Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга - Филип Хосе Фармер

А вот его сыну рецензенты изрядно попортили кровь. Сомерс был признан великим писателем, лишь дожив до весьма преклонных лет. Получая Нобелевскую премию по литературе, он заявил: «Это не заживит ран». Он знал: критики никогда не признают своей неправоты. Травля продолжится.

Саймон был обеспокоен тем, что он тоже может расстроить шалтуниан. Нет, он не вкладывал им в уши никаких новых идей. Все, что он делал, это задавал вопросы. Одна беда, вопросы частенько бывают опаснее, чем пропаганда. Они порождают новые мысли.

С другой стороны, вряд ли ему удастся заронить в умы шалтуниан искорку новизны. По большому счету, взрослые особи присутствовали в этом мире не более одного дня. Молодежь же была слишком занята играми и подготовкой к тому времени, когда они перестанут быть полноправными хозяевами собственных тел.

Ближе к концу своего пребывания на Шалтуне, одним прекрасным солнечным утром, Саймон покинул корабль, чтобы посетить Храм Шалтун, намереваясь посвятить день изучению тамошних обрядов. Шалтун была главным божеством планеты, ее ближайшим земным эквивалентом являлась Венера или Афродита. Он шагал по улицам, которые показались ему подозрительно пустыми. Он уже начал ломать голову над тем, что происходит, когда внезапно раздался дикий крик. Он побежал к дому, откуда тот доносился, и распахнул дверь. В прихожей дрались мужчина и женщина. У Саймона было правило никогда не вмешиваться в семейные ссоры. Замечательное правило, которому, однако, истинно гуманная личность была не в силах следовать. Еще минута, и одна или обе истекающие кровью и покрытые синяками стороны падут замертво. Саймон встал между ними, однако тотчас отскочил назад и кинулся наутек. Как и следовало ожидать, противники обратили свою ярость против него.

Поскольку они бросились за ним вдогонку, он тут же дал стрекача. Он, только пятки сверкали, летел по улице, и из домов, мимо которых он пробегал, слышались истошные вопли. Завернув за угол, он на бегу врезался в беснующуюся толпу. Казалось, каждый в ней был одержим желанием убить кого-нибудь в пределах досягаемости их кулаков, ножей, копий, мечей и топоров. Кое-как выбравшись наружу, Саймон, пошатываясь, вернулся на корабль, где его радостно встретил скулящий Анубис, и, задраив за собой люк, прополз в лазарет, где перевязал свои многочисленные раны.

На следующий день Саймон отважился выйти наружу. Увидев город, он содрогнулся. Улицы были усеяны трупами и телами раненых. Пожарные все еще тушили пожары, которые начались накануне. Однако все вели себя мирно, поэтому он остановил прохожего и спросил его о вчерашней бойне.

– Это был День Большого Траха, болван, – ответил прохожий и зашагал дальше.

Впрочем, Саймона не слишком задела его грубость. Редко кто из туземцев бывал трезвым в хорошем настроении. А все потому, что тело носителя постоянно подвергалось насилию со стороны предков. Каждый из них норовил за отпущенное им время оттянуться по полной программе. В результате первое, что испытывал предок, когда наступала его очередь, это жуткое похмелье. Длилось оно весь день, отчего он чувствовал себя разбитым и раздражительным, пока ему не подворачивался шанс залить свои страдания спиртным.

Время от времени тело падало без чувств, и тогда пьяные сотрудники скорой помощи увозили его в больницу, где передавали на попечение подвыпивших медсестер и врачей. Бедняга, владевший в тот день телом, годился лишь на то, чтобы лежать в постели, стонать и ругаться. Мысль о том, что он бездарно тратит драгоценнейший день на выздоровление от чужого веселья, лишь усугубляла его страдания.

Так что Космический Странник не удивился грубости прохожего. Он пошел дальше и вскоре встретил сильно перебинтованную, но необычайно любезную женщину.

– Если вернуться на несколько тысяч лет назад, окажется, что у всех одни и те же предки, – сказала она. – Поэтому каждую тысячу лет или около того наступает день, когда один конкретный предок вступает во владение сразу несколькими носителями. Обычно их число невелико, и мы можем легко справиться с этими совпадениями. Но однажды, около пяти тысяч лет назад, Трах, весьма одиозная фигура, родившийся еще в каменном веке, вступил во владение одновременно более чем половиной населения. Поскольку это была личность крайне авторитарная, и жестокая, и, главное, ненавидевшая самого себя, то первый День Траха закончился тем, что четверть людей в мире перебили друг друга.

– А как насчет вчерашнего Дня Траха? – поинтересовался Саймон.

– Треть. На сегодня это рекорд! Почти половина населения получили травмы.

– С точки зрения будущего у этого есть и положительная сторона, – сказал Саймон. – Вы можете оставить большее число детей в живых, если вам нужно восстановить численность населения.

– Самая сладкая кошачья мята растет за уборной, – сказала его собеседница. Это был эквивалент земной поговорки: «Нет худа без добра» или «Даже дурной ветер приносит с собой что-то хорошее».

Саймон решил прервать свой визит. Он улетит уже завтра. Но в тот вечер, листая «Шалтун таймс», он прочел, что через четыре дня во владение телом королевы вступит мудрейшая из женщин. Узнав об этом, Саймон разволновался. Если кто-то и мог сказать ему правду, так только она. При ротации ей полагалось большее число вселений, чем у других, и в ней величайший интеллект соединялся с самым большим жизненным опытом.

Причиной же, почему все знали, что хозяйкой тела станет королева Маргарет, был график ротации. Такой график был разработан для каждого половозрелого шалтунианина. Обычно график вывешивали на стене в уборной, чтобы его можно было изучать, когда больше нечем заняться.

Саймон послал прошение об аудиенции. В иных обстоятельствах ему пришлось бы ждать ответа полгода. Но как единственный инопланетянин на Шалтуне, к тому же снискавший себе славу игрой на банджо, он получил ответ в тот же день. Королева будет рада отобедать с ним. Строгий костюм обязателен.

Нарядившись в парадную форму капитана «Хуанхэ», темно-синий китель, украшенный огромными эполетами, золотой тесьмой, большими медными пуговицами и двадцатью медалями за образцовую службу, Саймон появился у главной двери дворца. Его приветствовал лорд-хранитель королевской кладовой. В сопровождении шестерых гвардейцев он зашагал великолепными мраморными коридорами, до отказа набитыми предметами искусства. В иных обстоятельствах Саймон наверняка бы замедлил шаг, чтобы ближе рассмотреть их. Большая их часть состояла из фаллических штуковин.

Его провели в дверь, с обеих сторон которой застыли на вытяжку по охраннику. Когда Саймон проходил мимо, они поднесли к губам длинные серебряные трубы и задудели в них. Саймон оценил оказанную ему честь, хотя потом еще целую минуту оставался глухим. Когда он остановился в небольшой, но пышно убранной комнате перед большим столом из полированного темного дерева, у него все еще кружилась голова. Кстати, на столе стояли