Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь - Элина Литера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мия сидела над плошкой какого-то варева в конце стола у стены и прислушивалась. Я быстро сделала ей знак молчать. — Джованни-то когда придет? — вступила я в разговор. — Да к вечеру. Вы это... до леса с нами дойдете, ага? — Зачем до леса? — Так мы ж, — мужик глотнул еще, и я сделала трактирщику знак повторить, — эта... ох... у оврага будем. Типа украли ее. А он... ну это... спасет ее типа. После женится будто бы позор прикрыть, значит.
Антония дала последний шанс романтике: — Что, так ее любит? — А... — мужичок махнул рукой, — за Мийкой батя пять золотых даст, а Джованни на городскую жизнь губу раскатал...
С другого конца стола послышался длинный всхлип. По лицу Мии покатились слезы. — С ней вместе? — уточнила подруга. Надежда умирает последней. — На ш-ш-што она там ему? — оторвавшись от кружки, мужик удивленно глянул на Антонию и присосался к элю снова.
Я кровожадно ухмыльнулась. Но дознавателю Рамиросу еще не все было ясно: — Почему позор? Вы что, собираетесь ее... того? — Не-е... мы не того... мы Мийку не тронем, тока пожамкаем чуток тута и тама, девке не убудет... ик... да платье подерем, шоб думали, будто девка порченая, и за Джованни отдали.
Мия давилась рыданиями.
Нет, драка в таверне уже была в моем опыте. Это лишнее. Трактирщик принес две кружки, и я поставила их перед краснеющими носами сельских махинаторов. Пока проспятся, мы уже до деревни доберемся. Ух и похмелье их ждет... Я подошла к трактирщику и дала ему серебряк: — Будут завтра просить похмелиться, ни в коем случае не наливать.
Трактирщик заржал.
***
Мы засели в овраге, спрятав коней в кустах. Мия прислонилась к дереву у склона, обняла руками колени и выплакивала свою потоптанную любовь в мокрый передник.
"Соловей" явился, когда смеркалось. — Мия! О, что с тобой, любимая!
Могу поспорить, что эту реплику "певчий птиц" стянул из репертуара бродячей труппы. Странно, что парень с ними не уехал. Такого таланта для балагана хватило бы. Но девушка не оценила переливы: — Гад! Подлюга! Ты в город сбежать хотел!
Принц из развалюхи громко вздохнул. — Знал же, что этим пропойцам доверять нельзя. Где они? Да угомонись ты, кошка драная. — Ай, больно!
Мы вылетели из оврага за спиной у мерзавца. Мия сидела на земле. Не заметив нас, "соловей" начал надвигаться на девушку: — Ну раз свадебка не сладилась...
Наверно, зря мы заломали ему две руки сразу, но договариваться времени не было, да и желания тоже. Изрядно пропахав носом землю, Джованни чертыхнулся. Скосив глаза, он взвыл: — Ах вот оно что! Сама меня на городских променяла!
Антония чуть нажала: — Помолчи лучше. — И обернулась ко мне, — и что нам с этим обмылком делать?
***
В деревню мы въехали торжественным шагом. Мия сидела сзади меня, Антония вела извалянного в земле парня на веревке (у меня очень запасливая подруга). Встревоженные тем, что Мия все еще не вернулась с ягод, селяне высыпали навстречу.
Байка получилась складной: девочка заблудилась, парень ее по правде нашел, вот только... Я окинула взглядом толпу. Ага, вот эта, похоже, жена старосты. Я наклонилась к бабе и громко зашептала: "Засвербило, видать. Пришлось ей бежать по лесу от его свербежа, а мы вопли услышали, ну и успели".
Мия нехорошо щурилась, глядя на бывшего поклонника. Тот что-то бормотал прыгающими губами и трясся — понял, что двум господам и дочери крепкого хозяина веры больше, чем ему, никчемному.
Передав Мию в руки семьи, а Джованни мужикам, мы поинтересовались, где тут можно переночевать. Постоялого двора в деревушке не было, а при местной "наливайке" комнат не водилось. Старостиха зазвала нас в свой дом, пообещав выставить младших сыновей на сеновал.
Съев немудрящий ужин, я проводила взглядом старшего сына старосты, который куда-то собирался. Вышла за ним и увидела, что парень старательно обрывает цветочки у забора. — Зайди-ка к нам. Поговорить надо.
***
Мы сидели в небольшой комнате, где умещались только две кровати и сундук. Жених Мии занял, казалось, чуть ли не половину свободного места. Здоровяк вздыхал и вертел в пальцах ромашки. Этими пальцами, я уверена, гвозди можно вытаскивать без дергача. Цветочки были при смерти.
— Ты скажи, дубина ты стоеросовая, зачем женишься на девке, которую от тебя воротит? — после практики в роли булочницы у меня хорошо получалось говорить с селянами на их языке. Так лучше доходит. — Дык я... это... нравится она мне шибко. — Ну и что теперь? Силком замуж брать, чтоб она зимой в прорубь заглядывалась? — Я ей все дам, хозяйство, курей, корова будет! — Дурак ты. Жить-то ей не с курями, и по ночам не корову обнимать.
Парень засопел: — А делать-то что... — Обольсти ее. — Чаво? — Тьфу ты. Охмури! — Дык я и пел уже, и танцевал перед ней — она морщится только.
Я вздохнула: — Прямо скажем — пение и танцы не твое. Что ты хорошо делать умеешь, кроме как сеять и пахать вовремя?
Несчастный влюбленный задумался. — Дерево режу хорошо. Думал ей досточку кухарную сделать, чтоб красиво. — Досточку... Ты ей дом сделай, чтоб красиво. Дом свой ставишь? — Ставлю. Батя с братьями помогает, как заведено, но я сам больше всех. К зиме успеем. — Сделай ей резной дом, чтоб цветы всякие, птицы там, чтоб не стыдно было принцессе жить. Этот захудалик гвоздя ровно вбить не может, а ты укрась дом, чтоб не просто удобно. Надо, чтоб глаз радовался, и сердце пело. Понимаешь?
У Антонии из сумки извлекли писчие принадлежности. Жених Мии принес табурет, и до поздней ночи споря до хрипоты и размахивая руками рисовали наброски будущего дома "принцессы". Точнее, рисовала я, а сын старосты и Антония перебивая друг друга выкрикивали идеи. Когда просветленный парень ушел, поглядывая на листки и бормоча "и тут еще этих, как их, фьялок надо, любит она фьялки", я вытянулась на кровати.
Перед глазами стояли
