Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды - Стивен Бэчелор

В традиционных буддийских обществах стать монахом означало получить образование. Такие монастыри, как Сэра или Сунгвангса, были семинариями и учебными центрами, а не закрытыми сообществами тихих созерцателей. В то время как монахи погружались в тонкости и сложности буддийской философии, большая часть мирян должна была довольствоваться благочестивыми ритуалами, просительными молитвами, соблюдением нравственных и религиозных обязанностей и пожертвованиями (дана), на которые существовали монастыри. Если они хотели большего, им советовалось накапливать «заслугу» и молиться о лучшем перерождении в следующей жизни. Это привело к появлению двух классов буддистов: профессионального духовенства, с одной стороны, и благочестивых, но часто неграмотных мирян – с другой.

Когда Мартина и я начали преподавать буддизм в Англии, стало очевидно, что такое разделение между монахами и мирянами больше не соответствовало реальности. Люди, которые читали мои книги и посещали наши ретриты, были глубоко образованными людьми, часто с семьями и успешной карьерой, у них было достаточно свободного времени на то, чтобы преследовать свои религиозные и философские интересы, но не было никакого желания становиться безбрачными монахами и монахинями. Для многих из них традиционные буддийские практики мирян казались слепо религиозными, примитивными и суеверными. Они искали последовательную и строгую философию жизни, совмещенную с медитативной практикой, которая могла изменить их ситуацию здесь и сейчас, а не ряд утешающих верований и чаяний, которые обещали награды в гипотетическом будущем существовании. Казалось, нужен был третий путь: специально разработанный для рассудительных и образованных мирян.

В июле 1985 года, спустя четыре месяца после возвращения в Англию, я отправился в Рикон, в Швейцарии, чтобы участвовать в посвящении Калачакры, которое впервые в Европе собирался дать Далай-лама. Тантра Калачакры (Колеса времени) – одна из самых сложных практик Ваджраяны, разработка которой отметила последний расцвет буддизма в Индии в десятом веке нашей эры. Это – эсхатологическое учение, основанное на легенде о царстве Шамбала, рассказывающей о будущем великом сражении на земле, которое окончится победой воинства Шамбалы над ордами варваров и началом нового буддийского «золотого века». Привлекательность таких пророчеств для людей, которые были изгнаны из родной страны «варварской» коммунистической силой, была очевидна. Но Далай-лама, не ссылаясь на трагический опыт Тибета, начал представлять Калачакру как молитву о мире во всем мире.

Я уже получил посвящение Калачакры от Далай-ламы в 1974 в Индии, хотя я давно оставил попытки практиковать его. И у меня не было никакого желания обновить свою приверженность тому, что я теперь считал чрезмерно сложным и мистическим комплексом ритуалов, не имеющих никакого отношения к моей собственной жизни. Были другие причины для того, чтобы вернуться в Швейцарию. Например, увидеть геше Рабтена.

Первые месяцы в Шарпхэм-хаусе я переводил текст, который геше дал мне во время приезда в Тхарпа Чолинг в прошлом году. Песнь о глубоком видении оказалась сложным и – для тибетского монаха – удивительно личным описанием его медитаций о пустоте во время долгого уединения в хижине в Дхарамсале. Геше описывает, как однажды он пришел к выводу, что нечто пусто в том смысле, что оно не является «ни существующим, ни несуществующим». Хотя он достиг этого проникновения благодаря своему медитативному вопрошанию, он понимал, что его вывод противоречит официальным представлениям традиции Гелуг, в которой он был обучен и в которой считается, что пустота – это «простое отсутствие врожденного существования». После обсуждения этой дилеммы со своим учителем Триджангом Ринпоче, младшим наставником Далай-ламы, он оставил свое собственное понимание из уважения к превосходящей мудрости его коренного ламы. До меня дошло, что геше, возможно, выбрал меня в качестве переводчика своего текста, потому что мне в свое время не хватило веры в своего учителя.

Я представил свой перевод геше Рабтену, когда встретил его в Риконе, куда он тоже приехал, чтобы посетить посвящение Калачакры. В сравнении с нашей последней встречей он выглядел намного лучше. Лечение, которое он получал, казалось, помогало ему. Я уже сообщил геше о своем решении стать мирянином и жениться, но он впервые после этого видел меня лично и в сопровождении жены. Он сердечно приветствовал Мартину и не сказал ни слова о моем изменившемся статусе, но я не мог не чувствовать себя так, как будто я снова подвел его.

Другой причиной для приезда в Швейцарию было стремление узнать мнение Далай-ламы о скандале, который недавно разразился на страницах Срединного пути, ежеквартального журнала Лондонского буддийского общества, для которого я все чаще – хоть и даром – писал статьи. В майском номере того года журнал опубликовал рецензию на книгу Далай-ламы Доброта, ясность и постижение сути [1] . Рецензент воспользовался случаем, чтобы похвалить Далай-ламу за то, что Его Святейшество запретил практику поклонения божеству-защитнику по имени Дордже Шугден, чьи последователи, как он утверждал, жестоко преследовали школу Ньингма тибетского буддизма в Восточном Тибете в первые годы двадцатого века, опустошая их монастыри и разрушая их религиозные объекты. (В книге, однако, не упоминалось ни одно из этих событий.) Как только рецензия на книгу появилась на страницах журнала, редактору пришло яростное послание от лица общины Института Манджушри в Камбрии (где семью годами ранее я проработал месяц с геше Келсанг Гьяцо во время моего первого возвращения в Англию). В этом послании рецензента обвиняли в том, что он клеветал на их веру и распространял ложные обвинения. Джон Снеллинг, редактор Срединного пути, не представлял, что делать. Он попросил, чтобы я проконсультировался с Далай-ламой, покровителем Буддийского общества, как редакция журнала должна была поступить в этой ситуации.

Я впервые услышал о Дордже Шугдене от останавливающего дождь ламы школы Ньингма Еше Дордже. Незадолго до того, как я покинул Дхарамсалу, он отвел меня в сторону и быстро прошептал в ухо, чтобы я никогда ни в коем случае не связывался с этим божеством. В Швейцарии я узнал, что геше Рабтен, как и его собственный учитель Триджанг Ринпоче, младший наставник Далай-ламы, был посвящен в культ Дордже Шугдена. Дордже Шугден – сердитый субъект в широкополой шляпе и верхом на коне – считался у своих поклонников защитником чистоты учения Цонкапы, основателя школы Гелуг. Считалось, что этот гневный бог поразит болезнью или пошлет несчастный случай на любого последователя школы Гелуг, достаточно безрассудного, чтобы принять еретическое учение, особенно относящееся к Дзогчену.

Дзогчен (Великое совершенство) – это медитативная практика, распространенная в тибетской школе Ньингма (Древняя), которая возводит свое происхождение к первой фазе распространения буддизма в Тибете в седьмом веке нашей эры. Основным понятием дзогчена является ригпа, которое с тибетского языка буквально переводится как «знание», но со временем стало обозначать «чистое знание», которое, как полагают, лежит в основании всего опыта. Ригпа считается разумом самого Будды, по своей сути безупречно чистым, но имманентно присутствующим в каждом моменте потока сознания. Для практики дзогчена требуется, чтобы на «пустую, сияющую, спонтанную и сострадательную» природу ригпа «указал» ученику квалифицированный лама. С этого момента практикующий дзогчен стремится проживать каждое мгновение с точки зрения ригпа, а не своего запутанного эгоцентричного сознания.

Практика дзогчен столетиями вызывала ожесточенные споры в Тибете. Некоторые ламы критиковали ее как отголосок учения китайского мастера чань (дзэн) Хэшана, которое было запрещено в Тибете в восьмом веке. Другие, в особенности представители школы Гелуг, считали ригпа завуалированной версией брахманистской идеи мировой души (Атмана/Бога), которую отверг Будда. Истинная Дхарма, как они настаивали, была основана лишь на принципах зависимости и пустоты и не допускает никакой квазитеистической Основы Бытия.

Еще со времен своего пребывания в Дхарамсале я знал, что сам Далай-лама получал наставления по дзог-чену от выдающегося ламы школы Ньингма Дилго Кхьенце Ринпоче. Я уважал открытость Далай-ламы для практик всех школ тибетского буддизма помимо той, в которой он был обучен. Он стремился разработать синтез тибетского буддийского учения, чтобы преодолеть сектантство, которое часто портило отношения между сторонниками различных тибетских традиций. Действительно, заключительная глава его книги Доброта, ясность и постижение сути была исследованием, в котором он попытался примирить некоторые из противоположных представлений школ Ньингма и Гелуг. Эти поиски гармонии среди изгнанных из родной страны тибетцев, кажется, были одной из причин, почему начиная с середины 1970-х он со все большим подозрением относился к Дордже Шугдену. Далай-лама объявил, что Дордже Шугден – это не проявление мудрости Будды, как считали поледователи его культа, а всего лишь земной дух, который должен быть соответственно понижен в статусе. Если Далай-лама был прав, то выходило, что некоторые из наиболее уважаемых учителей традиции Гелуг, включая праведного и весьма почитаемого младшего наставника, были некоторым образом обмануты зловредным призраком.