Слепой в шаге от смерти - Андрей Воронин

Снег и ветер остались снаружи, и Сиверов почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло.

– Вы ехали в другом автобусе?

– Да, – подтвердил Глеб.

– Со мной рядом неприятный тип сидел, от него какой-то дрянью пахло, а от вас пахнет дорогим одеколоном и хорошими сигаретами.

– Спасибо за комплимент.

– Это не комплимент, а констатация факта.

Минут через десять-пятнадцать автобус заполнился, и Сиверов понял, что выбраться уже не удастся. Народу уезжало больше, чем приехало, наверное, многие пришли на кладбище пешком, а теперь, в связи со снегопадом, решили воспользоваться транспортом. Люди стояли в проходе. Валентина беспрерывно тараторила. Глеб хотел было встать, но она придержала его за руку.

– Сидите, сидите, женщин рядом нет, а то вон тот тип на меня все поглядывает, хочет устроиться рядом'.

– Может, пустить его?

– Нет, нет, что вы, прощу вас, побудьте рядом.

Наконец автобусы тронулись. Город разглядеть было невозможно, поскольку мокрый снег полностью залепил окна.

– Сидим, как в стеклянном ящике, – Валентина безуспешно пыталась протереть стекло с внутренней стороны, затем, поняв тщетность своих усилий, улыбнулась.

Словоохотливая женщина не покинула Сиверова и после того, как все вышли из автобуса. Она по-прежнему цепко висела на его руке, перекинув сумочку через плечо.

– Блаженное тепло.

Глеб принял шубу, Валентина оказалась в дорогом черном платье, в каком не стыдно выйти на самую фешенебельную сцену.

– Я в общем-то, не собирался заходить в ресторан, – объяснил Глеб, сбрасывая куртку и стягивая через голову свитер, рукав которого тоже был прорезан. – Думал, заеду на кладбище и пойду по делам.

– Дела подождут.

Родственники уже поднялись наверх, и остальная публика чувствовала себя довольно раскованно, словно люди собрались не на поминки, а на приятное торжество. Разговаривали о делах, расспрашивали о семьях. Многие не виделись несколько месяцев, а то и несколько лет. Чужая смерть на время свела их вместе. Так что поговорить было о чем.

Богато сервированные поминальные столы ждали гостей на втором этаже в самом большом зале ресторана. Возможно, даже в лучшие времена этот ресторан не видел такого количества посетителей.

Когда все расселись, на какое-то мгновение воцарилась звенящая тишина. Слышно было, лишь как булькает вода в фонтане, да иногда шепотом переговариваются сидящие за столом.

И тут высокий мужчина в черном костюме и в черной рубашке, сидевший рядом со вдовой, начал поминальное застолье. Все повернули головы.

– ..нашего дорогого Олега…

За первой рюмкой, как водится, последовала вторая. Вновь прозвучали прощальные слова о том, каким замечательным человеком был покойный, как много он успел сделать и как много еще предстояло, а теперь вот всем собравшимся нужно завершить начатое и, самое главное, не оставить без внимания вдову и детей.

– Я лично, – заверил присутствующих мужчина, произносивший речь, – обязуюсь о них помнить всегда, день и ночь. И если что – звоните, – он передал вдове визитную карточку, сверкнувшую золотом.

Вдова всхлипнула и промокнула слезы.

– Тише, тише, не плачь, мама, все уже позади, – А мерзавцев, которые вырвали из наших рядов достойного человека, найдут обязательно, мы за этим проследим. Правда, Евдоким Емельянович? – обратился говоривший к грузному мужчине, сидевшему поодаль и с самого начала застолья не проронившему ни слова.

– Без сомнения! – тонким писклявым голосом подтвердил Евдоким Емельянович и закашлялся, словно подавившись чем-то.

Тут же в его сторону повернулись все головы, как будто от здоровья этого человека зависело благополучие всех собравшихся в зале.

Наконец Евдоким Емельянович пришел в себя и, зло сверкнув глазами, посмотрел на оратора. Тот извиняюще заулыбался, дескать, Евдоким Емельянович, я не хотел вас потревожить, так уж получилось – слово под руку. Заметив, что все по-прежнему смотрят па него, как паства на проповедника, который почему-то медлит и не начинает проповедь, Евдоким Емельянович уперся руками о край стола – кто-то тут же услужливо отодвинул его стул – и, с усилием распрямившись, «поминальный проповедник» заговорил. Голос у него был тонкий, как рыбья кость, но в наступившей тишине каждое слово звенело, словно усиленное динамиком. Говорил Евдоким Емельянович со всхлипываниями, стекла его очков поблескивали, скрывая выражение глаз.

– ..дорогие мои! В этот скорбный час, в эти тяжелые минуты, когда мы потеряли друга, жена потеряла мужа, дети – отца, коллеги – руководителя, в моем сердце нет слов, чтобы передать те чувства, которые объединили нас и собрали за этим столом. Нет слов… Поэтому предлагаю почтить минутой молчания нашего дорогого друга, отца, мужа, руководителя.

Все встали. Никто не садился до тех пор, пока Евдоким Емельянович, качнувшись вперед, не опустился на предусмотрительно подставленный стул.

Официальная часть была закончена.

– Кто это? – спросил Сиверов у своей случайной знакомой.

– А вы разве не знаете?

– Нет.

– Очень большой человек.

– Ну, то, что большой, я вижу. Весит, наверное, килограммов сто тридцать.

– О да! И в обществе у него вес колоссальный.

Политики из Госдумы в очереди стоят, чтобы попасть к нему на прием.

– Так кто же он, все-таки?

– Официально – никто. Муж говорил, а он у меня в этом деле дока, всякие дурацкие газеты читает, биржевые ведомости, за котировками следит, как фанат за хоккейными командами, так вот он говорил, что Евдоким Емельянович владеет тремя пакетами акций.

– Каких акций?

– Кто же их знает. Извините, Федор, но в акциях я ничего не понимаю. Если бы вы меня спросили о духах или о тряпках, я бы вас просветила, а в этом деле я не специалист. Но тачка у него… Вы видели, с шестью дверями? Так это его.

– Не обратил внимания, – соврал Глеб, хотя прекрасно рассмотрел шикарный лимузин со спутниковой антенной, который привез огромного, тучного, как боров, Евдокима Емельяновича.

Заметил Сиверов и то, как Евдоким Емельянович вылезал из лимузина: выставил сначала одну ногу в дорогом ботинке, затем вторую, словно демонстрируя обувь, а когда оторвал зад от сиденья, лимузин качнулся, чуть не встав на два колеса. Двое охранников в темных очках хотели помочь хозяину, но Евдоким Емельянович недовольно надул полные губы и, сверкнув стеклами очков, щелкнул пальцами на манер испанского танцора.

Охранники тут же отскочили в сторону. Евдоким Емельянович выбрался из машины, услужливые руки в ту же секунду накинули ему на плечи пальто. Все происходило очень быстро, действия были отработаны до автоматизма.

Сиверов с интересом поглядывал на людей, сидящих во главе стола. В чем, в чем, а в людях и в том, чем они занимаются, Глеб разбирался. Он сразу определил, что здесь собрались прожженные мерзавцы, на которых клейма негде ставить, это было видно с первого взгляда. В ярком свете ламп вспыхивали, играя гранями, перстни с бриллиантами, иногда из-под накрахмаленных манжет сорочек сверкали браслеты и циферблаты баснословно дорогих часов, поблескивали золотые запонки, заколки галстуков. Эти люди были не просто богаты, а несметно богаты, и своего богатства не прятали, уверенные в собственной силе.

Вели они себя спокойно и сдержанно, пили мало, время от времени поглядывали на соседей. Было видно, что они понимают друг друга без слов, как телепаты, обмениваются мыслями, похожими, словно две банкноты одного достоинства. Да и мысли их сводились все к тем же банкнотам, по преимуществу зеленого цвета.

После первых выпитых рюмок за столом стало оживленнее. Иногда даже слышался пока еще сдержанный смех, хотя гости и старались вести себя чинно, – все-таки поминки, а не свадьба. После третьей рюмки можно уже вставать из-за стола, и многие мужчины направились перекурить, чтобы в более раскованной обстановке холла обменяться мыслями о большой беде, постигшей их круг и вырвавшей из крепкой цепи одного из «неприкасаемых».

Валентина раскрыла сумочку и вынула пачку сигарет.

– А вы не желаете перекурить?

– По-моему, можно курить за столом, – огляделся Сиверов. Хотя никто и не курил, но пепельницы на столе были.

– Дело не в том, можно или нет, – возразила Валентина, – за столом не поговоришь, приходится сидеть и корчить скорбную мину. А в холле на мягких диванах можно расслабиться. Большой печали, как вы понимаете, я не испытываю, да и вы, по-моему, тоже.

– Почему же тогда приехали?

– Наверное, по той же причине, что и вы, – улыбнулась Валентина, поднимаясь из-за стола.

Глебу ничего не оставалось, как присоединиться к ней и взять ее под руку. Со стороны смотрелись они прекрасно: достойная пара – сильный, уверенный в себе мужчина и красивая женщина.

Валентина держалась непринужденно. У нее была манера – со всеми мужчинами, вне зависимости от времени знакомства, вести себя раскованно, будто они знают друг друга целую вечность.