Зомбированный город - Сергей Самаров

Уже перед сном Игорю Илларионовичу позвонил Арсен Эмильевич. Он вообще-то мог иногда позвонить среди ночи, ничуть не стесняясь, просто ради того, чтобы поболтать ни о чем в то время, когда ему не спится. А спит или не спит собеседник, его мало волновало.

— Ларионыч, я ведь все еще работаю. И спать сегодня на рабочем столе буду. И лаборантов своих работать заставил, — судя по голосу, Торсисян жаловался, но в действительности он просто хвастался трудностями, которые ему приходится преодолевать, чтобы заслужить звание признанного гения.

— А если вообще не спать?

— Как так? — не понял Арсен Эмильевич.

— Просто. Составляешь из группы две смены. Работают по двенадцать часов. Ты — двадцать четыре часа с перерывами на сон по пятнадцать минут через каждые четыре часа.

— Я так не умею.

— Попроси спецназовцев. Они тебя научат. Могу и я научить. Ты сам как, гипнабельный? Я вот почему-то абсолютно нет.

— Относительно. Мне мощный раппорт[17] нужен, чтобы меня в транс ввести. Не у всех получается. Я слишком на себе замкнут. Самодостаточен.

— А быстрым методом? Принудительно. Или цыганский гипноз[18]… Или даже эриксоновский[19]…

Про эриксоновский гипноз Страхов заговорил не случайно. Это предложение просто отводило подозрения от Игоря Илларионовича в том, что он желает заглянуть в мысли Торсисяна, и снимало настороженность коллеги.

— Не пробовал. А что ты хочешь?

— Состояние «ключа» знаешь?

— А-а… Слышал. Что это даст?.. Это не для меня. Я сам — сильный.

— Спецназовцы тоже народ не хилый. А спецназ ГРУ обучают этому. Что-то дает. Я слышал, они себе с помощью мысли даже раны лечат. Входят в состояние «ключа» и прекращают кровотечение из раны. Но, главное, это дает возможность обмануть организм, поспать пятнадцать минут, а организм отдохнет, как за полноценную ночь.

— Я подумаю, — холодно отреагировал на предложение профессор Торсисян. — Наведу справки. Не уверен, что со мной это пройдет. А если не пройдет, то и время терять не буду. Мне и так его отпущено очень мало.

— Думай. Я завтра с утра буду, поговорим. А сейчас я ложусь спать, чего тебе не желаю. Не спи и сделай мне за пять дней панель управления, — последняя фраза звучала уже как установка гипнотизера. Но проводить сеансы по телефону Игорь Илларионович не умел. Читал, что некоторым специалистам это удается. Однако сам не пробовал, тем более это сложно, если вообще возможно, с таким человеком, как Арсен Эмильевич, который всякому влиянию со стороны, даже доброжелательному, будет сопротивляться, потому что понимает и знает, как легко доброжелательное влияние перевести в недоброжелательное. — Ладно. До завтра.

— Ага… Давай… — Арсен Эмильевич отключился от разговора.

В том, что Торсисян откажется от сеанса гипноза, Игорь Илларионович не сомневался. Оставлять свою голову и свои мысли «открытыми» для чужого человека он не пожелает. И если Страхов в своих рассуждениях прав, Торсисяна в случае согласия ждет судьба артиста Игоря Владимировича или жены прапорщика с топором. Но ведь о том, что собирается работать с ними, Игорь Илларионович предупреждал не кого-то постороннего, а только профессора Торсисяна. Сам прекрасно владеющий гипнозом, Арсен Эмильевич отлично знал, что официальные утверждения светил психотерапии о том, что человека никогда нельзя заставить сделать что-то, что противоречило бы его принципам, как нельзя заставить сказать то, что в здравом уме и ясной памяти он не желает говорить, ерунда, придуманная специально для спокойствия пациентов. Каждому человеку есть что скрывать. У каждого где-то в глубине души таится участок, который индивид прячет от постороннего взора. Безразлично, поступок это или назойливые мысли, мечта, так и не воплотившаяся, но для постороннего наивная или неприличная. И человек не желает этот участок своей души выставлять напоказ. Но все светила психотерапии лукавят и сами прекрасно об этом знают. Можно заставить человека сделать все, что угодно гипнотизеру, даже простым усилием воли, не говоря уже об обмане. Можно женщину сделать серийной убийцей, внушив ей, что какие-то мужчины покушаются на жизнь ее ребенка. Простейший обман, но действенный. Это уже было, кажется, в ирландской судебной практике. А в жизни эта женщина была робкой и стеснительной особой. В любой ситуации можно придумать обман и заставить разговориться даже самого несговорчивого человека. И, зная все это, Торсисян на гипноз не пойдет. Он лучше откажется от звания признанного гения, но останется живым. Даже если Игорь Илларионович никому не станет сообщать о том, что будет гипнотизировать коллегу, заинтересованные люди об этом узнают. Наверняка телефон Страхова прослушивается. И не китайцами, а российскими спецслужбами, к которым Арсен Эмильевич имеет непосредственное отношение.

Звонок коллеги как-то отвлек Игоря Илларионовича от мыслей о печальной судьбе Елизаветы. Он опасался, что эти мысли долго не дадут ему уснуть, но уснул, как оказалось, сразу. Может быть, дополнительно сказалась усталость от непривычного занятия — обучения спецназовцев. Однако спал, видимо, недолго. Страхов даже не помнил, что он видел во сне, и не знал, пришла в голову мысль из сна или она просто во сне пришла в голову. Но профессор ясно осознал, что звонил Арсен Эмильевич не просто так, а чтобы проверить реакцию Страхова на смерть Елизаветы. Ему уже все сообщили. Наверняка сообщили и о звонке Игоря Илларионовича жене прапорщика. И предполагали, что профессор Страхов начнет задавать вопросы Арсену Эмильевичу, может быть, даже высказывать упреки. Но он только перед этим сидел с трубкой в руке и думал. А потом решил, что откровенничать с Торсисяном — значит и себе приговор подписать.

Но Страхов о Елизавете словом не обмолвился. А сам Торсисян просто не рискнул спросить. Это могло бы выглядеть подозрительным. Значит, этот звонок — проверка реакции на событие. Проверка реакции на заинтересованность и на возможное вмешательство в дело, которое его, по большому счету, не касается. Страхов, может быть, благодаря своему полусонному состоянию и нежеланию проявлять активность, эту проверку выдержал. А вот Торсисян не выдержал. Если бы он не звонил, в голове Игоря Илларионовича могли бы быть сомнения, а могли бы и не быть. А после звонка появилась уже уверенность — профессор Арсен Эмильевич Торсисян имеет к этим двум убийствам самое непосредственное отношение. Конечно, он не убивал. Об этом даже и говорить глупо. Он не тот человек, что будет с топором на соседа бросаться, но он предупреждал о возможности раскрытия и тем самым подписывал людям приговор.

Конечно, и сам Игорь Илларионович чувствовал вину. Ведь Торсисян предупреждал своих заказчиков о возможности раскрытия, взяв факты не из головы, а после откровений Страхова. Значит, и его вина в этом есть, значит, и он причастен к подписанию приговора. Ощущать это было неприятно. И даже мысль о том, что он это делал неумышленно, в отличие от своего коллеги, мало утешала. И теперь Игорь Илларионович в самом деле никак не мог уснуть. Он долго ворочался с боку на бок, потом это ему надоело, и он, хотя самогипнозом владел гораздо хуже, чем гипнозом, все же сумел успокоить себя и усыпить…

Но утром Игорь Илларионович, к своему удивлению, встал бодрым. Проснулся даже раньше, чем зазвенел будильник — от звуков на кухне. Алина сегодня выходила на работу после выходных и встала раньше отца. Звуки с кухни сразу напомнили о том, что покойная жена всегда вставала задолго до того, как пробуждался муж или дочь, и готовила им завтрак. И просыпалась она без всяких будильников. Для нее лучшим будильником было чувство ответственности. Сейчас привычку матери переняла дочь, но не полностью. Она обычно два дня работала в своей страховой компании по двенадцать часов, потом два дня отдыхала. И рано вставала только тогда, когда ей следовало идти на работу. Два других дня Игорь Илларионович обслуживал себя сам, что было даже легче, потому что ел что-нибудь легкое, пару бутербродов, а дочь всегда что-то готовила, и приходилось плотно, как он считал, завтракать.

После завтрака у Игоря Илларионовича имелся еще час до того, как следовало отправиться на работу, и он решил посвятить его, как обычно, делу. Он засел за компьютер. Вчерашние мысли уже не донимали его до такой степени, что мешали работе. Поработав, он не забыл перед уходом из дома снять и переложить в карман внешний жесткий диск.

Алина ушла раньше. Она, как и отец, предпочитала пользоваться городским общественным транспортом, хотя все ее коллеги по работе, как мужчины, так и женщины, уговаривали Алину завести, как и они, собственную машину. Права Алина имела, но не хотела приобретать машину, считая, что в московских условиях это только лишняя забота. А на престиж Алина плевала.

Добравшись до институтского автобуса, Игорь Илларионович занял свое привычное место. Обычно рядом с ним сидел Арсен Эмильевич, но в это утро его не было, значит, профессор Торсисян, как и обещал, провел ночь, лежа на столе в своей лаборатории. Если лаборанты тоже остались на ночь рядом со своими рабочими местами, их можно было пожалеть. Однажды Торсисян ночевал у Игоря Илларионовича еще на старой квартире. Спал в соседней комнате, но Страхов всю ночь не мог уснуть из-за богатырского храпа Арсена Эмильевича.