее, хозяин ни взрывать, ни сжигать не намерен. Как потом отстроить? Но сидеть и ждать смерти? Нет, это не по мне. Я не собираюсь ложиться кверху лапками! Я буду бороться! Нас много, и мы должны переиграть врага. Только нужно подумать как.

– Юлька! – послышался шепот Татьяны. – Я никого не вижу с той стороны.

– Я тоже, – прошептала я в ответ.

Олег Владимирович издал громкий стон. Да, ему же нужно оказать помощь! И как, спрашивается, мы его потащим, если в нас стреляют с другого берега? Хотя… Между деревьев мы будем представлять собой плохие мишени. И смотря из чего стреляли…

– Пашка, ты можешь определить, из чего стреляли?

– А я почем знаю?! – искренне удивился любимый оператор. – Я в армии не служил.

По мнению Арсения, стреляли из охотничьего ружья, не пистолета и не автомата. Валентин высказался проще:

– Из чего бы ни стреляли, мотать надо. И побыстрее.

Я опять позвала Маринку. Она не отзывалась и лежала абсолютно неподвижно. Вот ведь невезуха… И что мы скажем летчику?

Правда, сейчас главной задачей было дотащить до дома поэта и самим дойти в целости и сохранности. Я добралась до сидевшего в снегу Олега Владимировича маленькими перебежками и притаилась у земли, скрываясь от стрелка под деревом. Поэт посмотрел на меня полными боли печальными глазами.

– Умираю… – простонал. – Думал ли я, что встречу свой конец в тайге?

– Так, хватит, – резко сказала я. – Вы не умрете.

– Милая девушка, у меня пуля…

– Я вам ее выну.

– Чем? – поэт аж выпрямился и тут же застонал от боли.

– Найду чем.

Я тихо крикнула Валентина и Пашку. Они тоже приблизились к нам мелкими перебежками и сели на корточки за ближайшими деревьями.

– Лучше, если вы будете поддерживать его с двух сторон. Так и доведете его.

– Я… – открыл рот поэт.

– У вас ноги целы, – заметила я. – А нести вас будет проблематично. Подъем!

Ребята помогли поэту встать и первыми тронулись в обратный путь. Потом шла Алена с Арсением, последними мы с Татьяной. Татьяна держала пистолет, мы постоянно оглядывались, но нас никто не преследовал и между деревьев не мелькал. Больше не прозвучало ни одного выстрела.

В доме мы тут же поставили полную кастрюлю снега на плиту, в которой быстро развели огонь. Алену отрядили готовить обед. Поэта посадили в каминном зале на шкуру. Пашка тут же развел камин. Мы с Татьяной помогли Олегу Владимировичу раздеться. Валентин тем временем принес аптечку – то, что осталось из прихваченного в полет. У нас с Татьяной с собой тоже были лекарства, но ничего не предназначалось для лечения пулевых ранений. Вот если вдруг после мяса из бочки будем маяться животом…

– Паш, принеси одну простыню сверху, – попросила я. – Разорвем на бинты.

Но йод был, и зеленка была, не говоря про водку, которую поэту влили в качестве анестезии. Ею же для начала промыли и рану. Поэт верещал.

– Юлька, чем ты собираешься из него пулю вытягивать? – спросил Арсений.

– Ты когда-нибудь пули из человека извлекала? Или по крайней мере видела, как это делается? – поинтересовался Валентин.

– Видела, – сказала я, но не стала уточнять, что при мне это делал патологоанатом в морге. – Пинцета ни у кого нет?

Татьяна предложила маникюрные ножницы.

– Тащи, – велела я.

Подруга вскоре вернулась с косметичкой.

Поэт попросил еще водки. Ему дали. Я рукой ощупала его бок и пулю почувствовала. Она зашла недалеко. Как я поняла из личного опыта работы в «Криминальной хронике», от пулевых ранений меньше страдают тучные люди: пуля далеко не всегда доходит до жизненно важных органов или даже костей. Одному очень толстому дядьке (директору предприятия) просто повезло: пуля прошла по животу по касательной. Стройный человек был бы мертв. А этот весельчак теперь обычно на пьянках свое брюхо демонстрирует, а врачам, которые говорят, что ему худеть надо, отвечает: лучше быть толстым и живым, чем худым и гнить на кладбище.

Но это все лирика, а мне требовалось извлечь пулю. Татьянины ножницы продезинфицировали в водке. Я уже была готова приступить к делу, когда Татьяна сказала:

– А ведь у Маринки тоже должна быть косметичка. Может, у нее с собой целый маникюрный набор с пинцетом?

– Сходите поищите, милая девушка, – пролепетал поэт, видимо желавший всеми способами отсрочить процедуру извлечения пули.

Татьяна пошла, но долго не возвращалась. Когда вернулась (с пинцетом!), то сообщила, что у летчика снова жар и она дала ему аспирину.

Я продезинфицировала пинцет и приступила к делу. Поэта держали вчетвером: Пашка, Татьяна, пузатенький и Валентин. Мне хотелось материться, но я работала. Олег Владимирович стонал, потом стал читать Пушкина. Арсений подключился. Потом вступила Татьяна. Валентин молчал. Я подняла на него глаза и увидела, что он смертельно побледнел.

– Эй! – позвала я.

Он не смог ответить, выпустил раненого и рухнул в обморок. Не все мужики выдерживают вид крови.

– Алена! – рявкнула я.

Девушка прибежала. Я велела ей занять место Валентина. Компания снова начала читать Пушкина. Алена подключилась. Потом перешли на Лермонтова. Правда, неудачно выбрали стихотворение: «На смерть поэта». Живой поэт быстро пришел в нервозное состояние, но тут Пашка предложил прочитать то же самое в переводе на блатной язык – и увлек народ блатной лирикой. Пашка помнил не все стихотворения на блатном языке, но среди них была «Малява Татьяны». Затем, чтобы отвлечь Олега Владимировича от грустных дум, оператор стал знакомить народ с некоторыми блатными эквивалентами ряда современных понятий.

Например, оператор пояснил, что кровати, установленные в наших спальнях, можно назвать «Ленин с нами». Так называется широкая постель, на которой можно спать втроем. Алену и других поклонниц, разъезжавших с Артуром Небосклоновым по городам и весям, в принципе можно было бы назвать «разъездными раскладушками», хотя так обычно именуется секретарша, которая сопровождает начальство в деловых поездках и выполняет там вполне определенные обязанности. А «базар фуфлометов» – это Государственная дума.

На этом «базаре» я извлекла пулю.

– Вот, Олег Владимирович, оставите на память. Повесите на грудь вместо креста.

– Я – атеист, – заявил поэт и скосил взор на бок.

Я полила его йодом, поэт заорал, потом перевязала разорванной простыней. После этого поэту дали допить остатки водки из бутылки, что он с радостью сделал.

– Жить будете.

– Дай-ка посмотреть на пулю, – попросил Арсений.

Валентин как раз приходил в чувство. Ему к носу Татьяна подносила очередную бутылку водки, служившей у нас нашатырем. Алена отправилась назад на кухню.

– Ну? – посмотрела я на Арсения. Пашка тоже изучал пулю.

– Не пистолет, – твердо сказал Арсений.

Я, кстати, тоже так думала. Пуля была больше. Значит, это не из оружия террориста стреляли?

– Ребята! – вдруг сел прямо Валентин. – А ведь тут нет щеколды! В комнатах задвижки, а на входной двери нет…

Мы все посмотрели друг на друга.

– Ты можешь сделать щеколду? – спросила я у него.

– Гвозди нужны, – заметил он. – Пила есть, я видел в сарае. И топоры есть – и в сарае, и там, где бочки.

– Не может не быть гвоздей и молотка, – заявил Арсений.

– Ну, без молотка обойдемся. Есть чем забивать, – заметил Валентин.

– Ребята, сходите-ка в сарай. Посмотрите там внимательно, – предложила Татьяна. – Только все вместе. Или я лучше сама с вами пойду.

Поэта мы оставили за столом в каминном зале. Я отправилась на кухню помогать Алене, а Татьяна с мужчинами – в сарай, освещая дорогу свечками.

Они в самом деле вернулись с ящиком с различными гвоздями. Валентин с приятелем принялись за работу. Щеколду вырезали здоровенную и дверь на нее заперли. Но оставались окна…

– Думаете, будут бить стекла? – задумчиво сказала Татьяна. – Вряд ли. Как их потом вставить? Запасных здесь нет, доставка явно представляет проблемы. Заколачивать тоже не стоило бы – тогда вообще темень в доме будет.

Валентин с Арсением заявили, что завтра с утра займутся изготовлением ставень. Пашка подобную работу выполнять не умел, но сказал, что будет помогать по мере сил.

Вскоре ужин (или обед?) был готов, и Алена притащила на большой стол в каминном зале огромную кастрюлю с вареным мясом и бульоном.

– Хлебца бы, – задумчиво произнес Валентин.

– Временно забудь это слово, – сказала Татьяна.

– И картошечки, – вздохнул пузатенький. – Почему у них нет картошки? Наверное, на этом поле летом можно выращивать. Вот только проблема с хранением. Нет места.