Слепой в шаге от смерти - Андрей Воронин

Генерал улыбнулся, причем улыбка получилась кроткой, даже чуть-чуть виноватой.

– Скажу сразу, Глеб, в этом деле я могу рассчитывать только на тебя.

– Я же еще не знаю дела, Федор Филиппович, нельзя же так сразу быка за рога. А вдруг я ничем не смогу помочь?

– Сможешь, сможешь, больше некому. Мы все под колпаком.

– Не понял… Вы под колпаком?

– Да, – подтвердил генерал и тут же оглянулся, словно за его спиной кто-то Стоял и мог услышать их разговор.

– Никого нет. Вы чем-то напуганы, Федор Филиппович?

– Ты знаешь, я не на машине к тебе приехал, добирался на перекладных. Пришлось на старости лет прибегнуть к услугам общественного транспорта, даже на метро одну остановку проехал.

– Я тоже иногда езжу, и мне это даже нравится.

– Мне бы тоже понравилось, если бы катался для развлечения. Я подозреваю, что каждый мой шаг становится известен.

– Кому? – Сиверов недоуменно посмотрел на генерала.

Федор Филиппович дважды моргнул, затем взял сигарету, долго мял ее, табак сыпался в пепельницу. Глеб щелкнул зажигалкой, поднес огонек и заметил, как у Потапчука подрагивают уголки рта.

– В том-то и дело, Глеб, что я не знаю, кто эти люди. Они есть и их, вроде бы, нет. Но они контролируют каждый шаг, знают наперед, что должно произойти. Все наши операции – причем проводятся они, поверь мне, я волк битый, со всеми мерами предосторожности, в строжайшей секретности – дают в последнее время лишь нулевой результат, провал за провалом. И людей теряем, вот что противно. Я тут собрал кое-какие бумаги, кое-какие снимки, ты посмотри, а я тебе буду объяснять.

Генерал извлек папку – обыкновенную, конторскую, с немного помятыми уголками. На стол легли бумаги. Глеб отодвинул кофейник и чашку. Потапчук раздраженно поправил очки, словно они не улучшали зрение, а мешали видеть что-то ускользающее, написанное между строк. Все бумаги были подготовлены самим генералом, написаны от руки твердым, разборчивым почерком.

Сиверов читал быстро, понимая, что из этих записей нельзя выкинуть ни одного слова, как, впрочем, и что-либо добавить. Информация была краткая, но исчерпывающая. Глеб прочел о гибели полковника ФСБ Каширина Олега Ивановича и убитого вместе с ним осведомителя Бубновского Павла Николаевича из аппарата премьер-министра. Прочел и о загадочной смерти, очень похожей на самоубийство, полковника ФСБ Самохвалова Евгения Ильича, одного из руководителей аналитического центра. Просмотрев немногочисленные бумаги, Сиверов взглянул на генерала.

– Что скажешь? – Потапчук был напряжен как никогда.

– А что я должен сказать, Федор Филиппович"?

– То, чего я не знаю.

– По-моему, вы знаете больше меня, но пока не говорите.

– Сейчас скажу, Глеб, погоди. Мне надо собраться с силами. Смертность среди офицеров ФСБ уже принимает размер эпидемии, которая охватила и Совет министров. Словно зараза какая по верхам пошла, вроде СПИДа.

Глеб улыбнулся. Когда Потапчук начинал рассуждать о СПИДе или о женщинах, Сиверова это забавляло. Генерал был настолько поглощен работой, что по поводу СПИДа и женщин мог образовываться лишь в редкие минуты, глядя в экран телевизора.

– Чем они все занимались, Федор Филиппович? Что их объединяет, кроме смерти?

– Не знаю… – Потапчук задумался. – Больше всего мне не нравится то, что практически всех наверху устраивает версия, будто полковник Самохвалов покончил жизнь самоубийством у себя на даче. И вроде бы есть мотивы. Человек он не очень чистоплотный, на столе лежали фотографии, как если бы Самохвалов перед смертью просматривал их, и именно они навели его на мысль о самоубийстве.

– Что за фотографии?

– Пожалуйста, – генерал извлек из портфеля три фотографии, положил их веером на стол.

Сиверов, склонив голову, изучил снимки.

– Красивая девушка. Как я понимаю, не его жена. Полковник любил брюнеток?

– Он был отличный семьянин, во всяком случае, до рокового дня никто о его пристрастиях не подозревал, в том числе жена. Крепкая семья, хорошая дочь… Но снимки – не монтаж.

– Вы с женой беседовали?

– Беседовал. К этому, Глеб, мы вернемся немного позже, разговор у нас долгий. Я никогда не питал к Самохвалову особой симпатии, но и ничего плохого сказать о нем не могу. Исполнительный, прекрасный работник, дело свое знал. Хотя многие и поговаривали, что, если бы не его тесть, который был генералом КГБ, в полковники ему никогда бы не выбиться. Но эти утверждения чушь. Человек он самостоятельный, работать умел, от трудностей не бегал, хотя и не искал их специально.

– Вы словно на поминках говорите, – вспомнив поездку в Питер, заметил Сиверов.

– Я ему доверял, – вздохнул Потапчук.

– Он много знал?

– Ровно столько, сколько знает полковник, работающий в аналитическом центре.

– Значит, много. Наверное, даже вы столько не знаете.

– Он фильтровал информацию, которая поступала ко мне.

– И какое у вас теперь ощущение? Направленность информации изменилась, когда к делу пришел другой человек?

– Нет, с этим все в порядке. Не думаю, чтобы Самохвалов умышленно о чем-то мне не сообщал.

Конечно же, информация изменилась, но это дело личных пристрастий, взглядов на жизнь, манеры думать.

Глеб подпер голову рукой.

– Я всегда очень настороженно относился к сообщениям о самоубийстве людей, владеющих секретами.

Генерал согласно кивнул.

– Я тоже.

– Но давайте, Федор Филиппович, предположим, что это обыкновенное самоубийство. Не сам же он делал фотографии на память? А если уж сделал, то не стал бы переживать по этому поводу.

Допустим, он мог бы распереживаться, если бы фотографии нашла жена. Вы с ней говорили, она находила их?

– Да.

– Когда?

– Уже после гибели. Она первой приехала на дачу и обнаружила труп мужа и фотографии, из-за которых полковник застрелился.

– Застрелился или был застрелен?

– Этого никто не знает. По заключению суд" медэкспертизы мертвым он был уже часов четырнадцать.

– Вот видите, уже кое-что. Значит, фотографий делал не он.

– Я могу тебе сказать даже больше, Глеб. Я знаю, где эти снимки сделаны, мои люди провели работу.

– И что?

– Они сделаны в Санкт-Петербурге, в гостинице «Заря», причем сделаны профессионалом. И еще: в эту гостиницу людей уровня Самохвалова не селят.

– Судя по снимкам, полковник не пьян, скорее всего, ему хорошо, хорошо настолько, что он даже не подозревает о присутствии аппарата.

– Я пришел к такому же заключению.

– А женщина? Как, по-вашему, ей известно о том, что все фиксируется на пленку?

– Я не большой специалист в этом, но, скорее всего, известно.

– Почему вы так решили?

– Сразу видно, когда женщина позирует. Во-первых, она старается держаться к камере спиной, прячет лицо. Да и позы у нее немного более сдержанные, чем при полной раскрепощенности. А полковника она завела основательно, тот об осторожности и думать забыл.

– Я полагаю, – сказал Глеб, – если бы его шантажировали, подсунули бы еще дюжину фотографий с другими девицами, дескать, полковник Самохвалов был настолько порочен и его так плотно прижали, что ему не осталось ничего другого, как пустить себе пулю в висок. А тут, в общем, ерунда.

Самое большое – скандал дома. Но скандал, Федор Филиппович – дело житейское. Чтобы застрелиться, нужны более веские основания.

– Возможно, кто-то сознательно хочет, чтобы мы приняли версию самоубийства.

– А что вас еще настораживает, Федор Филиппович?

– Мои люди основательно прижали сотрудников гостиницы: там полковника видели, фотографию опознали.

– А женщину?

– Женщину не видели никогда.

– Получается, она впервые попала в «Зарю»?

– Ее там вообще не видели. И возможно, она даже не из Питера. Проблема в том, Глеб, что на всех трех фотографиях нет лица. Я полагаю, снимки отфильтровали, или, возможно, она сама прятала лицо, зная, где находится камера.

– Значит, она заодно с убийцами и выполняла их просьбу? Тогда она не проститутка?

– Все может быть.

– А пистолет?

– Оружие не его.

– Пистолет, я полагаю, проверили?

– Проверили. За ним ничего нет. Пистолет заграничного производства, итальянский. Мог быть куплен пять лет назад, а мог и накануне самоубийства или убийства.

– По каким делам полковник оказался в Питере?

– По делам службы. Есть командировка, я лично подписывал. Ему надо было встретиться с нашими коллегами, жил он в служебной гостинице, ночь накануне провел в одноместном номере. Это подтверждено дежурным.

– Звонки в номер фиксировали?

– Все не фиксировали, лишь межгород. Ночью он звонил жене, это зафиксировано.

– Значит, накануне он точно был в гостинице?

– Да, – кивнул генерал, – выходит, встреча с этой дамой планировалась заранее, следовательно, знакомы они были давно и виделись не в первый раз.