Лили и море - Катрин Пулэн

— А что это такое? — сказал он.

— Да, мой велосипед. Ладно, это не серьезно.

— Как погуляла? Ты была с парнями?

— Да нет, я видела только экипаж «Азартного». Мы пили Белый русский. После того я жутко скучала.

Он протягивает мне сигарету, подходит к свету.

— Спасибо, Йан.

В порту тихо. В этот час вся жизнь в барах. Ты можешь слышать судна, которые прикреплены швартовыми тросами, буи появляются и исчезают, зажатые между боками и понтоном, вода плещется возле корпуса. Я сижу на доске трюма. Он сидит рядом.

— Чем ты занимался? — спрашиваю я.

— Мы вышли с Джессом чего-нибудь поесть в мексиканском ресторанчике. А потом он пошел пить. А я пошел домой.

— Тебе не было скучно?

— Я бросил пить. Я не буду опять вступать в это дерьмо и раздражаться оттого, что мне скучно.

— Ты прав. Для удовольствия не надо бухать даже в своих барах, нужно покончить с этим. Сначала это смешно, но это не сложно — перестать пить.

— Ну, все нормально, — сказал он.

Я молчала. Он не был лохом.

— Придется работать как сумасшедшей. Чуть больше недели до открытия. Завтра утром мы будем перебирать крючковые снасти, запутанные секции будут откладываться в сторону, нет времени заниматься ерундой. Необходимо удалить старую наживку, починить порванные сети, поставить рыболовные крючки, где их не хватает. И можно будет быстро наживлять.

Джуд и Саймон вернулись поздно ночью. Я даже не слышала когда. В пять часов я просыпаюсь, и это как чрезвычайная ситуация. Мне как бы напомнило сквозь сон: утром в порт. Джуд ужасно храпит, иногда кашляет во сне, хриплый кашель буквально душит его. Саймон глубоко вздыхает во сне. Дэйв еще не вернулся. В темноте я хватаю одежду, нахожу свои носки, наощупь выбрав их из кучи валяющихся вперемешку мужских носков, забираю несколько вещей из-под подушки. Без звука выхожу. Свет каюты освещает мое лицо. В спешке быстро-быстро надеваю бесформенные штаны, длинный свитер, ботинки. Я беру кофейник, наполняю его водой. Я выхожу. Одна-одинешенька и свободная на причале. Судно стоит у причала. Я иду, утро настает. Крик птиц вдалеке и совсем рядом, резкий и протяжный крик, ощущается запах от воды, запах водорослей и соли, зловоние ила и дизельного топлива, все это стоит в моем горле. Ветер утих, и видно, что вода едва колышется. Один момент, жалобный гудок парома, проходящего через гавань. На дороге появляется несколько пикапов. Мужчины отсыпаются, спят на кушетках или на холодных чистых простынях в мотеле, спят в приюте брата Франциска… спят на скамейках…

Я иду. Чайки медленно парят в небе. На мачтах неподвижные орлы. Птицы, кажется, единственные, кто выжил этой ночью. Появляется солнце. Гора Пиллар выделяется в тумане. Я останавливаюсь у туалетной комнаты управления капитана порта. Офис такси уже открыт. Одной ногой я придерживаю дверь. Я протираю лицо и тело своим шарфом. Мои бедра — два белых крыла с каждой стороны моего живота, моя задница крепкая, как полированное дерево. Я вытаскиваю из волос гребень, сжимаю его в зубах и укладываю непослушные пряди пальцами. Я снова выхожу на безлюдную набережную, лишь орел и два ворона дерутся из-за мертвой рыбы. После сигареты, выкуренной ночью, свежий воздух особенно хорош для моего горла. Я иду вдоль бара «У Тони», винного магазина. Возле супермаркета разгружается грузовик, на фоне неба появляется усталый человек, он пытается встать и валится на скамейку. Грязные пряди черных волос, скрывают его лицо. Он с удивлением смотрит на свою грязную обувь. Я пересекаю пустынную площадь, обхожу рытвины/на дороге. Я теряю свои крылья и весь свой блеск, толкая дверь в «Байкери Холл», где дневной свет сменяется светом неоновых ламп. Я чувствую запах свежемолотого кофе. Рыжая и пухленькая девушка раскладывает пирожные. Она бросает на меня беглый взгляд.

— Один момент, пожалуйста, — говорит она мне своим высоким голосом.

Я присаживаюсь за стол. Мои мужские натруженные руки кажутся непропорционально большими. Она смотрит на меня своими красивыми зелеными глазами женщины.

— А теперь я полностью в вашем распоряжении…

— О, мне только кофе, — произношу я вполголоса.

В бар входит молодой рыбак в зеленых сапогах. Легкие брюки плотно облегают его крепкие ноги. Он вразвалку подходит к стойке, у него высокий чистый лоб, его волосы взъерошены. Каждая мышца на его ногах пульсирует под тканью хлопка. Рыжеволосая поворачивает голову, ее лицо озаряет улыбка. Она играет глазами, что-то меняется в ее поведении и чертах лица, в тоне ее голоса. Я сижу лицом к двери. Их слова не доходят до меня. Снаружи уже светло.

Когда я шла назад, к судну, жизнь уже начала возвращаться в доки. Я боялась опоздать. Ребята все еще дрыхнут. Дэйв на палубе. Руки прижаты к спине, он вытянул свои длинные ноги.

— О, Дэйв! Ты выглядишь счастливым…

— Я рад. — Он смеется. — Ты только что вернулась после ночи?

— Нет. Небольшое кафе, вот где я была. А прошлой ночью я рано пришла домой.

— Ты оставила красавца Джейсона?

Теперь моя очередь смеяться.

— Да плевать мне на Джейсона.

Дэйв исчезает в каюте. Я слышу кашель Джуда.

— Эй, брат! Вечеринка уже закончилась… — сказал он почти нежно. — Гнилые снасти ждут тебя.

Со своей койки спускается Саймон. Дэйв усаживается в кают-компании. Я ставлю на стол четыре кружки. Появляется Джуд. Звук будильника заставил его вскочить, но его способность соображать еще спит. Он подходит к мойке как лунатик, плескает немного воды на лицо, опухшее и красное. Он налил себе кофе, его блуждающие глаза в состоянии полного ступора.

Два матроса ссорятся из-за тележки внизу у перехода, чтобы загрузить свои ящики с наживкой. Мы возобновили работу на задней стороне палубы, на длинном алюминиевом столе, где находятся вонючие чаны. «Мятежный» пришвартован кормой к причальным тумбам дока, когда мы поднимаем голову, то можем видеть переход между стенками. Наживка начинает портиться, поэтому мы снимаем ее с крючков. При этом наши пальцы погружены в горьковато-соленый сок, а эластичные и вязкие кусочки липнут к нашим специальным перчаткам. Мимо проходят парни, на плечах у них duffle-bag — своего рода мешки с личными вещами.

— Нужен ли человек на борт?

— Укомплектован!

Студенты с гладкой и нежной кожей идут от одного корабля к другому, предлагая себя в качестве работников, надеясь, что их возьмут.

— Нужны ли работники, чтобы насаживать наживку?

— Вам нужен шкипер, а он вышел.

И они уходят. Может, им повезет в другом месте. Мэрфи возвращается с набережной, идет вразвалку, покачивая тяжелыми бедрами. Он останавливается, шутит с парнями на палубе одного из кораблей, шумно смеется, идет к следующему.

— Лили! — кричит он, когда доходит до нас. — Ты наконец нашла свой корабль! Я тебя больше не видел… И как твоя рука?

Напротив меня работает Джуд. Он на мгновение поднимает голову, бросает на меня удивленный взгляд. Его бровь взлетает вверх. Он поворачивается к доку.

— Привет, Мэрфи, — говорит он флегматичным голосом. — Как твои дела? Мне кажется, что ты ищешь возможность получить работу.

— Привет, брат, мне чертовски наплевать на то, что тебе там кажется, я полагаю, что мне вполне достаточно зарабатывать свои три су, горбатясь на оборудовании других.

— Возвращайся чуть позже, если ничего не найдешь, шкипер должен скоро подойти.

— И где же ваш шкипер?

— Должно быть, торчит где-то в городе.

Мэрфи раскачивает свое мощное тело, переминаясь с одной ноги на другую.

— Я еще немного поспрашиваю работенку, — говорит он, — а потом пойду прогуляться в сквер… Приходи к нами, когда найдешь время. У нас, возможно, будет повод хорошенько выпить.

— Ах, ты опять начал?

— Это зависит от повода и особых случаев. Хорошо, я иду туда. Удачи, Лили! — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Позаботься о ней, Джуд. Я помню, какая она была несчастная, когда нанялась на «Мятежный», буквально плакала на моем плече.

Будь спокоен, позабочусь, — отвечает Джуд, лицо его при этом непроницаемо.

Мэрфи удаляется до ближайшего судна. Джуд бросает на меня строгий взгляд:

— Откуда ты его знаешь?

— Познакомились в сквере.

— Что ты делала тогда в сквере?

— Это было на празднике краба… Когда я вас ожидала, после больницы. Говорили с ним однажды.

— Хм, — только и сказал Джуд.

Он смотрит вниз на крючковые снасти, показывает на скрутку сетки, которая порвалась. Он закуривает «Кэмел», сплевывает. Он уже опять очень далеко.

Саймон опрокинул ведро со старой наживкой.

— Приятного аппетита, крабы, — говорит Дэйв. — Для нас, возможно, это тоже время обеденного перерыва.

Во второй половине дня пришел Адам. У него изможденное лицо, щеки — в складках от крыльев носа до уголков рта, бледная кожа в сочетании с серыми кругами под глазами, запавшими и настороженными, как у животного. Увядшая кожа его век пульсирует. Глубокие морщины избороздили лоб. Его лицо испугало меня, но Дэйв со смехом похлопал его по плечу: